О нынешних правилах приличия
«Подмосковные вечера» отвечают, казалось бы, неоромантической мечте новых русских о несоциальном, красивом, сюжетном, профессиональном кино. Возражать не приходится.
Какая неслабая идея — и на уровне идеи она мне импонирует: сделать радикальное минималистское кино по мотивам русской классики, высушить ее слезы до сухой страсти, оголить сюжет до архетипа, лишить его мифологических напластований вроде «Тургенева не читают в комсомоле, но, говорят, его любят пионеры» (Виктор Шкловский). Не знаю, были ли у Валерия Тодоровского такие намерения в невинных, хотя ипретенциозных «Подмосковных вечерах». Или он просто любит снимать про любовь. На сей раз решив охладить возрастную импульсивность своего первого фильма, сгруппировать драматургические диспропорции, уменьшить звуковые децибеллы и поставить вместо «папиного» и неряшливого — молодое неупругое кино.
Выбор тона, стиля, брезгливо остраняющего любую агрессивность, потребность текущей действительности. Жест должен быть выверен и неоскорбителен — зря, что ли, рубили окно в Европу, а потом томились за решеткой этого окна. Пришла пора проветривать помещение. Не потому ли иллюзией равновесия чувств Тодоровский микширует в своем фильме роковую историю?
Эту историю он простерилизовал от социально-культурных бактерий, включая пол и характеры, с этим полом идентифицированные. Но ведь это не психологическое, а, видимо, условное кино судить с привычными мерками безвкусно. Мое же недоумение связано не с замыслом, а с качеством вещи. Роман Балаян, ставя, в отличие от Тодоровского, экранизацию Лескова (впрочем, купированную), тоже делал асоциальное кино. И на свой лад остраненно-эстетское. С той очевидной разницей, с какой Павел Лебешев отличается от Сергея Козлова, а «звук Балаяна» — от музыки Десятникова. Только один режиссер стремился сделать фильм индийский, а другой — французский. Соответственно один тяготел к климату жаркому, другой — к атмосфере прохладной. Но это вовсе не определяющий критерий их достоинства. Пусть фильм Тодоровского лишен психологизма или примет конкретного времени — это ведь совершенно необязательные условия полноценности результата. Неважно, что актеры существуют отдельно, в кричащих противоречиях друг с другом — в настоящем условном искусстве я как раз поклонница такой режиссерской задачи. Но при аккуратности, продуманности режиссуры «Подмосковные вечера» оставляют впечатление натужной умозрительной конструкции — плоской, бесплотной. Равно как картинка Ренуара, собранная героями из картонной мозаики, воспроизводит с ремесленной точностью квазиоригинал.
Здесь актеры играют ни хорошо, ни плохо — средне. Ритм не то чтобы не соблюден, но провисает. Неизбежный саспенс, или хотя бы движение в его сторону, обескровлен анемичной материей. Но анемия не становится стилеобразующим свойством фильма. Она — лишь знак приличия, свидетельство принятых сегодня манер поведения в любых, даже выходящих за рамки обыденности ситуациях.
Поверх очевидных эстетических притязаний «Подмосковные вечера» неожиданно — в скандальных проговорках — читаются и как социальных фильм российских «интеллектуалов», сменяющих в своих пристрастиях пошлых «интеллигентов». Любопытно, что знаменитая писательница (Алиса Фрейндлих), финал романа которой с трагического на счастливый хочет переписать ее машинистка, сдержанная, как бы инфернальная Katia Izmailova, пеняет ей в трудную по сюжету минуту, что она ни хрена не понимает в жизни, поскольку «машинистка». А незадачливый сынок романистки (Александр Феклистов) в переломный момент событий — напротив, возмущается тем, что его жена полюбила плотника.
А может, все дело в том, что Машков — не Сидихин, Дапкунайте не Лемпер из «Прорвы» Ивана Дыховичного, чей роман с грузчиком был реальным эстетическим выбором. Непредсказуемой, невыдуманной драмой, обычно возникающей между Женщиной и Мужчиной.
Кстати, мужа главной героини «Прорвы» тоже, как назло, сыграл Александр Феклистов.
