Лунгинлэнд: иди за мной
Познав невероятный каннский успех «Такси-блюза», чудо-мальчик нашего Голливуда Павел Лунгин обрек себя на то, что от него всегда будут ждать потрясений.
Лунгин как красавица
Одна хорошая девушка-кинокритик, посмотрев «Луна-парк», убеждала меня, что Лунгин всю дорогу однозначно намекал на кровосмешение между юношей-героем и героиней Натальи Егоровой. Что это звучит где-то в репликах, что она и есть его мать и так далее. Чтобы развенчать эту версию, понадобился сам Лунгин, компетентно заявивший об отсутствии мотива инцеста и случайности всех совпадений. Почему же хорошей девушке и критику не хватало того, что в «Луна-парке» содержится, почему ей надо было чего-то похлеще, хотя, казалось бы, чего уж хлеще?
Почему же хороший знакомый, на сей раз режиссер, хочет дописать сказку «Аленький цветочек»? Дописать таким образом, что после бракосочетания с прекрасным принцем (бывшее мерзкое чудовище) красавица стала форменной невротичкой, впала в истерику и от принца сбежала. Так как из мазохистских побуждений и от скрытых комплексов полюбила она чудовище, а когда оно «превратилось» — ощутила себя обманутой. А вот Лунгину явно была бы интереснее простодушная героиня, сказочно полюбившая и дождавшаяся прекрасного принца. Так что ясно, что Лунгин в данном случае — чистая красавица, а критик с режиссером — развращенные культурологией чудовища.
Лунгин как Сивка-Бурка
Лунгин по-своему чист душой. Он мыслит категориями дивными, сказочными, бинарно-оппозиционными (добро — зло, верх — низ, сладко… далее по Леви-Строссу). Он взбивает коктейль из двух сказочных сюжетов: а) про незадачливого мальчика, пустившегося в опасные приключения; б) про недалекого и доверчивого человека, заколдованного злой волшебницей, который расколдовывается настоящим чувством.
Поэтому ожидать сложностей, психологизма, прочих аксессуаров серьезного кино и разочаровываться, не дождавшись, тут нечего. Ибо Лунгин пытается сложить сказку со всеми присущими ей чертами. Идея, конечно, не свежая. Действительно, в Америке существует режиссер Дэвид Линч. Это он придумал мастерить сказку-страшилку из материала реального мира, это он снимает неплохое кино, он же состоит в стабильных отношениях со сказочной Изабеллой Росселлини. И вообще он живет неплохо: владеет умами российской критики более, чем умами критики европейской и американской, и явно более, чем он того заслуживает. Итак, идея не свежая. Чего не скажешь о ее исполнении. А исполнение Лунгину удалось.
«Луна-парк» абсолютное вранье. И это вранье очень высокой пробы, поистине сказочное: все знают, что про нашу жизнь и борьбу идей Лунгин врет как сивый мерин, но это вранье обладает неким магнетизмом и верить ему хочется. А также сопереживать мальчику, нашедшему папу, папе, спасаемому мальчиком, герою, освобождающемуся от пут обмана злой волшебницы и т. д. И обаяние и магнетизм этого вранья заключаются как раз в том, что и Лунгин знает, что мы знаем, что он врет. В своем вранье он не Михалков и не Рязанов, ибо не выдвигает никакой новой мифологии, которая всегда толкование мира, а значит -идеология. Он не претендует на власть над умами, у него личная цель, вполне детская — сохранить у взрослых спасительный интерес к себе. У взрослых — то есть у Запада. К себе — то есть к нам, тутошним. Взрослыми считаются также все, кто может не поверить в превращения, путешествия под гусиной гузкой, злую мачеху-волшебницу, в сказку — а значит, кто не желает верить в дивную силу чувств, что тоже из области сказок. В своей детской простоте Лунгин не допускает никакой путаницы: добро — это добро, а зло — это зло. Повторяя порой за взрослыми их ужимки (склонность к психологизму), чистый душой Лунгин не спутает одну часть бинарной оппозиции с другой. Кстати, здесь же, в детской чистоте Лунгина, коренится и объяснение, почему ему вот уж второй фильм подряд не удается тема «мужчина и женщина». Потому что, видимо, она его не интересует. Она, во-первых, требует настоящего психологизма и не входит в жесткую бинарную систему, а во-вторых, вообще из взрослого мира. Так что Лунгин хоть и врет как сивый мерин, на самом деле он сивка-бурка… Ну и вещий каурка.
Лунгин и страна Оз
Вещий, вещий. Он смело обобщает отечественные явления и события до выразительного собирательного образа и настаивает не на общности этого образа с реальным, а на отсутствии реального. Собирательными частными образами — советской архитектуры (здание высотки то ли на Котельнической, то ли на Пресне, то ли у трех вокзалов), советского творца (автора Советской Песни), советского мафиози (закулисного инспиратора действий общественных сил, в данном случае «чистильщиков») — наглядно демонстрирует, что отечественная реальность свободно поддается обобщению и интерпретации вплоть до сказочно-знаковой. А значит — скорее всего, выдуманной, сказочной и является. Причем давно, возможно, с Карамзина. Лунгин предлагает обходиться с категориями России, национальной судьбы и всей этой волнующей умы обоймой как со сказочным образом, как с Россией, которую мы придумали. Над судьбами этой придуманной России и бьются ныне разные люди и движения — если они оперируют понятием «великой страны». А по Лунгину, лучше — отдать себе в этом отчет и выбрать, наконец, где нам жить — в стране Оз (с национальной гордостью, великим прошлым и вообще всем великим) или в реальной, обычной, без особой миссии, бедноватой стране.
