Тайная жизнь Сальвадора Дали
Работа Дали в кино на этом как бы пресекается…
СЕАНС – 6
Но это не так. Он пишет сценарии, лучший из которых, удивительный «Бабауо», продолжает традиции «Андалузского пса». На страницах «Дневника одного гения» он грезит замыслом фильма «Тачка во плоти» с участием Анны Маньяни. В подробном описании этой ленты есть, верно, самый сюрреалистический образ мировой кинодраматургии: «…рассвет на парижской площади Согласия, через которую во всевозможных направлениях будут медленно проезжать на велосипедах две тысячи католических священников, у каждого в руке по плакату с весьма потертым, но вполне различимым изображением Георгия Маленкова». Об увлеченности экраном говорит и обилие его классических работ, где причудливо запечатлены Бунюэль, Мей Уэст, Ширли Темпл, Харпо Маркс, Мерилин Монро…
И — самое интересное: он сам пробовал снимать полулюбительские фильмы. Они, эти обрывочки — легендарны и полуэфемерны, лишь след их можно отыскать в редких киносправочниках — волнующий, как поразивший знаменитого островитянина оттиск босой ступни на морском берегу…
Мы можем лишь гадать, каков был бы «кинематограф Дали», осуществи он свои замыслы — но, кажется, уже можно понять, почему не слишком заладилось его сотрудничество с Хичкоком и Диснеем, пригласившими Дали работать художником-постановщиком. Хичкок с его мистикой бытовой детали и фантазер Дисней — казалось, идеальные фигуры для содружества с Дали. Но в сновидческой ауре фильма Хичкока «Завороженный» прозаичнее всего выглядит сон героя, оформленный Дали, а фильм Диснея «Бедняжка» вообще не вышел на экран.
К экрану его тянула, вероятно, вящая свобода отстранения от личного, лирического начала.
Извечна стратегия рутинной киноиндустрии по приручению гения. Ее смущают неизбежные острые углы его индивидуальности, и она стремится обосновать их, скажем, привычным жанром — вернее, «оправдать», ибо в них подозревает явный криминал. Так, немецких операторов-экспрессионистов в Голливуде впрягали в постановку фильмов ужасов, чтобы игра светотени выражала не бытийную тревогу, а атмосферу козней монстра. Абсурдисты братья Маркс, восхищавшие Эйзенштейна, Хемингуэя, Дали, Арто, Ионеско — сами по себе смущали Голливуд: слишком «непонятен» был юмор — и их фееричные эскапады тупо приснащали к обычным музыкальным комедиям.
Не избежал этого и Дали. Сон для него и есть безусловная реальность: таков шоковый принцип «Андалузского пса». В «Завороженном» сновидческая поэтика Дали «оправдана» тем, что герой и видит сон: философема обращена в драматургическую условность, которая ловко обезвреживает возможный шок — во сне чего не увидишь?
У Диснея поэтика Дали «оправдана» самим видом искусства, мультипликацией. Когда на холстах его мерно шагают слоны на вытянутых комариных лапках — это вызывает дрожь, но когда в фильме Диснея «Дамбо» летает, плеща ушками, слоненок — трюк не дивит и малых детей: в мультике и должны быть чудеса. Веселая черепашка, несущая на панцире знаменитые мягкие часики, и прочие диковинные зверюшки, нарисованные Дали для Диснея — не экстравагантность, а норма для мультфильма: чтобы явить их на экране — не нужно приглашать Дали…
А к экрану его тянула, вероятно, вящая свобода отстранения от личного, лирического начала, как бы окончательно освобождая его провидческий дар.
Читайте также
-
Трепещущая пустота — Заметки о стробоскопическом кино
-
Хоакин Феникс — Мантихора, мифический зверь
-
«Мамзель, я — Жорж!» — Историк кино Борис Лихачев и его пьеса «Гапон»
-
Назад в Хартлиленд — О нашем друге Хэле Хартли
-
Кино снятое, неснятое, нарисованное — О художнике Семене Манделе
-
Бывшие люди — О зомби всерьез