Телевидение без героя
© Руслан Рощупкин / Первый канал
Исследовать второй план в телесериалах и телекино
предоставим телекритике — у нас на повестке дня собственно телевидение. В репортажах и телевизионной
документалке (не путать с документалистикой) необходимой для второго плана глубины, как правило, недостаточно: они предназначены для оперативного и неглубокого бурения действительности. На выходе получается
моментальный снимок: горизонт завален, композиция
плоская, герой на фоне текущих событий. Если за его
спиной и мелькают люди, то так быстро, что толком ничего не разобрать.
Золотая жила для изучения второго плана и его обитателей — постановочные программы. Цикловая студийная передача —
единства. Действие разворачивается последовательно, в одних и тех же декорациях и укладывается в стандартный хронометраж. Сценарий неизменен, создается
все стараниями более или менее постоянной труппы.
Переменные здесь — темы, гости и зрители в студии.
Кто из них герой второго плана? Ведущего, лицо активно действующее, сразу выносим за скобки. По функциям он ближе всего к корифею в аттической драме:
выдает входной речитатив, приветствует новых героев, резюмирует их выступления, напутствует уходящих,
посредничает между героем и студийной публикой —
хором.
Начнем с героев — гостей и экспертов. Можно выделить тут первых и вторых? В этом качестве могут выступать знаменитости и простые смертные. Принято считать, что знаменитости на первом плане для аудитории
предпочтительней. Впрочем, телевидение умеет ваять
героев из любого материала. Взять, например, пресловутый «
на первый план выдвигаются люди откровенно заурядные, со всеми их позевываниями, почесыванием коленки
и непременным «Да ты че?». И созерцание этой серийной
банальности, этого бесконечного шествия персонажей
второго и третьего ряда оказывается настолько гипнотическим, что все научно обоснованные тезисы о звездных предпочтениях телеаудитории идут насмарку.
Не меньшим успехом пользуются шоу-преображения:
когда ТВ делает из золушки принцессу («Снимите это немедленно», СТС; «Модный приговор», Первый), из ее малометражной халупы — милый будуарчик («Квартирный
вопрос», «Дачный ответ», НТВ), сватает пусть не за принца, но за вполне ничего себе с виду мужичка («Давай
поженимся», Первый). Можно вспомнить и
советской передачи «От всей души» (кстати, оригинальный концепт, большая редкость в мире стандартных телеформатов) камера делает статиста героем на час. Или
вот менее затратный вариант: концерт самодеятельности,
нерядовые умения, становясь героями эпизода («Минута
славы», Первый).
Самые характерные примеры того, как легко ТВ меняет местами первый план и второй, обнаруживаются
в
уж как склоняли в девяностых скандальные «Окна» (ТНТ)
и «Мою семью» (РТР), — научившись делать респектабельную мину («Принцип домино», НТВ), прочно оккупировал эфир. К середине нулевых шоу «про жизнь»
сделалось дежурным блюдом всех универсальных телеканалов — от таблоидного «Пусть говорят» на Первом
до социального «ЖКХ» там же.
По сути, житейское ток-шоу — комедия положений,
здесь важен не столько герой, сколько сама коллизия,
будь это супружеская неверность или неисправность
домовой канализации. История на первом плане, а кто
ее разыгрывает, не так важно.
Фотография со съемок телепередачи Жди меня (© Руслан Рощупкин / Первый канал)
Знаменитость логичнее использовать в качестве нетипического героя в типических обстоятельствах —
обстоятельствах — и чем этот герой проще, тем колоритнее должна быть история. Муж в таком случае должен уже не просто изменить, а с братом жены или хотя
бы с несовершеннолетней падчерицей.
Еще один пример смешения планов — когда простых людей в передаче изображают актеры, что надежнее и проще, чем возня с непрофессионалами. Правда,
наличие подставных статистов в житейских
в постановочных судебных передачах типа «Суда присяжных» (НТВ), что понятно: здесь у персонажей служебная
роль, в центре внимания — казус и судебная процедура.
Часто ли телевидение делает рядовых исполнителей
героями на самом деле — в реальности? Регулярное
и длительное присутствие в эфире «
выводило его безымянных обитателей в люди, но это
и подобные ей песенные конкурсы на первый взгляд
сконструированы в виде лифта, поднимающего статистов к вершинам славы. На наших глазах их обучают
брать верхнее ля и держать спину — подъемный механизм как бы обнажен, нам видны все тросы и шестерни,
более того — мы можем участвовать, голосуя за отбор
или отсев конкурсантов. Но это, конечно, имитация: воспитуемые заранее были отобраны курирующим проект
музыкальным продюсером, судьба их от наших голосов
зависит мало, и если перед нами что и обнажено, то маховик раскрутки — регулярный эфир на массовом канале. Но ТВ нечасто запускает этот маховик на полную
мощь, предпочитая эксплуатировать чужую славу, а не
взращивать таланты на своей почве — тут не детский
сад, а конвейер, не до экспериментов.
В ток-шоу и теледискуссиях любят забить героями
второго плана все пространство кадра. Далеко не всем
при этом удается вставить в разговор свое слово, и не
всякое слово переживет монтаж. Так же непринужденно
ТВ обращается со звездами в
демонстрировать эрудицию, готовить, преодолевать полосу препятствий. В передачах «Последний герой», «Жесто кие игры», «Большие гонки», «В
кормят червяками — и они идут на все с покорностью
рядовых необученных. Знаменитости в качестве статистов — тренд, который уловили даже на самом верху.
Например, телевизионное общение Владимира Путина
с народом в последний раз проходило в неожиданном
для такого официального мероприятия формате токшоу — и в качестве массовки трибуны заполняли наши
именитые сограждане.
Фотография со съемок телепередачи Пусть говорят (© Руслан Рощупкин / Первый канал)
Третий план на ТВ отделяет от второго такая же зыбкая граница, как второй от первого. Старинная привилегия зрительской трибуны — задавать гостям вопросы — уходит в прошлое вслед за некогда популярными
телемостами. Слово «телемост» наша страна узнала
вместе с «перестройкой» и «гласностью» — первый
телемост, связавший Ленинград и Сиэтл, состоялся
в 1986 году. Вел его Фил Донахью, который считается
основоположником жанра
океана зрителями дирижировал Владимир Познер, а набирали их для прямого эфира чуть ли не на улице — таково было условие американской стороны. Разговор велся студия на студию, народ на народ, советская трибуна
против американской.
Ток-шоу (тогда его еще трогательно переводили как
«толк-шоу») таким нам и явилось — массовым мероприятием, местом народного толковища о важном. Прямой
эфир, полная до краев студия размером со стадион, трибуны, поделенные на сектора, и чуть ли не в каждом по
ассистенту с микрофоном — чтобы быстрее подносить
его желающим высказаться. Зрителям отводилась не
менее важная роль, чем хору в
Ведущие только уточняли зрительские вопросы, но сами долгих речей не произносили. Как Тамара Максимова
в «Музыкальном ринге» первого издания (1986–1990), где
говорить с героями-музыкантами мог только зал, ведущая же включалась пару раз секунд на тридцать.
Сейчас говорящий зал на ток-шоу — редкость,
и встре чается, в основном, в
В прошлогоднем выпуске «Познера» (Первый), представлявшем Михаила Прохорова в качестве политика, ради
чего формат передачи поменяли, студию заполнила исключительно юная массовка.
В девяностых телевидение увлеклось студийными голосованиями. Голосование — знак, что роль зрителей
в студии изменилась. Право задавать собственные вопросы, пусть и
отвечать, но анонимно, и только на вопрос, поставленный редакцией. Голосование — не только способ вовлечь в действие сидящий в студии народ. Оно придает
передаче серьезный оттенок, делает действо драматически завершенным, как и исполнение эксода, финального
хорового номера в греческой трагедии. Пик моды на студийные плебисциты давно позади, но этот фасон прочно
вошел в обиход. Особенно его любят в программах, которые претендуют на полемическую остроту («Поединок»,
«
По мере развития коммерческого телевидения народ в студии приобретал все более декоративный характер. Как и в греческой драме, хор постепенно терял
свое значение. Зрителей в студии все меньше, камеры
к ним поворачиваются все реже. Их снимают ради перебивок — чтобы подсказать публике по эту сторону
экрана, какую эмоцию ей в данный момент надлежит
испытывать. В передачах юмористических студийные зрители еще вдохновляют самих телешутников, обеспечивая смех и настоящие аплодисменты во время
записи. В некоторых современных передачах («Прожекторперисхилтон», «Вечерний Ур гант», Первый) зрителей в кадре вообще не видно, но их слышно — и это
органичнее, чем торчащая в кадре безмолвная народная трибуна.
Фотография со съемок телепередачи Жить здорово! (© Руслан Рощупкин / Первый канал)
Но чаще народ в студии безмолвствует. Счастливое
исключение — программы о здоровом образе жизни («Жить здорово!», Первый; «О самом главном», «
случая при таких оказиях мало кто полагается — микрофон протягивают не первому встречному зрителю, а лицу, чья реплика предварительно отредактирована и отрепетирована. Микрофонов в прежних количествах не
выдают — трибуна обходится микрофоном ведущего.
Иногда можно наблюдать короткую борьбу между ведущим и гостем — гость пытается ухватиться за этот скипетр, ведущий не отпускает. Элемент непредсказуемости
исключен, некому брякнуть
подстраховаться: если ведущие просят невидимых студийных зрителей задавать вопросы — ради возможности сымпровизировать в ответ, — то и вопросы, и ответы обычно оговорены заранее. Помимо редакторов
и сценаристов в штате обязательно есть своего рода дидаскал — тот, кто заранее объясняет народу в студии,
как себя вести, а во время записи дирижирует зрительскими аплодисментами. На рубеже нулевых на канале
НТВ, наиболее продвинутом тогда в плане телетехнологий, создали даже целый отдел по работе со студийной публикой.
Иногда этот немой хор в студии, как в древнеримском театре, сохраняется исключительно в силу суеверного уважения к традициям предков. Самый красноречивый пример — «Школа зло сло вия» (НТВ), где
зрительскую трибуну из года в год уменьшали, сдвигали вбок и назад, а потом вообще отгородили
полупрозрачной тканью. Известное дело — с изобретением занавеса хору на сцене приходит конец, за ним
трибуна тихо сгинула, и непонятно, зачем она в принципе там была, — ведущие зрителей изначально и последовательно игнорировали. Ни к чему они были Татьяне
Толстой и Авдотье Смирновой, которые способны разогреть друг друга и гостей без посторонней помощи.
Отношение к студийной трибуне некоторым образом отражает отношение ТВ к своему зрителю: оно не
жаждет нас видеть и слышать, но не против того, чтобы
мы маячили на заднем плане.
А кто же все-таки на первом плане? Тот, кто доминирует в кадре, — или тот, кто этот кадр строит? Оператор?
Режиссер? Но над ними ведь тоже тяготеет высшая воля, нечто вроде неумолимого рока античной трагедии.
Вот кто, похоже, определяет место и роль каждого —
и с этой точки зрения все мы персонажи второго плана.
