На площади
Комплексы «старых бойцов» появляются быстро: достаточно двух ночей, проведенных на баррикадах. Особенная нежность к тем, кто был рядом; желание снова и снова возвращаться к событиям мятежа в кругу «своих»; а чужим — рассказывать анекдоты, пряча подальше ужас той ночи со вторника на среду, когда в Москве убивали людей и казалось, что все пропало.
СЕАНС – 5
Труднее всего найти интонацию […] преждевременных «мемуаров». Писать патетически мы не то чтобы разучились — никогда не умели. Ретроспективная ирония оскорбительна.
За трое суток мы пережили больше, чем произошло на самом деле.
Проснуться в полдень на даче, лишенной телефона […] в тихом Зеленогорске. Ощущение полной победы хунты на одном отдельно взятом курорте: междугородние телефоны на почте запечатаны, многочисленные алкогольные точки прикрыты.
Вечером, уже в Ленинграде, согрели душу не только расклеенные через каждые десять метров ельцинские воззвания, но и комический эффект сочетания на одном газетном киоске (метро «Гражданский проспект») двух рукописных объявлений: нового — «На Исаакиевской площади в 17 часов митинг» и старого — «Затачиваю ножи, напильники…». Безобидная частнособственническая инициатива оборачивалась призывом к теракту. Вселяли надежду и превратившиеся в политические митинги толпы-очереди в распивочных на Невском, где в день переворота (вопреки абстинентным призывам путчистов-алкоголиков) к обычному дорогому коньяку прибавилось марочное вино. Богема и работяги одевались, помитинговав, потеплее и шли на площадь.
Благодаря перевороту многие сделали для себя важные открытия. Попов и Беляев обнаружили, что в России есть молодежь. Женщины — что в России есть мужчины. Мужчины балдели от своих подруг, которые на интеллигентные предложения уйти от греха подальше злобно отвечали какую-то возвышенную чушь типа: «Я свободная гражданка свободной страны и делаю, что хочу».
Это был наш собственный май 68-го, и рок-фиеста на Дворцовой была нашим чуть-чуть Вудстоком.
Со ступеней дворца периодически сообщали: войска там-то и там-то, стоят или идут, все под контролем, пока можете не нервничать. «Пока» звучало особенно зловеще. Логическим продолжением стало бы столь же спокойное сообщение: «А теперь нервничайте». Обошлось.
…Митинг 20-го августа на Дворцовой.
Политика, как ни странно, была ни при чем. Нам не казалось, что мы участвуем в политической борьбе: акт личной воли, чистая экзистенция, нежелание подчиняться каким-то козлам.
А после митинга — новый перепад настроения: мерзкий вечер, комендантский час в Москве и та самая ночь.
…Кто-то из рок-музыкантов подъехал на машине, расписанной «Я люблю ГАИ» и «Павлов — козел».
Люди встречали на площади друзей и удивлялись, что эти домашние индивидуалисты, наплевавшие на все, и очень давно — пришли. […] Это был наш собственный май 68-го, и рок-фиеста на Дворцовой была нашим чуть-чуть Вудстоком. Город был взят нами, и милиции прощались все обиды, от сотворения мира до 19 августа.
Вместо героев сопротивления «Радио Балтики» и «Открытого города» — «Европа плюс».
Кажется, на баррикадах перебывал весь питерский авангард. Тимур Новиков явился, тяжело опираясь на нечто, казавшееся в сумерках тростью, в сопровождении непривычно обычного Монро.
Абстракционист Валерий Шалабин (телевизора не имеет, газет не читает, к телефону не подходит) сидел дана в полном неведении, писал абстрактную картину и слушал «Европу плюс». Когда радио обратилось к мужчинам, он засунул в карман молоток, позвонил знакомому джазмену, и уже через час его лохматая физиономия украшала собой площадь. Митек Леша Мишин баррикаду, говорят, не строил, потому что, готовясь к гибели, пришел на площадь при полном параде, чуть ли не во фраке. […] Африка, Георгий Гурьянов, Курехин […], Виктор Тихомиров и Андрей Белле […], Володя Масков из экс-группы «Ли», синефил Генералов — это только те, кого броуновское движение на ночной площади выталкивало к нам. Когда под утро сказали, что можно расслабиться — танки покидали центр Москвы, — возможным оказалось и переменить волну радиоприемников. Вместо героев сопротивления «Радио Балтики» и «Открытого города» — «Европа плюс».
Под гаснущими фонарями, над утренней площадью, заполненной обалдевшими людьми, — Армстронг…
…Наверное, в такие дни обостряются чувства. Во всяком случае два самых сильных впечатления — не митинг, не лозунги, не голос на грани слез девушки-корреспондентки из Белого дома, а мокрая теплая трава в сквере на площади: об нее вытирали руки, испачканные о бока троллейбусов, которыми перегородили подходы.
И — странный шум, отдаленно похожий на бой стекла, раздавшийся, когда наклонили, но еще не опрокинули (баррикада на улице Герцена) киоск «Мороженое». Это хлынула за секунду до падения вода, накопившаяся на крыше киоска за время августовских ливней.
