«Циники» Дмитрия Месхиева
Высоколобые киники древнегреческой пробы — ученики славного мужа Антисфена — презирали уют и роскошь, проповедовали суровый аскетизм и всем чертогам мира предпочитали свободу и уединение в глиняных бочках.
Кабинетные российские циники двадцатых годов двадцатого века надеялись укрыться от стужи революционного Петрограда в хрупких башнях из слоновой кости.
В тиши фамильной библиотеки, куда не долетают зычные призывы к массовому террору — листать старинные фолианты, не ведающие о диктатуре пролетариата…
В благородном обществе пожелтевших, фотографий, невозмутимо взирающих с запыленных полок — разыгрывать для самого себя спектакль надменного безразличия…
Тщетно. Возведенные башни оказались слишком ненадежным прибежищем, а удел их высокомерных обитателей — слишком незавидным…
Фотография С. Кацева
… Чеканной революционной поступью прогрохочет под окнами циничная эпоха и в следующее мгновение с наглой ухмылкой шагнет через порог нетопленой и голодной квартиры молодого историка Владимира. Бесцеремонно опрокинет бутафорские декорации и вышвырнет его вон с увесистым фолиантом за пазухой. Да еще припугнет чумазыми беспризорниками, едва не сорвавшими по дороге шапку…
По дороге из библиотеки — на барахолку.
Потертый кожаный переплет, некогда золотой обрез и бессмысленно затейливый экслибрис — какую семейную реликвию понесет с отчаяния Владимир менять на хлеб и сало?
Что, впрочем, за разница? Бесславен финал разыгранного им спектакля, но спектакль этот — невинная увертюра к трагическому действу, в котором ему предназначено сыграть свою роль. Там, на барахолке — в сутолоке мордастых торговок, небритых революционных матросов, опустившихся царских генералов и нищенок с мутными глазами, там, куда шальные революционные вихри нанесли-намели ворох отсыревшей махорки, пережаренных пирожков, дырявых сапог и обрывков судеб — выхватит его из пестрой толпы Ольга и в тот же миг вовлечет в безумный спектакль своей отчаянной жизни. В неистовый танец на руинах растерзанной библиотеки. В сумасшедшую пляску на барахолке истории — с бесстрастным взглядом, привкусом пьяной вишни на губах и предчувствием финала.
Сюжет этого трагифарса известен ей заранее. Легко выйдет замуж за Владимира. Столь же легко бросит влюбленного мужа ради его старшего брата большевика Сергея и революции, которую ненавидит и которой очарована. Вскоре Сергей по законам военного времени расстреляет ее младшего брата Гогу, бежавшего в белую армию к генералу Алексееву. Самого Сергея тяжело контузит на донском фронте. Покинув его, Ольга от скуки пойдет на содержание к нэпману с лоснящимися щеками, тугим кошельком и темным прошлым. А когда его арестуют — выстрелит в себя.
Поставит точку в спектакле, фабула которого впору жестокой мелодраме, если бы не циничная насмешка над всем и вся.
Над опереточными строителями новой жизни, что хрипло грозят красным террором, разгуливая по наспех сколоченным подмосткам…
Над медальным профилем хмурого большевика Сергея, что так пошло рифмуется с гипсовым профилем героя французской революции, памятник которому поспешили воздвигнуть Советы — наряду с монументами Брута, Гоголя и Бабефа…
Над незадачливым миллионщиком Докучаевым, арест которого не более чем сюжет для учебного фильма о задержании особо опасного преступника: дрожит разбитая камера в замерзших руках, суетятся неопытные статисты, рвется оцарапанная пленка…
Над обманутым Владимиром, что кружит в отчаянии по Сенатской площади — бледной тенью несчастного Евгения из «Медного всадника»…
Над собой. Последний долгий взгляд в зеркало — за мгновение до выстрела. Гримаса отвращения.
Фотография С. Кацева
Все — дешевый балаган. Все — вертепный театр. А может быть, все — лишь морок? Привиделось голодному питерскому историку по дороге на барахолку? Или — в книжную лавку, куда он заглянет из любопытства, но ничего не купит — подняв воротник, выйдет на мороз Невского.
— Дяденька, — окликнет его один из тех беспризорников, что некогда пытались сорвать с него шапку. — Дай монетку — не то в рожу плюну. А у меня — сифилис.
Кстати, отец Диогена из Синапа был монетным менялой. К тому же — нечистым на руку. За что и поплатился. А его прожженный циник-сын прославился тем, что однажды пришел в роскошное жилище и плюнул в рожу хозяину, объясняя свой поступок тем, что гаже места не нашлось…
Свой заслуженный пятачок чумазый питерский циник получил.
Автор сценария — В. Тодоровааш
Режиссер-постановщик — Д. Месхиев
Оператор-постановщик — Ю. Шайгарданов
Художник-постановщик — В. Южаков
Композитор — В. Голутвин
Звукооператор — Г. Беленький
В главных ролях: И. Дапкунайте, А. Ильин, В. Павлов, Ю. Беляев, И. Розанова, С. Баталов
Киностудия «Диапазон» киноассоциации «Ленфильм» совместно с ГПТО «Подмосковье»
1991 год, 35 мм, цветной, 105 мин.
Читайте также
-
Дело было в Пенькове — «Эммануэль» Одри Диван
-
Mostbet giris: Asan ve suretli qeydiyyat
-
Лица, маски — К новому изданию «Фотогении» Луи Деллюка
-
Высшие формы — «Книга травы» Камилы Фасхутдиновой и Марии Морозовой
-
Школа: «Нос, или Заговор не таких» Андрея Хржановского — Раёк Райка в Райке, Райком — и о Райке
-
Амит Дутта в «Гараже» — «Послание к человеку» в Москве