Театр оргий и мистерий.
Принцендорф-на-Цайе
СЕАНС – 47/48
Таким я вижу Германа Нитча в своих снах: облачившись в черную мантию, он стоит, широко расставив ноги, на крыше замка Принцендорф; его руки воздеты вверх так, будто он любовно обнимает всю вселенную и дирижирует невидимым звездным хором. Снизу из двора замка ему вторят духовой и шумовой оркестры леса и винных угодий, трубы и тромбоны которых могли бы звучать под стенами Иерихона и Фив, силой музыки сдвигая с места камни. Все это сопровождается блеянием из стойла и пьяными песнопениями, доносящимися из подвальных помещений.
Виланд Шмидт
Ответить на вопрос, возможен ли новый Байройт в ХХ веке, а тем более после Второй мировой войны, не так просто. Конечно, немцы ездят на вагнеровский фестиваль и смотрят постановки вагнеровских опер в старом театре; но как концепт Байройт на территории современной Германии невозможен. А как театр нового искусства, как храм искусства и служения культу Gesamtkunstwerk он уже существует. Речь идет о замке Принцендорф-на-Цайе и Театре оргий и мистерий, которым руководит Герман Нитч.
Замок Принцендорф — один из барочных замков XVII–XVIII веков. Если бы не нынешний владелец, чье имя постоянно будоражит искусствоведов, общественных деятелей и защитников животных, никто так никогда и не узнал бы, что где-то в Нижней Австрии, на самой границе с Чехией, есть этот скромный, но по-своему очаровательный архитектурный комплекс. Первый проект замка был выполнен в 1730 году. Его авторами были архитекторы Франц Янггл и Франц Антон Пилграм, а заказчиком — католический камальдульский орден. Из-за финансовых проблем строительство замка было закончено лишь в 1750 году. Во время Второй мировой Принцендорф был серьезно поврежден — на восточной границе Австрии шли тяжелые бои. После войны замок долгое время стоял в полуразрушенном состоянии. В 1971 году, после двухлетних переговоров, католическая Церковь, в ведомстве которой на- ходился замок, продала его Беате Нитч, второй супруге художника. Беате купила его с единственной целью: превратить в сценическую площадку для представлений и акций своего мужа Германа. Ремонт длился два года. В 1973 году в Принцендорфе состоялось торжественное открытие Театра оргий и мистерий, которое длилось двенадцать часов.
Но почему именно Принцендорф?
«Я увидел замок и сразу понял: вот где будет мой Театр. Мне было ясно, что ни один архитектор не смог бы построить более подходящее здание для моих акций, чем это», — вот лишь одно из многих высказываний маэстро Германа Нитча о его любимом детище. Приобретение замка стало одним из важнейших событий в его жизни: отныне у него было пространство для задуманного им масштабного действа. Ровно сорок лет Нитч владеет этим замком и ровно столько же замок служит площадкой для его мистерий, акций и пьес. Самая главная из них (сотая по счету) — «Шестидневная пьеса» о сотворении мира, которая действительно длилась шесть дней, — состоялась в 1998 году. Пятьсот статистов, сотня музыкантов, колокола, синтезаторы, симфонический оркестр, три забитых и освежеванных быка, литры крови, розы, танк (!). Еще один подобный праздник семидесятитрехлетний художник планирует закатить в 2013 году.
Герман Нитч родился через год после аншлюса, в 1938-м. В 1944-м его отец погиб на фронте. Потеряв мужа, пережив бомбежки и голод, мать будущего художника сосредоточила все внимание на ребенке. После войны мать и сын жили в крайне стесненных условиях, в маленькой квартирке с одной кроватью. От рождения у мальчика одна нога была короче другой, он хромал. Но в целом рос здоровым и избалованным ребенком. Однако забота, которой окружила Германа мать, по его словам, порой приобретала деспотический характер. Например, мать внушила мальчику, что езда на велосипеде вызывает сердечную недостаточность. Дело кончилось тем, что во время одной из велосипедных прогулок, которыми Герман страстно увлекался, ему действительно стало плохо с сердцем. С велосипедом пришлось распрощаться.
Кроме матери воспитанием Германа занимались дедушка и бабушка. Дед, человек светский и прогрессивно мыслящий, придерживался атеистических взглядов. Именно он разглядел во внуке талант и поддержал его в стремлении получить художественное образование. Бабушка же, наоборот, была крайне религиозной. От нее мальчик унаследовал интерес к религии — церковным обрядам и таинствам. Кстати, именно с бабушкой связаны первые впечатления Германа о Принцендорфе. С ней он провел много времени в окрестностях замка и уже тогда почувствовал желание стать его полновластным хозяином.
Первым наставником Нитча в области изобразительных искусств стал скульптор Карл Нишлаг. Он увлекался антропософией и познакомил с ней Нитча. В своих художественных предпочтениях Нишлаг не шел дальше Эгона Шиле и к проявлениям современного искусства относился крайне негативно. Эту нелюбовь и даже своего рода презрение в то время разделял и Нитч, что, впрочем, не помешало ему впоследствии стать одним из самых радикальных современных художников.
Но сначала Нитч ставил перед собой совершенно другие цели. В 1953 году он поступил на отделение графики Школы прикладных искусств и стал частым посетителем Художественно-исторического музея. Особенно сильное впечатление на молодого художника произвели полотна Рембрандта, Тициана и Эль Греко. А в Австрийской галерее Бельведера он увидел совсем другую живопись: Климта, Мунка, Кокошку. Нитч до сих пор говорит, что именно венская экспрессивно-эротическая традиция помогла ему осознать свою художественную миссию.
Первые картины — на тему Страстей Христовых — Нитч написал в 1954 году. Через три года он отправился в Зальцбург, в Летнюю художественную академию, которой руководил Оскар Кокошка. Денег у Нитча не было, так что в академии он пробыл всего неделю. Но именно эта поездка натолкнула его на мысль о создании Театра оргий и мистерий. Также на Нитча, безусловно, повлияли идеи Вагнера о новом искусстве и театре. Нитч задался вопросом: если возможно написать шестичасовую оперу, то почему бы не осуществить шестидневную театральную постановку? Почитатель греческой трагедии, Тракля и старых мастеров, Нитч жаждал соединить все это в одном действе:
«Я пытался написать драму, которая рассказала бы историю человечества. Но моя задача заключалась не в том, чтобы показать последовательность исторических событий — войны, борьбу за власть, цареубийства, — а историю развития нашей души, нашего сознания. Ведь душа многослойна, как складчатая порода»
В 1958 году Нитч закончил учебу, выполнив в качестве дипломного проекта оформление переплета Библии по картине Герберта Бёкля. Став графическим дизайнером в Венском музее техники, Нитч обзавелся собственной мастерской. В это же время он начал писать лирические драмы, две из которых — «Обретение Иерусалима» и «Царь Эдип» — в переработанном виде были изданы значительно позже — в 1976 и 1986 годах.
В 1962-м Нитч провел в Вене свою первую акцию. А уже во втором перформансе он использовал кровь забитого и распятого им ягненка, что вызвало у общественности настоящий шок. Это, однако, было только начало: потом будет не только кровь, но и экскременты, членовредительство, оскопление. Еще через год полиция прервала третью акцию — «Фестиваль психофизического натурализма», — а устроившие ее Нитч и Отто Мюль были приговорены к двум неделям ареста и общественно-исправительным работам. После нескольких неудачных попыток запечатлеть акции на камеру Нитч полностью отказался от видеодокументации, сочтя ее малоэффективной и не передающей суть происходящего. В течение четырех лет он провел девятнадцать акций, за последнюю из которых — в Galerie Dvorak — снова получил пять дней ареста. В 1967 году, после того, как ему на полгода запретили заниматься художественной деятельностью, предъявив обвинение в оскорблении чувств верующих, Нитч уехал в Германию. В последующие три года он с большим успехом проводил акции в городах Европы и США.
Барочный замок, особенно замок католического ордена, — это замкнутая структура, модель мироздания, как бы повторяющая в миниатюре божественный мир и небесный Иерусалим. Устав камальдульского ордена, для которого был возведен Принцендорф, был очень строг, что не могло не отразиться и на самой архитектуре. Здание покрыто высокой четырехскатной крышей, имеет два боковых ризалита и два небольших боковых крыла. Хозяйственные пристройки, скругленные по углам, замыкают большой квадратный внутренний двор. Главный фасад обращен на север, перед ним — большой приусадебный сад, через который проходит аллея, ведущая ко входу в замок.
В 1971 году Принцендорф купила Беате Нитч. Это был ее подарок мужу, о котором тот мечтал всю жизнь. Беате всегда была страстной почитательницей таланта художника-бунтаря. Она также вела все его финансовые дела, организовала для него несколько выставок в Америке и издала его первую книгу. В 1977 году Беате погибла в автокатастрофе под Ульмом. В память о ней Нитч написал «Реквием. Моей супруге Беате. Музыка для 56-й Акции».
Переговоры о покупке замка начались в 1969 году. Тогда же Нитч начал делать наброски литографий из цикла «Архитектурные эскизы Театра оргий и мистерий и литературные комментарии к ним». Художник мечтал перестроить замок, чтобы создать под ним пространство, на семь уровней уходящее под землю. А литографии, над которыми он работал, служили своего рода иллюстрациями его архитектурных фантазий о подземном царстве.
В манифесте Нитча, написанном еще в 1962 году, говорится:
«Возведение Театра оргий и мистерий в винных угодьях Принцендорфа-на-Цайе должно стать для всех первоочередной задачей. Все государственные театры должны быть закрыты, а все государственные средства должны быть переданы на строительство Театра оргий и мистерий. Мой театр — это не утопия, его строительство можно легко ускорить в шесть раз, если перестать выбрасывать деньги на зарплаты чиновников»
Архитектура Театра оргий и мистерий
Театр оргий и мистерий будет построен в Принцендорфе-на-Цайе, в винных угодьях Нижней Австрии. Виноградники, фруктовые сады, луга, поля, а также винные погреба замка Принцендорф, наполненные бочонками с вином, прекрасно подходят для акций Театра оргий и мистерий. Виноградные угодья просто идеальны для моей работы. Все окрестности замка станут площадкой для Театра, а его главной сценой — Принцендорф.
1969
Подземная архитектура
Я больше видеть не могу никакой современной архитектуры, она наводит на меня тоску и вызывает отвращение. Положение вещей в нашем обществе настолько дерьмовое, что даже самые простые, утилитарные постройки — чудовищное уродство. Чтобы больше не обезображивать наш мир гадкими современными домишками, я решил строить свой театр под землей — на сегодняшний день это единственно возможный способ строительства. Под землей достаточно места.
1969
Акционизм и архитектура
В 1965 году я начал проектировать пространство, необходимое для постановки моей «Шестидневной пьесы». Я планирую построить подземный театр. Внутриутробная темнота подземных ходов и помещений обладает огромной притягательной силой. Создавая эскизы для будущего театра, я стал замечать, что существует тесная взаимосвязь между акциями и архитектурой. Определенные акции требуют определенного убранства, и наоборот — определенные пространства требуют определенных акций. Архи тектоническая часть моего театрального проекта еще не завершена. Я постоянно работаю над ней. В процессе рисования я придумываю новые акции. Я рисую чертежи подземных помещений и проходов. Все выкопанные в земле или высеченные в горной породе проходы и помещения должны оставаться неоштукатуренными и неокрашенными.
1976
Эстетика архитектурных чертежей для Театра оргий и мистерий
Многие мои архитектурные проекты далеки от практической реализации, — прежде всего потому, что стоят очень дорого. Но это не главное: чертежи и рисунки для меня самоценны. Работая над ними, я думаю о нереализованных проектах Микеланджело, Леонардо, Палладио, архитекторов барокко — и так вплоть до Отто Вагнера. Мои акции подразумевают экстремальную чувственную насыщенность. Органические жидкости, кровь и внутренние органы постоянно используются в моих перформансах. Именно поэтому органические формы и растительные мотивы то и дело возникают в моих рисунках. В этом архитектурном буйстве должны быть представлены абсолютно все этапы развития природы и человека.
1976
Сегодня Герман Нитч — пожилой, улыбчивый старичок небольшого роста, этакий увалень и добряк, страдающий одышкой. Пухлые короткие руки, толстые, мягкие пальцы и круглые кулаки. Роскошная белая борода, ниспадающая на внушительный живот.
Улыбающийся монах с этикеток дешевого немецкого вина. В молодости он не был таким симпатичным: крепко сбитый, угрюмый и злобный, большая приплюснутая голова, сжатые тонкие губы на широком лице. В нынешнем Нитче — весельчаке, похожем на Бобового короля с картины Йорданса, — трудно заподозрить кровавого оргиаста. Это, скорее, Санта-Клаус, переодетый в элегантный черный костюм и шляпу с широкими полями. Мне довелось сопровождать Нитча в экскурсии по Эрмитажу. Утомившись, Нитч присел на стул смотрителя в зале Рембрандта и погрузился в сон. Вокруг него немедленно собралась толпа туристов из Азии. Они по очереди фотографировались рядом с ним — не потому, что признали в нем знаменитого художника, а исключительно из-за его колоритной внешности (некоторые имитировали рождественскую сценку, делая вид, что присаживаются к нему на колени). Проснувшись, Нитч нисколько не рассердился: вопреки всем ожиданиям он не прогнал варваров в ярости, а, напротив, с приветливой улыбкой стал приглашать назойливых туристов сесть к себе на колени и веселился как ребенок.
Так сегодня выглядит Нитч, достигший, кажется, уже всего — или всего того, чего необходимо достичь истинному австрийцу. Ему абсолютно все равно, о чем судачат за его спиной: мнение большинства его никогда не волновало. Единственным исключением из свиты Нитча: галеристов, адептов, фанатов и расчетливых учеников — является его третья супруга, итальянка Рита, с которой он познакомился в 1985 году. Она относится к нему с иронией и не слишком восторгается его произведениями. Для нее он муж Нитч, забавный грузный недотепа. Супружескую пару часто сопровождают многочисленные родственники Риты: для них Нитч — глава клана, энергичный тамада семейных застолий.
В Нитче можно видеть наставника или пророка, хулигана или ниспровергателя общественных норм, небесталанного спекулянта или, наконец, художника холста и кисти — в самом традиционном смысле этого слова. В его туманных обещаниях нет конкретики, но есть мистика или, точнее, мутная мистическая суспензия, замешанная на бычьей крови. Секуляризируя сакральные смыслы — декорируя алтарь хирургическими инструментами, — Нитч ведет себя как проказливый доктор Фауст, перенесший стол патологонатома на сцену государственного театра. Ему верят, но кто? Молодые люди, мистики, домохозяйки и неаполитанцы.
После войны с ним поиграли американцы — Нитч улучил момент и воспользовался случаем. Прочитав в журнальных статьях 1959 года о новых американских художниках вроде Поллока, картины которых были выставлены на второй Документе, он решил приспособить заморскую манеру под себя. Это сыграло на руку американским культур-идеологам, особенно в контексте так называемой денацификации Германии. Родину Нитча — Австрию — этот процесс коснулся в меньшей степени, так как американские обыватели воспринимали ее наряду с другими странами Восточной Европы как жертву немецко-фашистской оккупации. (Яркий пример — послевоенный музыкальный фильм «Звуки музыки», по которому американцы до сих пор судят о событиях в Австрии накануне войны.) На самом же деле австрийское общество было куда более консервативным и религиозным, чем немецкое; в Австрии акции Нитча были расценены как уголовные преступления. Так Нитч стал идеологическим орудием в руках тех, кто продвигал новое чувство жизни в старой Европе: им можно было манипулировать и использовать его в своих целях. Однако время расставило все по своим местам: сейчас Нитч кажется чуть ли не самым консервативным архаистом Старого света.
Читайте также
-
Между блогингом и буллингом — Саша Кармаева о фильме «Хуже всех»
-
Школа: «Теснота» Кантемира Балагова — Области тесноты
-
Зачем смотреть на ножку — «Анора» Шона Бейкера
-
Отборные дети, усталые взрослые — «Каникулы» Анны Кузнецовой
-
Хоакин Феникс — Мантихора, мифический зверь
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»