«Шультес», во-первых, возвращает нашему кино подлинную киногению: изображение у Бакурадзе важнее всего остального, включая сюжет и драматургию. Во-вторых, он возвращает киногению, пластичность и ритмическую протяженность нашему изуродованному, «антикинематографическому» пространству, причем делает это без педали. Именно по «Шультесу» впоследствии будут судить о том, как выглядела Москва нулевых. Среди прочего в картине визуализировано давно назревшее ощущение, что этот перенаселенный, перестраиваемый, отрицающий собственную историю город-муравейник и город-молох ближе к Китаю, чем к Европе. В-третьих, сюжет с амнезией точно описывает «ситуацию зависания», в которую, как в ловушку, то и дело попадает житель мегаполиса, чей опыт не накапливается и оттого все время повторяется, не рождая при этом ощущения повтора.
Читайте также
-
Смерть с идиотом — «Метод исключения» Пак Чхан-ука
-
Тело, смерть и отпечатки воспоминаний — «Звук падения» Маши Шилински
-
Понять все, что есть — «Сны поездов» Клинта Бентли
-
Опять не смешно — «Бегущий человек» Эдгара Райта
-
Просто Бонхёффер
-
«Мне теперь не суждено к нему вернуться...» — Разговор с Александром Сокуровым