Между миром и войной
Немолодая женщина едет в Чечню проведать внука-офицера, который, как в сказке, семь лет на войне пропадал. За три дня в прифронтовой полосе она силится уяснить, что это за война такая — расположилась посреди России, всем поперек горла: и местному населению, и солдатикам безусым? И никак ведь ее не сдвинуть… Александр Николаевич едет в Чечню (не в какую-нибудь там безопасную Осетию или Кабардино-Балкарию) — целый месяц в прифронтовой полосе кино снимать, а заодно понять: что это за война такая…
Итак, путешествие на войну предпринято затем, чтобы взглянуть в глаза войне. Как устроена? Зачем? Война пахнет пылью и псиной и не имеет конца. «Долго воюете, — упрекнет Александра внука, — привыкли уже».
Первой всплывает параллель с фильмом Резо Чхеидзе, в котором Отец разыскивал сына; весь фронт пропахал, став Отцом всех солдат. В «Александре», используя царственную пластику, «особенную стать» Галины Вишневской, Сокуров (при показательном отсутствии грима) воссоздает на экране скульптурный эпический портрет.
Александра Николаевна — бабушка не одного воина, она Бабушка всех солдат (подобный масштаб был по плечу только Нонне Мордюковой). Еще шире: Родина-мать. Она относится по-матерински и к российским солдатикам, и к чеченскому пареньку, мечтающему навестить Петербург и Мекку.
«Родина-мать» чутким дозором обходит владенья свои, примечая: неладное творится в душах барахтающихся в трясине между миром и войной.
Люди нечеловечески устали. Им тяжко, горестно, бесприютно. И чеченским женщинам в расстрелянных, разворованных домах. И солдатикам в убогом быту военной части. И чеченским их сверстникам, лишенным будущего. Тяжко, горестно, бесприютно, — всем без исключения, разделенным КПП и колючей проволокой с табличкой «Опасно! Мины».
Не спрашивая позволения, Александра Николаевна проходит сквозь пропускной пункт, через заминированное поле (кто посмеет остановить Мать: постовой? мина?), наведывается на станционный рынок, знакомится с местными женщинами. Местные примут сердечно, будут провожать с войны домой, как сестры.
Сокуров микширует взрывной темперамент Вишневской, умело дирижируя ее повелительным нравом. Властная в семье, она и здесь — не идет, а шествует, не просит, а наказывает. Хоть и стареющая («Тело состарилось, душа готова жить еще одну жизнь»), но королева. Неумытые, неухоженые служивые, оторванные от дома, семенят за ней, послушно исполняют приказы, терпят ворчливость, кормят, натурально — носят на руках, заплетают ей косу.
«Александра» очаровывает и разочаровывает одновременно.
Шестнадцатый игровой фильм Александра Сокурова кажется мне самым личным его высказыванием. С камерой оператора Александра Бурова пасмурное изображение обретает графическую конкретность. Здесь нет места стрельбе, но ощущение тлеющей войны изнуряющим зноем веет с экрана. Здесь важны не столько приметы, сколько состояние войны, нависшей над всеми персонажами, над гарнизоном, над городом.
Но в образной системе «Александры» нет места детально выписанным характерам. Герои лишены биографий. Они- функции в зеркальном отражении. Русская женщина и ее внук — с одной стороны КПП, ее названая сестра, чеченская женщина Малика (Раиса Гичаева), и юный чеченец — по другую сторону. Автор демонстрирует аскетизм визуального самоограничения (за исключением пафосного кадра: Вишневская на бронетранспортере на фоне серого неба). Но «скорбное бесчувствие» экрана, абстрактный анализ противостояния Войны и Мира не вызывает в зрителе сочувствия (к героям) и стыда (за эту войну), — во всяком случае, не вызывает в той мере, в какой мог бы вызывать.
Вопросы Сокуров ставит самые наболевшие. В ответах с дипломатической виртуозностью огибает, сглаживает острейшие углы. Чеченскому «внуку», бросившему сквозь зубы: «Отпустите нас. Мы устали», Бабушка всех солдат ответит: «Эх, мальчик, если бы все было так просто». Вот ключевая фраза фильма, вскрывающая гуттаперчавость конструкции. Каждый зритель волен поворачивать смысловой ключик в удобном для него направлении. В фильме немало подобных фраз-шифров, которые можно разматывать в полярных прочтениях.
Камерная пацифистская картина сделана с такой выверенной корректностью, что поневоле ожидаешь хоть какого-нибудь нарушения конвенций. За кадром остаются и причины войны, и ее зачинщики, и моральная дилемма, стоящая перед каждым солдатом… И на зачистку бойцы «невидимого» в фильме фронта уходят за кадром.
Это кино не про страдающих, ошибающихся, сомневающихся людей. Оно про вечное. А от слова «вечность», как известно, веет холодом.
Хотя, знаете, сильная вещь — контекст. После демонстрации фильма «12» с его экстатическим морализаторством аскетическая «Александра» неожиданно заиграла новыми красками. Как тусклый жемчуг в бабушкиной шкатулке, выглянувший из-под сверкающего бижу.
