Черепаха? Я вообще черепах люблю, у них очень мягкое тело. Внутри «Панциря», который так сложно разбить — пустота. Панцирь — защитное поле, саркофаг. Гроб на колесиках.
Первобытные люди дрались за свое существование, но тех людей больше нет, а этим — пожевать травки и зимой в спячку впасть.
«Люди Панциря» — мертвые. Отупевшие, не испытывающие никаких эмоций. Им остаются только оттяжки но ведь долгая память хуже, чем сифилис, особенно в узком кругу. Как танцы на Думе: человек пришел на крышу либо упасть вниз, либо взлететь — но просто спускается обратно.
И даже милиционер — единственный из них, сумевший понять, что уже пережил все это — даже он, хоть и пытается играть сильного, но не находит ничего нового. И себя не находит.
А финал — это драка динозавров. Дрались-дрались — и вымерли. И неважно, кто кого. Потому что через какую-то единицу времени вымрут все.
Читайте также
-
«Либо сказка, либо 1990-e»
-
Да поможет нам Бог — «Мелочи жизни» Тима Милантса
-
Перспектива — Фрагмент книги «Три кита операторского искусства» Левана Пааташвили
-
С регулярностью приливов и отливов
-
Ускользая в отсутствие — «Жар‑птица» и «Надо снимать фильмы о любви»
-
Высшие формы — «Омичка» Лизы Скворцовой