Алексей Тарханов
Алексей Тарханов

“Новая культура” в “Ракурсе” “Новой критики”


Каждое новое поколение склонно считать себя первым и единственным. Каждый раз находится художественная группа, которая объявляет свое искусство абсолютно новым. Верить в принципе не обязательно.

В начале 80-х на сцену вышло новое поколение, Для существования культуры, условно говоря «новой» непременно требовалась культура, условно говоря, «старая», в полемике с которой можно было бы развиваться и определять свои особенности.

Полемика с ортодоксальным реализмом (который, огрызаясь уходил со сцены) в какой-то момент потеряла свою остроту. Она казалась ненужной и не вызывалась более интересами самозащиты, потому что реалисты уже не нападали в открытую.

Отныне куда проще было делать вид, что соцреализма нет, потому что его не было никогда. «Новая культура» не связывалась с «реалистами». Против всяких ожиданий, полемика велась не с противниками, но с людьми по духу близкими — с либеральной художественной культурой: с «суровым стилем» 60-х и «карнавальностью» 70-х. К концу 70-х — началу 80-х это были самые влиятельные среди официальных художественных течений, которые, кстати, балансировали иногда на грани официального и неофициального. Тем не менее, «новая критика» оказалась признать это искусство своим, по-именовав его с некоторой снисходительностью «разрешенным искусством». Меж тем, у этих юлений были свои критики, разделившие общую судьбу, вместе с художниками пережившие первые неудачи и в свой срок добившиеся успехов. Среди них были очень хорошие критики, но не они определяли общий уровень.

Состояние критики как искусства было достаточно печальным. У искусствоведа была служебная роль: он должен был написать статью в газету в день открытия выставки и статью в журнал в день ее закрытия. Понятия «влиятельный критик» не существовало. Вернее, если критик считался влиятельным, это вовсе не означало, что он умеет писать статьи. Это означало, скорее, что он имеет влиятельных друзей, либо сам занимает некий ответственный пост в системе художественной бюрократии.

Новая культура не желала связываться с традиционными страктурами, уничтожить их или заместить — новая критика стала развиваться рядом и параллельно, что выглядело едва ли не вызовом.

Две причины способствовали возникновению новой критики.

Во-первых, в критике также происходила смена поколений. Поскольку журналы по искусству не зависели от подписки и финансового успеха, они не могли закрыться и исчезнуть. Их чем-то надо было наполнять.

Во-вторых, еще совсем недавно неофициальное искусство было сперва под гласным, а потом и под негласным запретом. В итоге у нового поколения оказалась в монопольном владении некая собственная территория — до поры до времени никто из критиков старшего поколения не осмеливался на нее вступить.

Кроме того, даже самые прогрессивные из этих критиков готовы были принять политическое диссидентство, но не могли простить диссиденства эстетического.

Новая критика была подчеркнуто аполитична и антиэтична. Она не преследовала никаких высоких целей. Она принципиально не пользовалась «высокой» лексикой, охотно пародируя ее и опускаясь почти до хулиганства. Она не исследовала предмет с точки зрения Гармонии. Равным образом она не заботилась о Красоте, не пеклась о Божественном и не дискутировала о Вечном.

Порой могло показаться, что ее не интересует ничего, кроме высказывания и формы этого высказывания — которая, в идеале, выражала некоторое соответствие с работами художника, о котором шла речь. Забота об объективности присутствовала редко.

Недаром сам автор термина «новая критика», Дуня Смирнова, выступая в феврале 1988 года на конференции Московского университета «Новые языки в искусстве», заявила, что одним из постулатов «новой критики» является следующий: «новая критика приписывает вещам и явлениям свойства, им не принадлежащие».

Это была некоторая крайняя реакция поколения «детей» на доходящую до занудства серьезность поколения «отцов», проникнутых важностью своей миссии, чуждых всякой игры и всегда готовых заявить: «Как — Вы — Можете – Над — Этим — Смеяться?» Новая критика не прочь была посмеяться и над этим.

Естественно, что до определенного периода тексты «новой критики» отвергались с порога и не имели никаких шансов появиться в журналах, потому что в них чувствовалась невиданная отчужденность от дорогих сердцу ценностей и идеалов, ирония, доходящая до цинизма, и полное нежелание «войти в компанию», даже если позовут.

По контрасту с критикой обычной, «новую» можно было бы называть «рыжей» критикой. Используя это второе название, новая критика ссылалась на Федерико Феллини: «Существуют два вида клоунов — белый и рыжий. Первый – это само изящество, грация, гармония, ум, трезвость мысли, которые морализаторы выдают за качества идеальные, непревзойденные, безусловно божественные. И вот тут сразу заявляет о себе негативный аспект этого дела, поскольку белый клоун становится таким образом олицетворением Мамы, Папы, Учителя, Художника, Прекрасного и вообще всего, что «положено делать». И рыжий, который и подпал бы под очарование всех этих совершенств, если бы их так упорно не выставляли напоказ, восстает». Всем очевидна была полная невозможность организовать специальный журнал новой критики. Но почти одновременно в разных местах и под обложками разных журналов появилось некое универсальное издание новой критики — без малейшей надежды когда-нибудь соединиться быть может и не желая соединяться, но чувствуя явное взаимное родство. Новая критика была представлена рижским журналом «Родник», молодежными номерами «Театральной жизни», «Искусства кино», «Искусства» и «Декоративного искусства» («Ракурс»).

«Ракурс» — маленький восьмиполосный «журнал в журнале», появившийся в январе 1989 года в корпусе журнала «Декоративное искусство СССР». Он сопровождался соответствующей инструкцией по брошюровке и фальцовке: „Раскройте журнал посередине, две страницы справа и две слева согните внутрь пополам. Если не получится — купите новый журнал”. «Ракурс» выходил в течение двух лет, и был придуман специально как журнал, посвященный проблемам советского неофициального искусства. Впрочем, журнал интересовало не столько неофициальное искусство, сколько критика, специализирующаяся на этом искусстве, новые формы критики. При этом само «новое» искусство, будучи как бы менее защищенным и менее заштампованным, оказывалось иногда лишь предлогом для решения неких собственных проблем. «Ракурс» поставил проблему свободы критики. Его негласной, неафишируемой задачей былс поддержать новый стиль критической прозы, возможно более адекватный «новой культуре» -свободный, раскованный, иногда агрессивный и, по возможности, непохожий на стиль официального искусствоведения.

Уже ко второму номеру „Ракурс” из некоего филантропического мероприятия по спасению неофициальных художников постепенно скатился к куда более опасной ереси. К своему собственному «авангарду». И если художественный авангард в стране постепенно ассимилировался, то к «критическому» авангарду привыкли не скоро.

«Ракурс» порицали с двух сторон. Официальная критика видела в его существовании сдачу позиций перед авангардизмом, потерю критериев, утрату профессионализма. Неофициальная — считала, что здесь имеет место попытка «приручить» авангард, упростить его и перевести в разряд массовой культуры.

Разумеется, «новая критика» обещала значительно больше, чем смогла в действительности. Намерения были достаточно противоречивы. С одной стороны хотелось демократизации искусствоведения и превращения критической статьи в полноценный литературный текст. С другой стороны, определенным результатом этого стала замкнутость, провоцирующая непонимание и раздражение, потому что «новые» ориентировались прежде всего на самих себя. На страницах толстых журналов шла переписка: Оленька Хрусталева писала Мишечке Трофименкову, а Дуня Смирнова ссылалась на Илью Ценципера, и эта наша система взаимных реверансов еще более замыкала круг тем и приемов.

В одном из последних «Ракурсов» авторы были вынуждены констатировать: «Почти все участники «Ракурса-14» попытались выдумать что-нибудь новенькое, и почти все они попали в одну и ту же тональность, продемонстрировав тем самым рождение на свет нового штампа «рыжей» критики. Нет доблести в том, чтобы одни стереотипы заменить другими…» Действительно, терялось сопротивление, и даже «белая» критика старшего поколения начала пользоваться некими «рыжими» приемами. Монолитность официальной критики была сломана. В этом смысле самая трудная задача, которую поставила «новая критика»: вернуть в журналы свободу суждения — была выполнена.

Возможно, этого достаточно?

Достаточно. Достаточно.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить