Гэджетомания
СЕАНС – 29/30
Пятнадцать лет назад в русском языке не было слова «гэджет». Не было и самих гэджетов: кто-то носил с собой первые модели сотовых телефонов, которые только-только начали превращаться из массивных ящиков в более или менее удобоносимые устройства, кто-то красовался перед одноклассницами с плеером «сони уокмен», кто-то читал в журналах о компьютерах, влезающих в карман пиджака, — но в целом среднее количество зарядных устройств на душу населения даже сравниться не могло с количеством штопоров. Сегодня, если мы хорошенько потрясем за шкирку случайно пойманного на улице старшеклассника, из него вывалится целый ассортимент небольших электронных устройств не всегда понятного назначения. Это и будут гэджеты.
Разумеется, гэджеты изобрели не пятнадцать лет назад: просто за это время стоимость производства электроники упала настолько, что микросхемы, жидкокристаллические мониторы и прочие следствия миниатюризации из атрибутов роскоши превратились в обычный продукт потребления, что-то вроде тертого сыра или крема для обуви.
На Западе это случилось гораздо раньше, чем в России, и культ гэджетов там тоже начался совсем в другую эпоху. Вероятно, начало этого культа можно привязать к первым фильмам про Джеймса Бонда: агент 007 не был бы агентом 007, если бы его карманы не были битком набиты хитроумными приспособлениями Кью. Например, зажигалка со встроенной ракетницей из «Никогда не говори никогда» — гэджет, который в 1971 году чуть ли не вытягивал на себе весь фильм, а сегодня кажется логичным и скучным приспособлением, которое наверняка можно найти в кармане не то что у 007 — у 777, и даже у 7777.
Индустрия начала выплевывать гэджеты бессмысленные, ненужные, якобы облегчающие жизнь, а на самом деле ее усложняющие.
Но идеологическая родина гэджетов находится совсем с другой стороны глобуса — в Японии. Это там придумывают роботов — домашних животных, обычай целоваться через экран сотового телефона и проигрыватели виниловых пластинок, у которых вместо тонарма — лазер. Это там изобрели клеймо «Made in Japan», которое по-прежнему считается гарантом качества любого электронного приспособления.
То, что стрелка гэджетомании указывает на восток, подтверждается и мировым фольклором. Был, например, такой советский анекдот: на выставке электроники японец предлагает угадать русскому, что он прячет в кулаке; русский, желая посмеяться, говорит: «телевизор»; тогда невозмутимый японец спрашивает: «А сколько?» А вот другой анекдот, из действительности: абсолютное большинство американцев убеждены, что Nokia — японская компания. Логика такова: во-первых, она не американская, а во-вторых, производит гэджеты.
Японцы по природе своей фетишисты, склонные к массовым увлечениям. Если твои коллеги по корпорации начали возвращаться из отпуска с фотоальбомами, снятыми на сотовый телефон, ты просто не можешь не начать фотографировать сотовым телефоном — лучше с более высоким разрешением, чем у товарищей. Такая жизненная позиция очень способствует новым технологиям: в подобном обществе они распространяются быстро и беспощадно, как мода, слухи и лесные пожары.
И если самый падкий на новые гэджеты народ — японцы, то самая увлеченная часть этого народа — японские подростки. Недаром венчурные капиталисты в Европе и Америке с таким вниманием читают рубрику «Japanese Schoolgirl Watch» в журнале «Wired»: странные и нелепые игрушки, популярные у токийских школьниц, через несколько месяцев с высокой вероятностью могут превратиться в международное помешательство. Такова была, к примеру, история с тамагочи — можно ли измыслить более идиотское занятие, чем выращивание в яйце электронного зверя? А бизнес вылился в миллиарды.
Россия, как страна, застрявшая в мировоззрении между двумя культурами, традиционно относится к гэджетам доброжелательно. В конце концов, именно здесь изобрели сапоги-скороходы, скатерть-самобранку и другие приспособления, которые, вне всякого сомнения, рано или поздно получат техническое воплощение. Русские любят блестящие штучки с лампочками. И когда вдруг оказалось, что гэджеты доступны всем, на них возник невероятный спрос. И вот результаты: сегодня, в 2006 году, я выхожу на Тверскую улицу, открываю дверь занюханного салона «Евросеть» в нелегально построенном павильоне и вижу на полках ассортимент телефонов, который и представить себе невозможно в парижском FNAC. Здесь в одном метре от одноразовых моделей неизвестных китайских производителей стоит целая плеяда аппаратов Vertu, каждый стоимостью в несколько тысяч долларов.
Но сколько нужно человеку телефонов? Один? Два? Восемь? Сколько плееров, играющих сжатую музыку плохого качества? Сколько карманных игровых компьютеров, которые все равно устаревают максимум через два года? Хотя вся экономика общества потребления построена на том, что люди каждый год покупают новые модели, рынок все равно не беспределен. Поэтому, когда осмысленные гэджеты иссякли, индустрия начала выплевывать гэджеты бессмысленные, ненужные, якобы облегчающие жизнь, а на самом деле ее усложняющие.
И когда гэджеты будут преследовать среднего гражданина с самого рождения, он, вероятно, захочет не приобретать новые штучки, а избавляться от старых.
Корни этого явления следует, опять же, искать в Японии. Там существует целое движение Чиндогу (буквально — «необычный инструмент»), члены которого занимаются тем, что придумывают именно такие абсурдные гэджеты: вилку с вентилятором, чтобы сдувать брызги с лапши; совмещенный с половой тряпкой комбинезон для ребенка — все равно ползает, так пусть заодно и пол помоет; ремешок, повиснув на котором, можно спать в метро, и другие остроумные и гротескные объекты, которые изначально делались в единственном экземпляре — как дизайнерские концепты или произведения современного искусства.
Но в том, что касается потребления, действительность может оказаться более гротескной, чем современное искусство. Поэтому в последние годы бессмысленные гэджеты появились повсюду — и даже вызвали большой интерес, преимущественно у людей без воображения. Именно таким хламом забит магазин Le Futur, где продаются ненужные, но остроумные, дешевые по себестомости, но абсурдно дорогие в розничной продаже гэджеты, которые с охотой покупают в подарок своим начальникам менеджеры среднего звена: «игрушка „придуши курицу», «вращающаяся вешалка для галстука», “вечная пилка для ногтей с кристаллами «Сваровски». Le Futur — копия американской сети Sharper Image, которая известна, в частности, таким фактом: один из самых популярных ее продуктов, футуристический ионизатор воздуха Ion Breeze, на самом деле не улучшал качество воздуха, а портил его опасным для здоровья количеством озона. Можно ли придумать что-нибудь бессмысленнее?
Мало того: года три тому назад настал момент, когда проказа бессмысленности начала распространяться и на вещи, ценность которых вроде была очевидна и без модернизации. Вот, например, передо мной лежит телефон Motorola RAZR — самый, так сказать, модный аппарат прошлого сезона. Здесь на каждую полезную функцию — например, доступ к Интернету через GPRS — приходится десять бесполезных: какой-то микшер мелодий, игра в гольф, рекламный ролик «Моторолы» и прочая маркетинговая белиберда. Я не знаю, что буду делать, когда сломается моя Nokia 6310: вроде бы в мире уже не осталось истинных телефонов. Вместо них продаются фотоаппараты со встроенными играми и mp3-плеерами, у которых чудом сохранилась атавистическая функция набора номера.
Конечно, многие гэджеты упрощают жизнь. Среднему гражданину неинтересно возиться с пленкой — ему удобнее отщелкать пусть неважного качества, зато много фотографий, и чтобы не нужно было тратить деньги на проявку и печать. Среднему гражданину хочется убивать время в общественном транспорте: книжки — это ведь смертная скука по сравнению с игрой Liberty City Stories на карманном игровом компьютере Sony PSP. Средний гражданин хочет разговаривать по телефону, носить брелок с экранчиком, на котором светится трехмерная картинка, читать почту в самых неудобных для этого местах и, может быть, даже сдувать кипяток с китайской лапши. Но рано или поздно настанет момент, когда среднего гражданина настигнет пресыщение. И когда гэджеты будут преследовать среднего гражданина с самого рождения, он, вероятно, захочет не приобретать новые штучки, а избавляться от старых.
Может быть, этот момент уже настал. Если присмотреться, довольно много людей вокруг были бы только рады избавиться от части своего электронного арсенала. И дело здесь не только в том, что из-за сотовых телефонов мужья потеряли возможность проводить время так, как им вздумается: сама невозможность скрыться, сама необходимость постоянно помнить о том, что надо зарядить батарейку, переписать на компьютер фотографии и починить отвалившуюся крышку, требует такого количества лишних нервов, что, право, лучше бы этих гэджетов не было вообще.
Со временем пропасть между гэджетоманами и гэджетоненавистниками будет расти все быстрее: ведь уже сейчас путешествие в Пенсильванию, где живут не признающие электричества и автомобилей сектанты-эмиши, производит куда более сильное впечатление, чем поездка в Луангпрабанг, где обитатели тростниковых хижин регулярно ходят проверять электронный почтовый ящик в одно из сорока интернет-кафе с большими спутниковыми тарелками на крышах. Отсутствие mp3-плеера у школьника пока еще не ставит его вне закона стаи, но скоро будет ставить.
Сейчас уже даже у нас легко почувствовать разницу между человеком, который не может жить без сотового телефона и у которого этот телефон украли, и человеком, который вообще отказался от телефона по идеологическим соображениям: второй, как правило, и выглядит, и ведет себя гораздо расслабленнее. Через пятьдесят лет эта разница станет еще существеннее — почти у каждого автора киберпанковской прозы хоть где-нибудь да упоминается секта луддитов, презирающих технологию и живущих исключительно на натуральных продуктах под металлической крышей, экранирующей внешнее излучение. В принципе, такую секту можно основать уже сейчас. Уверен — даже в России это движение привлечет сотни последователей.
