Рецензии

Страшно

СЕАНС - 29/30 СЕАНС – 29/30

На поверхности лежит, конечно, оппозиция «театр — степь». Театральный художник Юрий Хариков выстроил «красивое» «стильное» изображение, театральный драматург Иван Вырыпаев написал вполне себе театральный текст, театральные актеры и один вроде бы неактер (белобрысый любовник) — поучаствовали в театральных же мизансценах. Однако всю эту благородную искусственность уравновесила более чем естественная степь. Неважно, что снимали, по моим сведениям, на Оке. По смыслу тут именно Великая Степь, не меньшее.

В наше время аляповатости и безалаберности одна вот такая сознательно проведенная через всю картину оппозиция заслуживает уважения. Уже эстетика, да! И за эту сознательно воплощенную оппозицию автор заслуживает безоговорочного уважения. Что называется, слава Вырыпаеву.

«Эйфория». Реж. Иван Вырыпаев. 2006

За что еще заслуживает уважения автор? Например, за то, что умеет отбирать материал. Сценарий ведь был разветвленный, а понаснимали, насколько мне известно, еще больше. Однако где-то неточно сыграли, где-то не дотянули, где-то попросту «не срослось». Многие линии полетели в корзину, образовались «дырки». Их пришлось, что называется, замазывать, прибегая к затемнениям, к короткой нарезке материала, к хорошей, но слишком навязчиво звучащей музыке Айдара Гайнулина…

Даже его героическое усилие не превозмогает разноголосицу, а на деле немоту, сегодняшнего расейского социума.

Смотрите же: многое не получилось, фильм сократился до подозрительного метража, но автор все равно сумел выкрутиться. Там подрезал, тут подчистил — в результате получилось нечто цельное, нечто такое, что нестыдно показывать в Венецианском конкурсе и о чем вполне можно серьезно разговаривать.

Хотя, выполняя правила журнальной игры, пишу я так называемую «отрицаловку» и хотя полагаю, что фильм, скорее, не получился, я, тем не менее, оцениваю поражение Вырыпаева и компании самым наивысшим образом. Героическое поражение, не меньше!

В чем, на мой взгляд, главная проблема и Вырыпаева, и фильма, и страны в целом? В том, что не стало развитой социальной мифологии. Кино — это же массовое искусство, опирающееся на коллективные социальные мифы и представления, на общепонятные нарративы, на некий общеупотребительный фабульный и эмоциональный «жаргон». Ничего подобного в сегодняшней стране нет, страна атомизирована, расколота на тысячи страт. Вырыпаев доверяется своей звериной интуиции и пытается делать нечто максимально грубое, нечто что ли «первичное». Повторюсь, даже его героическое усилие не превозмогает разноголосицу, а на деле немоту, сегодняшнего расейского социума.

В театре, и даже хорошем, любая бойкая болтовня — во благо: «Я — чайка!», «Я — корова!», и тому подобное.

Ключевая оппозиция «культура — степь» постепенно переходит в режим откровенной абстракции. Абстракция же, как известно, трогает до известного предела.

Вот некоторые этапы абстрагирования от жизненной эмпирии. Тяжело живущая в постсоветской степи героиня сопоставляется с бабою вообще, с бабою как таковой. Баба как таковая сопоставляется, в свою очередь, с коровой. Влюбившийся в замужнюю героиню белобрысый парень не устает интересоваться ее внутренним миром и ее отношением к сложившейся ситуации. Она же отвечает ему вполне в коровьем ключе: «А чего?» или же вот эдак: «Страшно!»

Чтобы зритель непременно понял про параллель «героиня — корова», тему эту приходится проговаривать ротом, приходится вбрасывать посредством монолога героини про таинственный сон, в котором случились и вода, и тина, и корова в тине…

«Эйфория». Реж. Иван Вырыпаев. 2006

В финале героиня тонет в реке вслед за убитым любовником. На секунду вспоминаешь ее сон, говоришь себе «ага, ага», и чуточку брезгливо морщишься: то ли дурно понятая автором и неумело воспроизведенная им же «тарковщина», а то ли элементарная театральщина. В театре, и даже хорошем, любая бойкая болтовня — во благо: «Я — чайка!», «Я — корова!», и тому подобное.

Жертва для главного Жертва для главного

Абсолютно условный эпизод картины с молодой степной женщиной (Мадлен Джабраилова), невозмутимо рассказывающей на сельской вечеринке про только что подсмотренную ею измену мужа, вызвал у меня одновременные уважение и досаду. В предыдущем кадре была степь с высоты птичьего полета — а вот тебе встык гиперусловность, снятая с расстояния вытянутой руки, в вызывающе театральной манере. Вроде бы здорово: сразу вспомнил раннего-раннего Фассбиндера, эпохи «Катцельмахера». К сожалению, сравнение это отнюдь не в пользу Вырыпаева. Фасбиндер всегда социально ориентирован, его условные квазитеатральные модели поверяются реальными конфликтами и жгучей общественной проблематикой ФРГ эпохи внезапно наступившего в 60-е благоденствия. У нас сегодня тоже достигнута некоторая умеренная сытость: как столичным жителям, так и провинциалам жить стало чуточку легче. Материальный уровень подрос, не поспоришь, а что с остальным? А, извините, «душа»? А, хотя бы, «насыщенно потрепаться»?

«Волгоград!», «Армавир!», «Кустанай!» — это вопит из-под гнета вырыпаевских абстракций реальная страна.

Если бы Вырыпаев тупо, но все-таки сознательно посмотрел перед съемками того же Фассбиндера и подумал в эту вот сторону, он наварил бы очков и в художественном смысле, и в плане международного престижа. Все же в фильме есть элементы провинциальности, есть знаки, сигнализирующие об оторванности автора от актуального контекста. Слишком многое здесь манифестирует идею: «Я — стихийный гений, степняк из загадочной дикой постсоветской Рассеи!» Это есть, есть, с этим вот не поспоришь.

Короче, поосторожнее со стихиями. Принудительно поверять стихии Большою-Большою Культурой.

В фильме есть абсолютно точный эпизод, своего рода камертон, по которому я настроил бы всю остальное действие. Это когда героиня и ее любовник являются в райцентр к врачу, интересуются состоянием покалеченного ребеночка. Врач: «Завтра, если будет хуже, будем отправлять в Волгоград!» Лично меня в этом месте попросту подбросило на стуле: «Волгоград», конкретное отечественное местечко! В одно мгновение абстрактная мифологическая коллизия превозмогается реальной топографией моей страны.

«Волгоград», — это значит, что все вокруг не театральное, не бутафорское, а настоящее! И степь, и люди, и фабульные коллизии, и время, и откушенный собакой девочкин пальчик, и неустроенность степняков, и чудовищный социокультурный разрыв между степняками и цивилизованными жителями расейских столиц…

В фильме «Парад планет», помнится, притча тоже преодолевалась подобными словами-паролями: «Армавир!» — «Кустанай!» Скажете — другое? Пускай другое. Именно чего-то другого талантливейшему Вырыпаеву и не хватает. Он предлагает слишком очевидные мифологемы: не социальные, но внесоциальные. Природного склада степняк-муж, актер на роль которого выбран, по-моему, очень неточно. Трепетная, но сильная корова-жена, выразить идею которой у Полины Агуреевой, скорее, получается. Вольный любовник-степняк, чье домашнее богатство никак не замотивировано и не объяснено. История страсти? Этнографического порядка сюжет из жизни дикарей-степняков?

«Эйфория». Реж. Иван Вырыпаев. 2006
Не выходи из комнаты Не выходи из комнаты

Иван Вырыпаев борется с этим своим исходным упрощенчеством как только может, из самых последних сил. За счет сокращения картины до часа с небольшим он почти-что претерпевает успех: получается квазимифологическая скороговорка, эдакая непротяженная степная песня («Кинематограф тоже есть песня, былина, сказка, причитание, заговор» — К.Чуковский, 1908). Однако, неприятный осадок все равно остается. «Волгоград!», «Армавир!», «Кустанай!» — это вопит из-под гнета вырыпаевских абстракций реальная страна.

Не обязательно делать жесткую социальную критику. Кира Муратова, допустим, знает, как, не поступившись художественным качеством, рассказать всю социальную правду и при этом дать законное право голоса каждому социальному слою. У Муратовой, у Фассбиндера, у американцев — нужно же наконец поучиться! Даже такому безусловно талантливому человеку, как Иван Вырыпаев.

В заключение пример неточности, характерной для этой картины. Муж сидит на берегу реки с винтовкой за спиной. Следит за течением. Поджидает изменщицу, которая должна появиться в одной лодке с любовником. Она и появляется!

Итак, муж крупно со спины, а лодочка мелко вдалеке. Лодочка — слево направо. Муж неподвижен, только едва поворачивает голову, видимо, отслеживает глазами. Это был момент истины! Я понял, что в зависимости от того, как решит сцену режиссер, я и оценю всю картину. Либо все прощу и — в плюс. Либо забуду даже хорошее и — в минус.

От падения в гибельную пропасть глянца и гламура его произведение спасло чудо.

Конечно, конечно, нужно было дать лодке скрыться за рамкою кадра! Нужно, чтобы в этом эстетском кадре муж проводил их глазами, не шелохнувшись! То, как он внезапно поднимается, как вскидывает ружье и палит по живому человеку в лодке, нужно было давать в следующем кадре. Испортил песню… Э-эх, гиперталантливый, гиперчуткий Иван Вырыпаев, как же так?! Получилось непоследовательно, суетливо, в пику общему строю картины, наперекор ее эпике и ее неторопливому минимализму.

«Эйфория». Реж. Иван Вырыпаев. 2006

Описанный случай лишний раз свидетельствует о том, насколько важную роль в кино играет институт редакторов (продюсеров). Тут же слишком очевидная ошибка, на уровне детсада, яслей и прописей. Решено, фильм — в минус. Но на Вырыпаева и его замечательную команду ставку делаю все равно, Вырыпаев способен на большее.

…Героиня Полины Агуреевой: «Я не знаю, что со мною творится. Страшно!» Кто тут главная героиня, кто протагонист фильма, она? Акценты по неопытности недорасставлены. В любом случае, нужно либо не влагать без надобности в уста героине слова подобного рода, слова, обязывающие к психологизму, либо нужно же за эти слова отвечать, не оставляя их в дальнейшем без внимания.

Что — «творится?» Почему — «страшно»? Видно, как на определенном этапе Иван Вырыпаев перестает бороться за дорогие ему исходные смыслы и принимается азартно «спасать» не вполне удавшуюся картину посредством превращения ее в некий клип-проект. В визуально-музыкальное роскошество. В «экспортный вариант».

«Эйфория» — «Сеансу» отвечают... «Эйфория» — «Сеансу» отвечают…

При всех достоинствах «Эйфории» от сопутствующего этим достоинствам избыточного роскошества, к сожалению, никуда не деться. Ивану Вырыпаеву хорошо бы осознать, что от падения в гибельную пропасть глянца и гламура его произведение спасло чудо. Это чудо — несомненный талант участников, и в первую очередь самого Вырыпаева. Может, однако, случиться так, что в следующий раз к нашумевшему Вырыпаеву придут волки киноиндустрии, и для спасения следующего проекта от гламурных штучек и роскошеств одного таланта будет уже не достаточно. Появится в меру эффектный фильм-красавчик, а зачем он нам?

Призываю автора и его соратников к плодотворной и кропотливой работе на всех этапах будущего проекта. Призываю беречь себя от соблазнов, то бишь и от красот, и от сладостей.

Страшно, действительно страшно! Не то чтобы именно сейчас, но всегда: таков человеческий удел. Вырыпаев об этом, кажется, знает. И еще, кажется, у него в творческом багаже есть и эликсир смелости, и рецепты победы.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: