О противлении злу бессилием
31 мая 2005 года Мещанский суд города Москву вынес решение по делу Михаила Ходорковского, Платона Лебедева и Андрея Крайнова, приговорив Ходорковского и Лебедева к девяти годам лишения свободы, Крайнова — к пяти годам условно. Этому судебному процессу и другим, безвестным, ежедневно происходящим в России, посвящается данный раздел.
Закон суров, но он закон. Суровость российских законов смягчается необязательностью их соблюдения. Вернее, обязательностью их несоблюдения. Смягчается для одних и усугубляется для других. Который год (чтобы не сказать? который век) в стране идет бой без правил, война всех со всеми. Идет «по понятиям», не распространяющимся на «терпил», и сплошь и рядом в нарушение самих «понятий».
Портрет отечественной Фемиды в полный рост
Правовое сознание отсутствует и у «верхов», и у «низов». Законность мнима, законопослушание пагубно, а торжество справедливости не столь редкостно, не столь даже избирательно, сколь случайно. Справедливость как частный случай несправедливости: будь это смертный приговор Ежову и Чикатило, оправдательный вердикт Вере Засулич и капитану Никитину или «предложение, от которого невозможно отказаться», сделанное в разные годы Льву Троцкому и Борису Березовскому. Или типичный для наших дней «спор хозяйствующих субъектов»: если стороны, не сговариваясь, «заносят» арбитражному судье поровну, то в результате он (чаще это она) в порядке исключения решает вопрос непредвзято. Или ситуация, при которой в ходе допроса с пристрастием забивают насмерть не первого подвернувшегося под руку подозреваемого, а случайно схваченного душегуба (по-видимому, именно такова история с капитаном Пуманэ). Или «заказ», в порядке очередного торжества «равноудаленности» поступающий сверху на почему-то разонравившегося властям негодяя. «Заказ» журналисту из разряда «сливных бачков»; «заказ» киллеру из уголовников или спецслужб; «заказ» налоговикам, прокуратуре с судом, сан-эпид-экологам с пожарными и так далее.
Предположим, что в некоем царстве-государстве законодательно введено левостороннее движение, но всем привычней, а значит, и удобней придерживаться правой стороны. Так и ездят. Законопослушный гражданин поедет по встречной полосе — и уедет, разумеется, недалеко. Причем только в лучшем случае его остановят и оштрафуют, а не протаранят,- зато уж скольких пешеходов он успеет сбить… Выбор прост: нарушать вместе со всеми — или не садиться за руль. Строго говоря, именно так все и происходит в России. Знаменитый диссидент провозгласил в вегетарианское брежневское время: даже просто-напросто покупая колбасу в магазине, ты тем самым становишься пособником преступного режима! Перефразировав, уточним: даже просто выходя из дому (или оставаясь дома), ты поневоле нарушаешь закон. Правда, в обоих случаях ты делаешь это вместе со всеми. И далеко не всегда осознаешь себя правонарушителем и тем более преступником. Осознаешь другое: по закону тебя могут привлечь к ответу в любой момент. И вопреки закону, кстати, тоже.
Помимо несовершенства самих законов, многие из которых словно нарочно написаны так, что их невозможно не нарушить; помимо отсутствия правового сознания не только у рядовых граждан, но и у профессиональных юристов, да и (страшно сказать, но нельзя не вымолвить) у властей любого уровня, — так вот, помимо всего этого, отправлению мало-мальски нормального правосудия мешает целый ряд мифов, большинство из которых имеет под собой реальную почву. Вот краткий перечень этих мифов.
Милиция бьет и пытает подозреваемых, вымогая признательные показания, «крышует» (наряду и наравне с другими силовыми структурами) преступный бизнес, сама занимается им (рэкет, наркоторговля и прочее), то есть кишмя кишит оборотнями в погонах. Про ГАИ, как его ни переименовывай, все всем известно. Следственные органы (начиная все с той же милиции) правдами и неправдами стремятся не заводить дел по жалобам потерпевших, чтобы не портить себе отчетности, но зато всегда готовы прогнуться перед «заказчиком» (в роли которого сплошь и рядом выступают властные инстанции), оказав силовое давление на одних и раскрыв «зонтик безопасности» над головами других. Особенно дурной славой пользуется в этом плане ФСБ — она и деньги берет, и дела не делает, а только «разводит» вынужденно понадеявшуюся на нее клиентуру. Адвокаты защищают богачей и выступают мальчиками на побегушках у мафиози, нанимая лжесвидетелей, подкупая или запугивая свидетелей настоящих, а то и устраивая их ликвидацию. Тогда как простого человека они обдирают как липку, не обеспечивая его при этом надлежащей защитой. Хотя взятку следователю, прокурору или судье лучше давать все-таки через адвоката. Суд — и гражданский, и уголовный — продажен снизу доверху, причем никакая проплата, как и в случае с ФСБ, не гарантирует окончательного результата. Суд присяжных в наших условиях — форменное и сущностное издевательство над правосудием и, не в последнюю очередь, над здравым смыслом. Апелляции и кассации действенны, опять-таки, только если выйдешь на нужного человека и «занесешь» больше, чем противная сторона. Добавим к этому «наседок», угрозы расправы над родными и близкими, «платность» любых услуг в следственном изоляторе — и мы получим портрет отечественной Фемиды в полный рост. Портрет, скорее всего, все-таки гиперболический, но, несомненно, имеющий сильное сходство с оригиналом. Что еще важнее, граждане нашей страны убеждены: российская Фемида выглядит именно так — и, окажись она на портрете хотя бы чуть более благообразной, мы с вами такой портрет не просто раскритикуем, а и взглядом не удостоим.
Адвокат, реж. Д. Фикс, 2004
Иллюстрированный словарь современного правосудия
Немудрено, что художники наших дней (а главные художники в наши дни — это телевизионные «мыловары») старательно избегают даже поясного портретирования Фемиды, предпочитая изображать и на свой лад воспевать: гламурных разбойников из «Бригады»; честных оперов вроде Каменской из одноименного сериала; бескорыстных («Улицы разбитых фонарей») или, наоборот, до поры до времени корыстных («Ментовские войны») стражей правопорядка; в одиночку или целыми конторами борющихся за торжество справедливости адвокатов; ведущих самостоятельное расследование частных сыщиков и журналистов-дознавателей из агентства «Золотая пуля».
Идеализация института адвокатуры и адвокатской практики в таких сериалах, как «Адвокат», наводит на подозрения о вульгарной заказухе: создается ощущение, будто герои повести Гайдара «Тимур и его команда» выросли и всем скопом подались в частную адвокатскую контору. Идея бескорыстной и бесплатной юридической помощи здесь, в отличие от сериала «Линия защиты», еще не озвучена, однако витает в воздухе.
Трудно понять, что заставляет сценаристов подвергать свою фантазию такому непосильному (и непродуктивному) напряжению, в результате которого на экране в судебных расследованиях концы с концами не сходятся, и на всех без исключения телевизионных «кнопках» по обе стороны Закона вместо преступников и стражей порядка оказываются картонные маловразумительные персонажи, решительно ничем не напоминающие наших современников. В большинстве наших «судебных драм» (в данном случае кавычки обязательны), как пишут в аннотациях, «служебные линии героев тесно переплетаются с жизненными коллизиями». Так тесно, что собственно «служебные» остаются на периферии зрительского внимания. И в «Клетке» с Ириной Апексимовой, и в «Любовнице» с Ириной Розановой, и в «Линии защиты» душещипательные семейные идиллии, роковые измены, служебные романы занимают львиную долю экранного времени и авторского внимания. Так что вместо судебной драмы у нас в основном приживается все тот же жанр «страсти-мордасти».
Чем можно объяснить столь странный факт, что именно в нашей стране, поставляющей столь богатый, разнообразный, прихотливый материал на мировой рынок преступлений и правонарушений, — сюжеты для судебных драм почему-то высасываются из пальца? При нашей-то статистике, при нашей криминальной хронике! Казалось бы, набери соответствующие слова в поисковой системе Инета — и распечатками событий (готовых сюжетов), имевших место в стране за текущую неделю, можно было бы досыта на год вперед накормить даже столь ненасытную утробу, как эфирная сетка телеканалов.
Линия защиты, реж. Д. Фикс, В. Дербенев, С. Репецкий, 2000–2002
Общеизвестно, что по ту сторону океана жанр судебной драмы едва ли не самый популярный. Не все, видать, ладно в американской юриспруденции, коль она смогла стать столь щедрым поставщиком драматургических конфликтов. Может быть, наши достижения в этой сфере так велики, что производителям фильмов ничего не остается, как бездарно копировать западные образцы и одалживаться у других жанров?
В любом случае, целостную картину функционирования системы правосудия «мыловары» создать даже не пытаются, довольствуясь более или менее жизненными и как можно менее отталкивающими фрагментами общей мозаики. Из всего вышесказанного легко понять, почему.
Единственное исключение составляет 23-серийный телефильм Александра Велединского «Закон» — подлинная энциклопедия, или, точнее, иллюстрированный словарь современного правосудия. Здесь все проблемы рассмотрены в совокупности и каждая — тщательно, подробно и (с незначительными огрехами) психологически и юридически достоверно. Фильм содержателен, даже при том, что он затянут, сюжет перегружен мелодраматическими и трагическими совпадениями, а мысль «что выше — Закон или Справедливость?», не имея развития, превращена по сути дела в рамочную конструкцию, которую персонифицируют Судья и Преступник, или, если угодно, Судья и Палач. Судья милует, а Палач казнит. Демонстративно казнит именно тех, кого перед этим помиловал (вынес оправдательный или условный приговор и освободил из-под стражи в зале суда) Судья. Казнь оправданных Судьей преступников имеет ритуальный характер: сердце им пронзают кинжалом с гравировкой на лезвии «Мне отмщение Аз воздам», а на лбу у них миром чертится крест. Палач и его пособники «убирают» и свидетелей, но тут уже без соблюдения ритуала — элементарным «огнестрелом».
Заведомых преступников Судья отпускает на волю не из милосердия. Он, хоть и противник смертной казни, человек жесткий. Но законник. Сыщики и прокуроры, чтобы поднять свои шансы в борьбе со всесильными воротилами мира сего, зачастую идут на должностные преступления: выбивают признательные показания, фабрикуют и подтасовывают улики, противопоставляют лжесвидетелям защиты лжесвидетелей обвинения. «По жизни» в той же команде, а главное, в ту же игру играют и судьи. Но только не этот телевизионный Судья. Когда доказательная база, собранная следствием, оказывается, на его взгляд, недостаточной, он делает выбор в пользу Закона. Отпущены Судьей и впоследствии казнены Палачом: сатанист, насильник, торговец наркотиками, постановщик телесериала, заставивший жену сделать аборт (казни подлежала и сама мать-убийца, но случайно избежала ее). Как свидетелей устраняют водителей и охранников, девочек из сауны, разовую подругу телережиссера.
Закон, реж. А. Велединский, 2002
Со временем выясняется, что Палач, ныне могущественный городской «олигарх», благотворитель и шоумен, впервые убил лет десять назад, будучи слушателем богословского факультета духовной академии: жертвой стал человек, изнасиловавший его беременную жену. Православие играет в «Законе» изрядную и достаточно двусмысленную роль. Палачу не то чтобы необходимо (в своей одержимости он самодостаточен), но чрезвычайно желательно одобрение двух высших инстанций — Суда и Церкви. Поэтому он набивается в друзья и к Судье, и к Священнику, подвергая и того и другого жестоким испытаниям, — лишь бы они прониклись сознанием его правоты. А правота его заключается в том, что Справедливость выше Закона.
Палач в фильме не столько маньяк, сколько религиозный фанатик. Еретического толка, естественно. Убежденный в том, что его Цель — восстановление Справедливости на Земле — оправдывает любые средства. Попытки психологически или идейно сломить его проваливаются одна за другой. Следователи одерживают над Палачом, казалось бы, безоговорочную победу: ликвидируют его убойную команду (кроме главаря из КГБ), а его самого «ловят на трупе». Но, и пойманный, Палач не сдается: он требует суда присяжных, рассчитывая как на собственную популярность в городе, так и на усердие адвокатов и остающихся на свободе подручных. Присяжных обрабатывают теми же способами, что и свидетелей обвинения: подкупают одних, шантажируют или запугивают других, любыми средствами выводят из игры третьих, «будят зверя» в четвертых. Явная неприспособленность суда присяжных к реалиям нашей жизни показана в «Законе» более чем убедительно. После оправдательного вердикта Судья освобождает Палача, а тот, опьяненный успехом, идет на все новые — уже никакими соображениями «высшей справедливости» не облагороженные — преступления и собирается в Думу. Он ускользает или вот-вот ускользнет от правосудия — и гибнет лишь от пули одинокой мстительницы, подстерегшей его у вагонзака.
Воздаяние оказывается сугубо приватным делом, и Закон здесь вроде бы опять ни при чем. А все ловцы невесть что возомнившего о себе человека (увы, включая Судью) успели в процессе поимки совершить столько должностных преступлений, что тезис Палача о торжестве Справедливости над Законом, по сути дела, оказывается доказанным — и задуманное разоблачение в известной мере оборачивается апофеозом преступной (но не превратной) воли к справедливому возмездию. Добро нужно творить из зла, потому что больше не из чего, как сказано в прославленном американском романе «Вся королевская рать», по которому в нашей стране был снят знаменитый телефильм.
Талантливый — хоть и неровный, и путаный — фильм Велединского предлагает альтернативу: христианское всепрощение или страх иудейский. И не оставляет места Закону: Но Закону нет места и в жизни — спор идет лишь о его более или менее адекватных эрзацах. В заключительной серии с виду победительный Судья лепечет нечто жалкое о том, что судить надо и по Закону, и по совести; что судья должен при любых обстоятельствах оставаться человеком… Но Закон, совмещенный с совестью, — это сапоги всмятку; совесть у каждого своя. Закон не работает — вот что выпадает в осадок после 23 серий «Закона».
А, с другой стороны, разве мы этого сами не знали? И разве у нас не работает только Закон?
