Эрастишка. Атака клоунов
В январе 2024 года писатель Борис Акунин (настоящее имя: Григорий Чхартишвили) признан иноагентом. По требованиям российского законодательства мы должны ставить читателя об этом в известность.
Зимним вечером в жарко натопленной детской Акунин с Янковским-Филиппом играли в ассоциации и резвились вовсю. С малолетства им твердили, что в современном кино далеко не уедешь без вороха масскультовых цитат уровня «Федя, дичь», легко считываемых полуграмотным офис-менеджером среднего звена. «Ага! — с азартом кричали мальчики, поочередно запуская руки в волшебный мешок. — Не хотите ли черешни? А рога вы забыли дома? А сигареты «Друг»?» За пару часов школьная программа и большое кино были пройдены от А до Я. «Чиновник из Петербурга с особым поручением» требовал всех к себе, террористы «пришли, понюхали и ушли», самого лютого из них звали Рахмет, а из шинели Статского Советника то и дело выпадал Станционный Смотритель. Настало время переходить от словесности к народным сериалам. Комбинация по выявлению предателя из пяти возможных вчистую повторила схему дела Леггорна, использованную полковником Щукиным для поимки адъютанта его превосходительства. Имя акулы черного сыска князя Глеба Георгиевича Пожарского очевидным образом восходило к командиру московского ОББ Глебу же Георгиевичу Жеглову, а обращаться к подчиненным он изволил гафтовским «яхонтовый вы мой». Строя умозаключения, г-н Фандорин (чье имя, как уже сто лет замечено, отсылает к саге о Фантомасе) раскладывал на ломберном столике карточных королей, рисовал им усики и разве что не складывал ежика из спичек.
Короли легли рубашкой кверху. Промеж светлейших держиморд и нехристей-бомбистов джентльмен со следами интеллекта выглядит и впрямь засланным казачком. Регулярные его променады с хватом Пожарским и без того смотрятся прогулками с Мюллером — а князя к тому же назначают обер-полицмейстером с дубовым листком в петлицу; с этого момента так и ждешь от него реплики вроде «А ловко я вас перевербовал, хе-хе-хе-хе-хе!» Россия периода затяжного штопора явлена тем самым гадюшником, каким и была, и вполне отождествима с рейхсканцелярией предпоследнего дня Помпеи. Ко всему еще и Федор Бондарчук в гриме жандармского хама полфильма мечется с повязкой на глазу.
Одна из первичных ассоциаций перевешивает остальные и влечет за собой шлейф двусмысленностей — вероятно, вопреки воле авторов-славянофилов. Куратор затеи Михалков трижды заставляет Фандорина клясться, что «служит не охранке, а России». Но Штирлиц тоже, помнится, злоупотреблял демоническими заклинаниями типа «хайль Гитлер» и при этом не ронял себя в глазах благодарного народа. Проект взаимоуничтожения кувшинных рыл и террористов, безусловно, заслуживает внимания, однако наилучшим образом осуществим в подземельях РСХА: стравить Гиммлера с Борманом и подпирать издаля колонну в меланхолических размышлениях, чья возьмет.
В итоге финал, на который режиссер Янковский по обыкновению кладет весь наличный гардемаринский пафос, выглядит полным репримандом: маэстро Фандорин принимает место господина Пожарского. Ура-ура, Штирлица назначили шефом гестапо. Легкое барское недоумение с приподнятой бровкой, которое артист Меньшиков категорически не способен согнать с лица последние 15 лет, здесь выходит как нельзя кстати.
Что скажет Алекс Юстасу? Как воспримут эту весть братья Электроники, кот Леопольд, цыган Будулай и оперуполномоченный Коля Тараскин? Обрадуются ли трое из Простоквашина?
Не менжуйтесь, Эраст Петрович. Не надо петь в белом кашне на фоне Василия Блаженного куплеты газмановского разлива «Справа честь — слева жизнь». Пацаны — они поймут. Хряпнут, обнимутся и затянут «Как упоительны в России вечера».
А скажут то, что и всегда говорили.
Ты стал совсем большой, Агапит.
Хорошо мыслишь — браво, разведка!
Тостующий — пьет до дна.
И только хмурое «не брат ты мне, гнида черножопая» потонет в реве фанфар и славословьях партайтагов.
