Константин Шавловский
Константин Шавловский

Нулевая валентность


Я полюбил НКВД
Любовью поздней и взаимной,
Теперь мы с ним наедине
В какой-нибудь прогулке зимней.

Евгений Рейн

Абонент временно недоступен

Карточку пополнения счета, к примеру, «МТС» («Мегафон», «Билайн», «Скайлинк») легко активировать, зная номер абонента. Но без этого личного номера она бесполезна, что, впрочем, не мешает использовать ее не по назначению — скажем, как путевку в кокаиновый рай. Агент национальной безопасности активен только в момент непосредственной угрозы для общества (оговоримся сразу — общества, а не государства). Пополнить счет, переиграть противника можно, если противник нашелся и вышел на игровое поле. Когда противника нет, агент перестает быть агентом. И уже не суть важно, чем он занимается — на скромную пенсию разводит пчел или работает киллером у нехороших дядей.

«Национальную безопасность» иначе, как лозунг властей предержащих, давно никто не воспринимает. Говорящие головы политиков, кажется, только тем и занимаются, что во всех уголках земного шара объясняют домохозяйкам про основную цель и задачу, перед ними поставленную (кем?), — обеспечение «национальной безопасности». В этом есть свой резон — то, о чем говорится сто раз на дню, неминуемо уходит из восприятия. Повторите сто раз подряд слово «совесть» — и вы забудете, что это такое. Правда, ненадолго. А вот если после такого упражнения внушить человеку, что совесть — редкий сорт морковки, — эффект может превзойти самые смелые ожидания.

Шикарный миф о мировом терроризме, подаренный кинематографу с барского плеча XXI века, подвернулся как нельзя кстати. Пожалуй, с времен холодной войны Абсолютное зло еще не получало столь удобного воплощения. Терроризм — угроза для нации? Безусловно. Терроризм — первый враг государственной машины? А то. «Национальная безопасность» в кино все чаще продается в комплекте с «международным терроризмом» («Личный номер», «Статский советник», «Звездочет»). И только героя, который действовал бы на этом минном поле абстрактных понятий, никак не угадать. Счет открыт — пополнить его некому. Абонент не отвечает или временно недоступен.

А государство непременно хочет видеть героем своего человека. Человеку этому небезразлична его страна, но не по долгу службы (что такое служебный долг в наше время?), а в силу каких-то удивительных причин. Здесь чем больше в герое будет от динозавра — веры, чести, совести, — тем лучше. Такому человеку, заключившему с государством договор о намерениях, оно, государство, готово простить легкое неповиновение. В интересах дела разрешит превысить полномочия. Интересная работа, приключения, дружеский коллектив — по умолчанию. Взамен ему, государству, нужно всего ничего. Преданность.

Государству очень нужен самурай с должностью на Лубянке. Хоть майор, хоть советник по особым поручениям. Главное, чтобы с государственными интересами ему было по пути. Такой герой должен постепенно и самостоятельно прийти к выводу, что между национальной безопасностью и государственной нет пропасти длиной в прочерк на могильном камне. Государству нужен со-трудник, вместе со всей королевской конницей и всей королевской ратью охраняющий нерушимую стену имени Шалтая-Болтая.

Ради этого упрямо тащат действие в декорации XIX века, «когда литература была великой, вера в прогресс безграничной, а преступления совершались и раскрывались с изяществом и вкусом». Ради этого усердно переписывают сюжеты американских B-movies, пытаясь приложить русскую душу к мускулатуре Ван Дамма.

Здравый смысл и житейский опыт подсказывают, что государственный интерес и частный (читай — общественный) — вещи разные, хуже того — несовместные. Они совпадают только в экстраординарных случаях — стихийное бедствие, катастрофа, война. Про экстраординарные случаи нашим кинематографистам известно — во ВГИКе проходили. Про здравый смысл и житейский опыт — не учите меня жить, помогите материально.

Игры закончились

«Настоящий Фандорин в настоящем деле» приключился насквозь фальшивым, как, впрочем, и весь фильм целиком. Зато внезапно правдивым вышел образ князя Пожарского, карьериста-провокатора, на экране обернувшегося ни много ни мало попечителем о судьбах России. Авторы экранизации прямым текстом вещают: мол, методов мы, конечно, не одобряем, но цель уж больно хороша. И, напротив, кукла-Фандорин (не удивлюсь, если артист Меньшиков проходил стажировку у мадам Тюссо), им явно несимпатичен. Чудовищно изменив финал «Статского советника», авторы хотели — и похоже, искренне — очеловечить Эраста Петровича.

В книге у Пожарского с государством бурный роман в письмах. В фильме — с отечеством сыновняя любовь. Теперь именно ради любви — мотив, который у Акунина тактично отсутствует, — действует чиновник, приехавший по именному повелению из Петербурга. Его цель — предотвратить гибель империи, которая, как всем известно из школьного курса истории, находится под ударом. Человек, обремененный такой благородной задачей, которую к тому же взвалил на себя сам, без подсказки государственной машины, — не кто иной, как агент национальной безопасности. Глеб Георгиевич Михалков свято верит в то, что единственно верный путь к спасению нации лежит через сохранение государства, поэтому беречь его надо любыми силами и средствами. То, что у Пожарского книжного было фигурой речи, на экране превратило Пожарского в фигуру трагическую. Ну а трагикомические покушения на Фандорина — шалость, глупость, ревность, наконец. В общем, ничего страшного. Из фильма решительно непонятно, от чего так передергивает действительного статского советника.

Цена вопроса — заложенная обер-полицмейстером в схему спасения России усушка-утруска. Для Фандорина пожертвовать человеческой жизнью ради государственных интересов недопустимо. Игра ничего не стоит, если ведется не по правилам. Создание БГ в романе объясняется личной мотивацией: «третий радующийся» радуется тому, что полиция истребляет террористов, а террористы уничтожают тех, кто мешает князю занимать все более и более высокие посты. В фильме Глеб Георгиевич отстукивает на «Ремингтоне» СДД — Сожрите Друг Друга. Охранка по его наводкам по-прежнему ловит террористов, а вот террористы отправляют в ад уже не личных соперников Пожарского, но врагов всея Российской Федерации. Безопасность государственная, таким образом, приравнивается к безопасности национальной. Что и требовалось доказать.

Пожарский формально отрицательный герой, спасибо Б. А. Он же — единственный яркий персонаж во всем фильме, блестяще сыгранный Никитой Михалковым. Он же — агент национальной безопасности. Он же — оборотень. Оборотническая политика великих держав, воспитывающих террористов для поддержания страха, имиджа, порядка, — общеизвестна. Так что вервольфы государству годятся не хуже верных псов.

Фандорин в «Статском советнике» к национальной безопасности имеет как будто непрямое отношение. События происходят вокруг героя, он пытается в них разобраться, но неизменно терпит фиаско. Только в финале книги Эраст Петрович вдруг действует не по уставу, отрекаясь от государственной службы. Мотив сугубо личный — претит. Отныне бывшему статскому советнику с государством не по пути. Фандорин по-прежнему будет раскрывать преступления «с изяществом и вкусом», бороться со злом за победу добра, но уже без всякой помощи Системы.

В экранизации Фандорин, для приличия поразмышляв у парадного подъезда, идет на службу к великому князю (правильней сказать — сотрудничать соглашается), для которого методы Пожарского не просто приемлемы — он не видит в них ничего необычного. Не удивляется, конечно, не частное лицо — невозмутимо государство.

Игры закончились. Фандорин получает красную карточку и удаляется с поля. «Настоящий» Фандорин, разумеется.

Отец и сын

Закон суров, но это закон. Государство несовершенно, но это государство. От добра добра не ищут. Набор нехитрых народных мудростей — единственная на сегодняшний день мораль героя российского патриотического фильма. Так или примерно так думают: статский советник Эраст Фандорин, оставшийся на государственной службе; резидент советской разведки Жан Жильбер в «Красной капелле», шпионящий на Советский Союз с твердым убеждением в душе, что Сталин мало чем отличается от Гитлера, кроме формы усов; наконец, агент СВР Сергей Чумаков в «Звездочете», наблюдающий смерть лучшего друга, будучи при исполнении. Государственная безопасность для этих героев рифмуется чуть не со спасением души. Они могут в нужный (государству, разумеется) момент найти неординарное решение для выполнения возложенной на них mission impossible. А вот способность усомниться в приказе, в нужный (не государству, разумеется) момент действовать наперекор и побеждать вопреки — исчезла без следа. Без указаний Центра нынешние агенты аки дети малые. Идя наперекор властям, они уподобляются подросткам, сбежавшим от родительской опеки, — и попадают в дурные истории.

В сериале «Слепой» агент контрразведки вместо «обычного» задания по внедрению в вышедший из-под контроля спецотряд ФСБ с целью его зачистки начинает уничтожать высшие чины ФСБ, стоявшие у истоков образования этого отряда. Как и в «Статском советнике», конфликтуют две модели агентов национальной безопасности — генералы ФСБ, создавшие спецотряд для казни государственных преступников без суда и следствия, и агент по кличке Слепой, который хочет в одиночку покончить с государственным беспределом. Но, объявив войну оборотням в погонах (оборотни эти абсолютно пожарского, а не вульгарно-газетного толка), Слепой начинает действовать их же методами. В результате агент оказывается в полном отчаянии и уже не в состоянии разобраться в ситуации. А все потому, что Слепой пошел против Системы, дословно — «объявил войну конторе». Тут-то эстафетную палочку агента национальной безопасности ловко подхватывает непосредственный начальник Слепого. Опытный контрразведчик борется с преступлениями против общества, оставаясь на государственном посту. Любые другие пути к восстановлению справедливости заводят в кровавый тупик: с оборотнями в погонах можно и нужно бороться вместе с Системой, но никак не вместо нее.

Особое внимание уделяется отношениям начальника и подчиненного, которые строятся по модели «отец и сын». «Сын» решает, что «отец» предал его, и восстает на него. Но в последний момент «отец» оказывается не предателем и, вместо того чтобы выполнить приказ по зачистке Слепого, ведет с ним воспитательную беседу, после которой дает запутавшемуся агенту возможность скрыться от гонителей. Наш человек.

То есть поразительно — агентом национальной безопасности оказывается… государство. Сюжетно-драматургическая шизофрения: не все спокойно в датском королевстве, но, если понадобится, унтер-офицерская вдова сама себя высечет.

«Слепой» заимствует сюжет «блудного сына». Сценаристы сериала «Звездочет» (в их числе режиссер «Бригады» и «Боя с тенью» Алексей Сидоров) крадут тоже из Евангелия, но уже не из притч — из жизни Христа. «Отец» (директор СВР Шевцов) разрешает казнить «сына» (агент СВР Звездочет), чтобы обнаружить предателя в штабе службы внешней разведки. Казнь, правда, оказывается не настоящей, но с весомым риском для жизни последнего — 50/50.

Правда, о национальной безопасности во всех 12 сериях «Звездочета» — ни слова. Подвиги агента для наглядности стоит перечислить: уничтожен предатель — резидент российской разведки в Швейцарии; предотвращен теракт, направленный против самолета с арабским принцем; спровоцирован взрыв японского посольства в Югославии; разгромлена группировка диверсантов-террористов БНД; рассекречен шпион в штабе СВР. Товарищи разведчики, слишком далеки вы от народа.

Впрочем, не всегда. «В августе 44-го» Пташук сделал-таки из простого советского разведчика агента национальной безопасности. Наплевав на приказ высшего руководства (это во время войны-то), герой Евгения Миронова проявляет героизм и спасает не одну человеческую жизнь. В начале сериала Звездочет действует почти так же — не выполняет приказ Центра по зачистке предателя, потому что уверен, что предатель — другой. Но если «В августе 44-го» нам рассказывается история разведчика, выпрыгнувшего из Системы, то история Звездочета — это история человека, пришедшего к Системе. Своим умом.

Ваша Честь

Иван Николаевич Скляр в сериале «Закон» — не агент ФСБ и уж тем более не разведчик. Он — судья. Но почтительное отношение к государственным законам переходит у Скляра грани профессиональной ответственности. Скляр не просто судит — молится на УПК. Такой герой — клад для исследователей гуманизма в России. Попади к нему Иван из балабановской «Войны» — осудил бы на пожизненное. Плакал бы, конечно, но приговорил.

Но в городе, где работает Скляр, появляется маньяк, который бросает ему открытый вызов. Преступников, которых судья освободил в зале суда за отсутствием улик, на следующий день находят заколотыми стилетом с надписью «мне отмщение и аз воздам» на лезвии. Бывший оперативник, Скляр открывает охоту на маньяка, нарушая все предписания (судья не должен вмешиваться в ход расследования), и в методах своих доходит до покушения на убийство и лжесвидетельства. Ближе к финалу судья (не без помощи маньяка) приходит к сугубо непрофессиональному выводу о том, что «судья должен быть предвзят». А в финале произносит: «Человека должен судить не закон, лишенный всяких желаний, а человек, у которого эти желания есть». Как только человек превращается в винтик государственной машины — он перестает быть человеком (простая логика: винтик — не человек). И, понимая это, Скляр бросает Судейской коллегии: «Ведь именно сейчас, когда вы собрались лишить меня мантии, я наконец становлюсь настоящим судьей».

Мантии его, конечно, лишат. Но за Скляра-то как раз можно не беспокоиться: он знает, что надо делать. И понимает — зачем.

Финальная серия «Закона» называется «Ваша честь». Честь — по Далю — «внутреннее нравственное достоинство человека». Из интервью Бориса Акунина:

— Чем, по вашему, «нельзя поступиться» в игре в Фандорина?

— Чувством собственного достоинства. Со всеми вытекающими из этого определения последствиями.

Абонент в сети не зарегистрирован

Наше кино бодро рапортует: «Честь имею!» Но рапорт — служебная записка, и пишется она на казенной бумаге с гербом. Вот и выходит, что идея государственной службы, окончательно разочаровавшая Эраста Фандорина в финале романа «Статский советник», на ландшафте современного российского кино едва ли не единственное полезное ископаемое. Герой Олега Фомина в сериале «КГБ в смокинге» откровенно мучается тем, что ему некому послужить. С его-то арсеналом знаний и умений плюс положением вне закона — прямая дорога в агенты национальной безопасности. Так фантазии не хватает.

Павлик из фильма Валерия Тодоровского «Мой сводный брат Франкенштейн» просто одержим идеей службы. Но больная фантазия героя равно ужасает и общество, и государство. Он сам — ходячая опасность национального масштаба, поэтому от потенциального агента избавляются самым надежным способом (Тодоровский с оператором, не дожидаясь развязки, прячутся в кусты).

Герой фильма «Водитель для Веры», завербованный комитетчиками сержант-сирота, преданнейше служит Системе, не гнушаясь доносительством на своего хозяина (в скобках заметим, что Игорю Петренко форма идет). На сторону совести Виктор переходит внезапно, и безусловно, не сознательно. Но очевидно, что в условиях строящегося коммунизма пути назад у него не будет. В патриотических боевиках про агентов национальной безопасности нечто подобное происходит в завязке. В фильме Чухрая за лихим сюжетным поворотом следуют титры.

Нет героя. Вместо него — пустота, пшик, мокрое место.

Герой не появляется даже там, где ждешь его в первую очередь (верный сигнал к тому, что явки провалены). «Агент национальной безопасности» образца 2005 года, Леха Николаев все никак не может доносить ветровку с вьетнамского рынка, устойчиво пахнет «Шипром» и вместо бондовского коктейля «водки с виски», потирая ладони, приговаривает: «водка без пива — деньги на ветер». От грошовой риторики, заявленной в названии, прошлые сценаристы «Агента…» спасались бегством — и кое-что им удавалось-таки «протащить» на экран. Так, в одной из серий Лехе было высочайше поручено вызволить видеокомпромат на негодяя из Госдумы, похищенный негодяями из криминальных структур. С заданием герой нехотя, но успешно справлялся; однако копия с той опасной кассеты, словно сама собой, попадала в телеэфир. В последнем, пятом сезоне, Леха Николаев берется за дела заведомо неопасные: спасает «золотые головы» чукотских божков от кровожадных питерских бизнесменов. Нетрудно предвидеть, что в недалеком будущем его ждут дальняя дорога и визит в казенный дом к Минотавру.

Не в том же дело, что наши спецлужбы, в отличие от страны, держащейся на ковбоях, куют барнетовских разведчиков, а не Рэмбо раз, два, три (это не так). А дело в том, что агент национальной безопасности может вступить в химическую реакцию с государством, только обладая внутренней свободой. И прежде всего — от государственной машины. Без блока автономного питания реакцию проводить не рекомендуется — только реактивы изведешь. Другими словами, агент национальной безопасности никак, никак не может быть самураем. В самом крайнем случае его можно нарядить придворным по старому английскому рецепту: смешать, но не взбалтывать. Или, цитируя Владимира Владимировича Пожарского: мухи — отдельно, котлеты — отдельно.

Но откуда ж внутренней свободе появиться у героя, когда ее и у авторов-то нет? А без нее человек обречен на моральную невменяемость. Без нее человек — не человек, а ходячий диагноз. Вот и ходит в агентах национальной безопасности князь Пожарский. И все ему как с гуся вода.

А на встречу с ним спешит Антон Городецкий: когда не можешь играть по правилам, а мухлевать не хочется, самым простым решением кажется выдумать свои правила. Еще лучше — свою игру. С удобным интерфейсом и не слишком высокими системными требованиями. Антон Городецкий кидает $15 млн. на свой «МТС» и выходит на связь.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить