Ирина Павлова
Ирина Павлова

Некриминальная история


Быть может, впервые за последние десять лет нам довелось столкнуться с таким исключительным для отечественного кино явлением, как мощная, направляющая «актерская воля». Встретиться с работой, которая властно подчинила себе крепкий сценарий, встретиться с индивидуальностью, доминирующей даже над режиссурой фильма, — это, согласитесь, не каждый день случается. Но вот — случилось.

Сценарий Павла Финна «Хозяйка» и фильм Светланы Проскуриной «Случайный вальс» оказались произведениями, мягко говоря, не очень похожими друг на друга. И полдела бы еще, что решительно трансформированными оказались основные (не говоря о побочных) фабульные линии. Так бывает. И ладно бы, если б только сместились в фильме сценарные акценты, поменялись знаки — с минуса на плюс и наоборот. Да штука-то вся в том, что наиболее радикальному пересмотру подверглись центральные персонажи — начиная с главной героини, Татьяны Прокофьевны, «хозяйки». Любой, кто знаком с драматургией П. Финна, знает, как велика в его сценариях «авторская нагрузка» на персонажей, и потому сможет без труда догадаться, что переосмысление личности героя радикально меняет весь облик рассказанной истории.

«Странная женщина» неопределенных лет и занятий, но со склонностью к «криминогенным действиям», Татьяна Прокофьевна Павла Финна снедаема тщеславием. Нет, ей вовсе не надо прославиться, она вовсе не ищет всенародного признания и всеобщего поклонения. Уровень ее притязаний куда скромнее. Пусть приблудные юнцы — ее квартирант Генка, его друг и девушка друга, которых приютила бесплатно у себя Татьяна Прокофьевна (в просторечии — Танька), — пусть они восхищаются ею, чувствуют себя облагодетельствованными, и благодарность выражают.

И чтобы знакомые официантки в ресторане, всегда готовые к услугам за щедрые чаевые, испытывали зависть и восхищение к «необыкновенной женщине необыкновенной судьбы». И чтобы все двери были перед нею открыты. И чтобы в округе тайн от нее не было, а она бы для всех была тайной. И чтобы деньги, конечно, были. Ну, и обязательно необыкновенная судьба: отец — генерал или муж — генерал, обожавший и на руках носивший, и после безвременной кончины оставивший ей наследство; дочка, трагически погибшая то ли под поездом, то ли в бурлящих водах…

А уж ежели поперек воли Татьяны Прокофьевны — как, например, бывшая (тоже некогда облагодетельствованная) подружка Анна, что посмела не спросясь выйти замуж за бывшего же татьяниного ухажера Виктора Петровича… Ну, тут уж пусть на себя пеняет. Пусть понимает, против кого пошла.

А ведь всех-то делов: на пару со знакомым инвалидом промышляет Танька воровством и продажей кладбищенских цветов. Ну, низшие милицейские чины в участке подмазаны — вот и все Танькино могущество. Ну, пьяненького командированного обобрать и с помощью Генки да Сереги на улицу полуголым вышвырнуть — вот и все подвиги. Ну, Анну с их же помощью до полусмерти напугать — вот и вся «страшная месть». И добро бы пацаны знали, что творят, а она бы ими как бандерша командовала. А то ведь их, лопухов, все время обманывать приходится: чтобы командированного выкинули, сообщает, что напал он на нее; чтобы Анну избили, скажет им, что та — проститутка…

Этакая агрессивная, жестокая неудачница, с мощным сублиматорным комплексом, растлительница легкомысленных обалдуев-юнцов. Словом, «в ласковые сети — постой, не мани!».

Разумеется, тонкую драматургию П. Финна в лапидарном изложении сюжета не передашь. Кто-то, скажем, может увидеть в Таньке заурядную мелкую преступницу, а кто-то, напротив, некую загадочную дьявольскую силу… Принцип от этого не меняется, как, в сущности, не меняется (а лишь усиливается или ослабляется) расстановка акцентов, «уровень звучания».

К тому же есть событие, точно датирующее у П. Финна сюжет: в финале трагическим импульсом к очищению станет для Нади, Генки и Сергея смерть боготворимого Высоцкого. И природное нравственное начало отторгнет ребят от Таньки…

Но мир изменился за прошедшие с тех пор годы, и люди, в общем, тоже. Действие фильма происходит уже в наши дни, и в сценарии нашлись внутренние резервы для перемены хронологии. Так что, думаю, переакцентовка сюжета изначально входила в намерения режиссера. А вот открытия, как правило, в намерения не входят. Они либо случаются, либо нет. Здесь случилось. Актриса Алла Соколова. Звезда этого фильма.

Право, готова утверждать: весь материальный мир фильма окрашен личностью, характером, настроениями ее Татьяны Прокофьевны. Нервный, неровный ритм фильма — это ритм ее жизни, ее дыхания. Конечно же, и атмосфера дома Татьяны, и скуднопраздничная жизнь задрипанного ресторана, и провинциальный город, до странности меняющий свой облик в зависимости от погоды — есть работа режиссера с оператором, их мировидение, их поэтика. Но отделаться от ощущения, что все это — меняющиеся настроения и состояния Татьяны Прокофьевны, не могу. Потому что она — центр этого мироздания. Центр потасканный, порушенный, неприглядный и даже с оттенком придури — такой, как и само мироздание.

А главное: эта нелепая, нетщеславная, взбалмошная женщина, совершенно не видящая себя со стороны (иначе разве позволила бы себе, в ее-то «неопределенные лета», одеваться так, как одевается: в крупноажурные колготки и малюсенькое платье с люрексом!), эта странная женщина добра и бескорыстна. Неудачница, но вовсе не требующая у мира и людей компенсации за это. Угадать, как она поступит, что скажет, как поведет себя через секунду, не дано не только нам, не только тем, кто рядом с нею. Похоже, и самой ей не дано. Человек стихийного импульса, действующий «по желанию левой ноги».

Во всяком случае, юные, но куда более практичные, смекалистые и ушлые ее постояльцы — Надя, Генка и Серега, — вовсе не испытывают к ней благодарности, тем более почтения. Современные такие ребятки. Принимающие жизнь — как данность, а татьянины благодения — как должное. Плохие? Да нет. Безнравственные? Вряд ли. Аморальные? Скорее, «внеморальные».

В выборе актеров на эти роли чувствуется жесткий режиссерский замысел. Самоуглубленный, по-мальчишески еще нескладный Генка (С. Парапанов). Самоуверенный, ироничный, несколько брутальный Сергей (А. Серебряков). Крупная, эффектная, с недобрым прищуром глаз, оч-чень современная девица Надя (Т. Бондарева), присвоившая себе целый комплекс качеств «хозяйки» из сценария. Явно верховодящая в маленькой компании и не особо обремененная, ну, скажем, душевной деликатностью.

При таком раскладе Татьяна Аллы Соколовой — в вечном состоянии обороны, самозащиты. Даже тогда, когда никто не нападает. Усталое, необычное лицо, на котором горестные следы пережитого не может скрыть никакая косметика (а операторская работа изобилует безжалостными, беспощадными крупными планами Татьяны). И чуть ли не поминутно возникает на этом лице жалкое и трогательное выражение, которое, по мнению Татьяны, изображает достоинство и независимость…

Одинокая, никому не нужная, никем не любимая. Пытающаяся хорохориться, и оттого смешная. Пытающаяся быть сильной, и оттого жалкая. Пытающаяся быть в мире, где никому до нее дела нет. С претензией на экстравагантность — да куда уж там. И чем больше Татьяна Прокофьевна от жизни обороняется, тем круче обходится с нею жизнь.

И вот еще характерная деталь: мотив кладбища (вернее, кладбищенских цветов) отдан в фильме вовсе не Татьяне, а ее жильцам. Веселые, беззаботные, гуляют они солнечным днем на кладбище и собирают с могилок цветочки: в подарок Надежде. И криминального в истории ничего не остается, разве что драка сподростковой компанией, то ли промышляющей тут кладбищенским бизнесом, то ли, напротив, возмущенной кощунством. Да какая, собственно, разница, за что бьют, если бьют жестоко, азартно, с удовольствием? Нет, совсем не криминальная вышла история.

Разлучница-ослушница Анна тут окажется самоуверенной красоткой (эта, пожалуй, сама кого хочешь отлупит!), а не пугливым мышонком, как у Финна. А Виктор Петрович, холодновато-приветливый и чуточку даже надменный, с полубрезгливостью разглядывает Татьяну, не испытывая, кажется, к ней даже элементарного сострадания. Поди, назови этот фильм «Хозяйка»!

И пьяный командированный тут — пошлый дурак, а не жертва коварной бандерши. И дворовый инвалид — не соучастник преступлений, а просто инвалид, и все. Человек, которому надо помочь из машины выкарабкаться и до собственного крыльца добраться. Ну и про что это кино, скажите на милость?

Возникали в наши дни замыслы фильмов об отечественных бедных, людях общественного «дна». Хорошие были замыслы. Да так и не реализовались. Потому, что вопреки классической литературной традиции, бедные наши (про других не знаю) — некрасивы. Неопрятны, дурно одеты, неважно пахнут, не всегда трезвы. Чтобы пожалеть их (без брезгливости, без высокомерия, без желания поскорей откупиться и с глаз долой) — особый, редкий дар нужен. Боязно про такое кино снимать. И про несчастных (даже если они не самые бедные) — тоже. Несчастные-то характером, обыкновенно, не сахар. Капризны бывают и вздорны. Им, несчастным, только начни помогать — вовек не отвяжешься. Их попробуй пожалеть, они в амбицию: «А ты кто таков, как смеешь меня жалеть!» Гордые.

Фотография Л. Луппова

Похоже, о подобном феномене — «Случайный вальс». Окрашенный именно в эти жизненные тона, серо-буро-малиновые. И сквозь зрительское соучастие нет-нет, да и почувствуешь собственное высокомерие, ничем, кроме благополучия, не подкрепленное; раздражение, ни на чем, кроме несходства с этими людьми, не основанное. Лучше ли мы их? Да чем же? Ох, совсем непростой фильм сделала Светлана Проскурина. И не зря Алла Соколова была приглашена на главную роль. Эта замечательная актриса, более известная в стране как драматург, сама выписала (только на сей раз актерскими средствами) судьбу героини. Не знаю, как для кого, а для меня главенствующим мотивом фильма явился гамлетовский: «Ты обратил глаза зрачками в душу». И взирая на мир фильма (словно бы не отснятый, а овеществленный, воссозданный оператором Д. Массом), вдруг понимаешь, что свалки-кладбища-помойки, а также жалкие в своих претензиях улицы-трущобы-кабаки-комнатухи — все это и есть тот поруганный, нецельный, неблагообразный мир, в котором мы живем.

Вот и оказалось кино Проскуриной не про бандершу, не про растлительницу, не про нимфоманку. Просто про такую вот «неприличную женщину», которая в дом пускает кого попало, ведет себя не так, как принято, одета и вовсе черт знает как… А уж когда пускает к себе в постель пацана, годящегося ей в сыновья (Генку), тут и вовсе слов нет!

Впрочем, почему нет? У Нади слова находятся: «Ген, а ты чего, помоложе не мог найти? Нет, если так приперло, уж лучше я б тебе дала…» Вот так.

Наверное поэтому, когда оскорбленная Татьяна вытурит компанию из дома, Генка с Сергеем будут освобождаться вовсе не от ее власти. От власти крепкой, здоровой, без комплексов и фокусов девочки Нади. Знаменательная перестановка акцентов.

На этом бы и закончить, если б не вопрос, который так и остался без ответа: «про что этот фильм?» Про что был сценарий П. Финна, кажется, я понимала. Про что кино Проскуриной и Соколовой, полноправного соавтора режиссера? Не знаю. Разве — зачем он. Для чего.

Для того, наверное, чтоб нам стало стыдно. За чувство собственного превосходства. За раздражение и осуждение. За нетерпимость и жажду одинаковости. Если угодно, то и за желание сноба угадать, что значит та или иная деталь, которая не значит ничего, кроме единственного: это часть жизни. Отъемлемая или неотъемлемая — неважно. Реальная часть.

Такая же, как и сама Татьяна Прокофьевна, — смешной и нелепый «добрый человек из Сезуана».

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить