Мужское и женское
Название фильма Вячеслава Сорокина задает жесткую оппозицию политики и любви, соответственно моделирующих сферу «мужского» и «женского».
Надежда, какой она предстает в самом начале фильма, являет собой совершенный мужской идеал: пухленькая крашеная блондинка с приятной улыбкой и легкой походкой, она естественно и непринужденно вписывается в антураж дамских аксессуаров. Ее истинно женской природе свойственны простодушие, неспособность мыслить
самостоятельно, порывистость и суеверность: разбившееся зеркальце служит не просто дурным предзнаменованием, но и прозрачным символом «разбитой» жизни.
Заданное противостояние «мужского» и «женского» последовательно проводится
автором с первого же эпизода: пока героиня, собираясь в кино, вертится у трюмо, красит губы, пудрится и наряжается — авторитарный голос из радиоприемника, голос мужской власти, комментирует политическую ситуацию в связи с чешскими событиями. Но лишь лирическая стихия имеет власть над чувствами Нади: решительно повернув ручку радиоприемника и заставив докучливый металлический голос умолкнуть, она ставит пластиночку
с песней о любви. На пути внутреннего перерождения ей суждено одолеть дистанцию от Майи Кристалинской до Битлов, от «идеального продукта Системы» до той женщины,
какой ее хотел видеть Андрей — безликий исполнитель чужих песенок под сурдинку, но заявленный ни много ни мало как
Пигмалион, сотворяющий Галатею согласно своему образу.
В глазах Андрея Надя не дотягивает
до полного совершенства по двум статьям:
во-вторых, ей недостает вкуса. То и другое он берется исправить. Однако его стратегия дает сбой: невосприимчивая к прямому воздействию, Надя остается равнодушной даже к магнитофонному голосу Высоцкого,
с его откровенно выраженным мужским «посланием».
Столь же бессильными оказываются ирония, логический довод и решительное мужское дело — все то, к чему прибегает Андрей, пытаясь переломить сознание Нади. Он твердо намерен преобразить
ее облик, и потому решительно срывает жабо с ее блузки. Однако щедрый новогодний подарок — бархатное платье
и ожерелье — превращает провинциалку Надю не столько в подобие столичной
штучки, сколько в героиню ранней мелодрамы (страдающую жертву). Тем самым Андрей приближает возлюбленную
к собственному подсознательному идеалу — удобной партнерши, подруги в духе классических советских отношений мужчины и женщины.
Подлинное преображение героини происходит на стихийном,
и становится возможным лишь после того, как Надя пройдет психологическое (преследование органов за отказ стать стукачкой) и физиологическое (выкидыш) испытания.
В качестве кинематографического эпиграфа авторами предпослан фрагмент из «Трех тополей на Плющихе»: Андрей знакомится с Надей именно у кинотеатра, куда она, восторженная почитательница Татьяны Дорониной, пришла посмотреть долгожданную картину. Встреча москвича и провинциалки, необходимость выбора между чувством и долгом — внутренняя взаимосвязь двух мелодраматических коллизий безусловна. Возвращаясь к семье, доронинская Нюра совершает выбор в духе патриархальной системы ценностей. Напротив, выбор героини Тоталитарного романа, которая жертвует собой ради любви, позволяет ей обрести самое себя, не изменяя своей женской природе.
История Надежды развивается в перспективе, противоположной той, что сформулировал Райнер Вернер Фасбиндер: «любовь — самое коварное и сильное орудие социального подавления».
В сущности, это история Простодушного, которая написана женской рукой Марины Мареевой, демонстративно подчеркивающей моральное превосходство женщины: мужчины здесь либо слабаки вроде бывшего любовника Нади и самого Андрея, либо подонки вроде гэбэшников.
Это история, рассказанная режиссером Вячеславом Сорокиным в традиционной мужской манере — с визуальным гротеском феминных атрибутов и инфантильного поведения,
что так однозначно контрастирует в финальном эпизоде с новым обликом героини — достойной зрелостью: утратив живость и наивность, Надя обрела спокойную естественность.
На мифологическом уровне — это путь умирания и возрождения, обозначенного в открытом финале пунктуационным многоточием — прямоугольником слепящего света.
