Театр времен Петра и Алексея
Царевич Алексей. Реж. Виталий Мельников, 1997
На руинах масштабного замысла Виталия Мельникова — сериала фильмов из истории российского государства — произросла дилогия: «Царская охота» и «Царевич Алексей». Два фильма о взаимоотношениях человека с властью и ее искусами. Две царские охоты и две дороги, которые ведут в Петропавловку. Княжна Тараканова рвалась к власти, выдавая себя за дочь Елизаветы. А царевич Алексей поплатился животом за то, что власти этой не то чтобы не искал — изнывал от брезгливости к ней.
При том что есть различные версии этого далеко не прозрачного исторического сюжета, режиссер настаивает на собственной. И даже предуведомляет в титрах: версия. Отсутствие какого бы то ни было намека на властолюбие Алексея работает на сверхзадачу замысла: исторический сюжет снимает парадный мундир и облачается в домашний халат. Переводится в приватный регистр. В коллизии Петр-Алексей автора не интересуют якобы имевшие место противостояние западнических реформ одного почвенническим убеждениям другого, взаимное несогласие в делах политических: это выносится за скобки и не учитывается.
В фокусе же оказывается ситуация, когда Алексей, обреченный на кровное родство с государственностью, вынуждаемый к обручению с верховной властью, отчаянно пытается доказать право на самостоянье человека частного, отдельного. И доказывает только ценой гибели — эффектной гибели в финале кровавого спектакля с дыбой и ударами кнутом. Из всех версий гибели Алексея — отравили, задушили, засекли — Мельников выбирает третью. Может быть, не в последнюю очередь думая именно о финале спектакля.
По Мельникову, мир властей предержащих походит на театр, где каждый свою играет роль и где отказ от роли воспринимается главным режиссером с бешенством. Но и он сам, усталый и измученный, тоже игрушка в руках судьбы. Таким играет царя Виктор Степанов. Играет яростно, истово, но слишком театрально — словно с оглядкой на классического симоновского Петра. Однако Николай Симонов в своем пафосе и чрезмерности дивно органичен, то Степанов все же избыточен. Чуть суровее сдвигает брови, чуть сильнее рычит, чуть яростнее ощетинивает усы, чуть статуарнее держится, чем должно. Перебор: двадцать четыре. Степанов играет Петра, а получается, что играет в Петра. Алексей Зуев в роли царевича существует в кадре на других основаниях. В отличие от смачной степановской гуаши, он находит пастельные тона: одиночество, нежная неловкость в проявлении чувств, слабость — и тихая решимость стоять на своем, и яростное отчаяние, и принятие смерти. Разная манера жить в кадре порой мешает диалогу главных партнеров, меж тем как именно эпизоды царя и царевича являются выхваченными крупными планами истории, узлами подробно прописанного сюжета со вплетенными нитями, которые придают спектаклю живописный антураж.
Чего стоит одна лишь линия Петра Толстого, главы тайного сыска. Наивно полагать, что он берется возглавить охоту на мятежного царевича только лишь ради того, чтобы замять грешки молодости (поддержка Софьи в стрелецкие дни), о которых царь крепко помнит — и он это знает. Станислав Любшин играет поэта интриги, артиста шантажа, маэстро хитроумных козней. Эта роль вкусно написана и с аппетитом сыграна. Толстой ртутно переменчив: змеистая улыбочка оборачивается по-добострастной, хищно стреляющий взгляд вдруг обнаруживает спокойное достоинство. Выводя — умышленно или нет — Толстого на авансцену, Мельников говорит: Толстые главенствуют на свете, заправляя его, света, делами и делишками. Они суть не последние актеры на театре. В этом смысле Меншиковы помельче будут. Но все же не столь блеклы, как Алексашка Меншиков в исполнении Владимира Меньшова, который своего персонажа не полюбил и интереса к нему не выказал.
Чуть затянута экспозиция фильма, который начинается со знакомства царевича с дворовой девкой Ефросиньей. Не вполне прояснены импульсы, которые ею движут: от любви — возможно, мнимой — к царевичу до флирта с Езопкой, заспанным Толстым, потворства принуждениям Толстого и финального предательства. Екатерина Кулакова явно недопонимает душевные маневры своей героини и внутренне их не обеспечивает.
Главная тема фильма, заявленная с первых кадров, ведется последовательно: частный человек и государство, взаимная зависимость и взаимоотталкивание. Камера несколько холодновата, но профессиональна и к финалу подзаряжается страстью. Этот фильм сшит из добротной материи, что сегодня важнее, чем местами сбившийся шов.
