Далеко от Москвы
В той стране. Реж. Лидия Боброва, 1997
В последнее время вошло в оборот загадочное словосочетание народный фильм. Предполагается, что это фильм, воплощающий народные чаяния и снятый — ради красоты легенды — на народные копейки. Анализировать «Любить по-русски» или «Сын за отца» неинтересно — интереснее глубокое авторское заблуждение: народными фильмами они не являются. Народное кино в России вообще не делают, все больше — в Калифорнии, Мексике, Индии. Русский народный эпос конца двадцатого века — «Санта-Барбара». Точно так же никогда не были народной литературой книги деревенщиков. Белова и Распутина читала только мазохиствующая интеллигенция, придумавшая себе лад, в то время как народ предпочитал Дюма и Пикуля. Тем паче чисто интеллигентская культура — рассказы Бориса Екимова, как и снятый по их мотивам фильм Лидии Бобровой.
Городская отстраненность восприятия северной деревни подчеркнута самим названием фильма. В той — не в этой. То есть, не в той, в которой живет, чувствует и работает режиссер. Вспоминается Чарльз Буковски — и неспроста. Его мир населен американскими перекати-поле, вырвавшимися из затхлости своих Твин Пикс и прибавившими к исконно-народному меню, помимо виски, еще и галлюциногены. Так и взгляд лучших деревенщиков внимательнее всего не к простым сельским труженикам, а к их деклассированным инкарнациям. В этом смысле Боброва — идеальная деревенщица. Положительная программа — довольствоваться малым, прощать врагов, никуда не стремиться, делать свое дело, любить коровушек — неубедительна. Впрочем, нормальная, здоровая жизнь сама по себе неубедительна и всяко не может служить источником вдохновения. Другое дело — симптомы, так сказать, деревенской деградации: хитрованские мужики, на все готовые ради стакана самогонки, озорные пьяные старушенции, у которых всегда найдется повод для праздника. Еще интереснее в фильме образ деревенского правящего класса, выбившегося из грязи да в князи, обставившего избы по программе-максимум семидесятых годов (телевизор, стенка и т. д.). Председатель не снимает меховую шапку даже в конторе, то ли потому, что не топят, то ли потому, что это скипетр и держава Председателя, царя и бога в отдельно взятом колхозе. Мужик-то он неплохой, первый был парень на деревне, искренне хочет, чтоб деревенские не травились самогонкой, а зарабатывали на такой же, как у него, телевизор. Другое дело, что минимальная власть (кому дать путевку в санаторий, у кого отобрать) развращает гораздо больше, чем власть абсолютная. Обладающий большой властью может поступиться чем-то хотя бы ради каприза, обладающий маленькой — никогда. И к тому же усваивает дурное представление о себе как о государственном муже, обязанном брякнуть перед телевизором что-нибудь вроде «какую страну развалили, сволочи». Окстись, милый, какую страну, где она? Здесь-то — и в этом главная мораль фильма — «во глубине России, здесь вековая тишина».
У Бобровой странное свойство: намечает детали, смешивает нужные краски, но обозначенная история, вернее, то, что могло бы стать историей, куда-то прячется. Лишь обозначена любовь секретарши к справному Председателю. Лишь мелькает на экране самый выразительный эпизодический персонаж — председателева Дочка, получающая в Городе Высшее Образование. Стервочка-лисичка, приезд которой отмечает в Доме Самого вся деревня: гуляй, рванина! Может быть, Бобровой следует заняться бытописанием именно этого межеумочного слоя? Тем более, что очевиден ее интерес и к другому социальному слою, вроде бы полярно противоположному деревенской знати, но зеркально его отражающему и деклассированному, столь же бегущему от пресловутого лада. Но не все ли равно, вверх или вниз, мерить жизнь дочкиными дипломами и мебельными гарнитурами, или ходками и побегами? Линия уголовника, жениха по-переписке героини Зои Буряк, засидевшейся в девках, — очевидная и отрадная полемика с «Калиной красной» Василия Шукшина. Какие там березки в предсмертных объятиях, какие там нежные глаза коров и «ты жива еще, моя старушка?» Волчара приехал, и все прочее — воровские понты. Сквозит один и тот же «окаянный северо-восток». Боброва умеет быть жесткой и жестокой. Быть нежной — получается гораздо хуже.
Читайте также
-
Дело было в Пенькове — «Эммануэль» Одри Диван
-
Mostbet giris: Asan ve suretli qeydiyyat
-
Лица, маски — К новому изданию «Фотогении» Луи Деллюка
-
Высшие формы — «Книга травы» Камилы Фасхутдиновой и Марии Морозовой
-
Школа: «Нос, или Заговор не таких» Андрея Хржановского — Раёк Райка в Райке, Райком — и о Райке
-
Амит Дутта в «Гараже» — «Послание к человеку» в Москве