Фильм про Паскаля и фильм про Ишака
1001 рецепт влюбленного кулинара. Реж. Нана Джорджадзе, 1996
Игра в копродукцию — как и всякая другая игра — подразумевает наличие правил, которые полагается соблюдать. Вполне естественно, что при создании фильма расчет идет на межнациональное восприятие, и пенять за это авторам — странно. И все же фильм Наны Джорджадзе «1001 рецепт влюбленного кулинара» являет собой прелюбопытный феномен раздвоения. Вполне цельнокроеная история жизни, любви и смерти француза-романтика в Грузии начала нынешнего века в определенной точке буквально разламывается надвое. Да так, словно два разных фильма снимали два разных режиссера.
Жизнеописание французского барона Мюнхгаузена, без счета и меры от природы одаренного (талантливый оперный певец, блистательный рассказчик, удачливый бретер, феноменальный любовник, гениальный кулинар), начинается в момент его дорожного знакомства с экстравагантной рыжекудрой грузинской княгиней — соседкой по купе международного вагона, везущего человека по имени Паскаль Ишак в Грузию, где он намерен изучать секреты национальной кухни. Эта женщина станет его спутницей и гидом, другом и возлюбленной. Именно она и составит жизнеописание влюбленного кулинара, которое спустя полвека попадет в руки ее сына. И если предположить, что эпизоды, разворачивающиеся на экране, следуют тексту ее повествования, то и она была очень одаренной.
1001 рецепт влюбленного кулинара. Реж. Нана Джорджадзе, 1996
Полный жизни, игры, дружелюбно открытый навстречу воздуху и свету мир. Мир, в котором есть место всему и вся. Прекрасно все: немолодой рыжий француз, молодая рыжая грузинка, вино, снедь, солнце, трава, материализованные вживе картины Пиросмани — профильные кинто и нежные красавицы-коровы. Слова, имеющие цвет, вкус и запах… История путешествия Паскаля и княгини по Грузии, их любовные дурачества, трагикомические ситуации — происходящие наяву и ретроспективные — все это придумано и поставлено с уже полузабытым нами полетом фантазии, остроумием и изяществом. С тем самым взаимопроникновением драматургического слова-образа и экранной визуальной свободы, какое способно придать достоверность самому невероятному. Чего стоит одно лишь воспоминание Паскаля об эпизоде из его оперной карьеры, где в непримиримое противоречие вступают желание допеть до конца арию Ленского и стремление вовремя поспеть на вечеринку. Придумать и поставить дуэль двух певцов так смешно и так невульгарно — это и есть свойство большого стиля. Пьер Ришар, с его эксцентрикой на грани фола, в этот стиль вписывается с легкостью. На удивление серьезный и драматичный в самых смешных сценах, уморительный — в лирических, человек-парадокс, влюбленный в кулинарию, как в женщину, а в женщину, как в кулинарию… Этот апофеоз жизни, казалось, мог бы длиться бесконечно; в нем чередой могли бы сменяться восхитительные натюрморты и волшебные пейзажи, забавные сельские приключения и упоительная любовная игра. Даже спасение Паскалем президента от покушения в театре было лишь эффектным эпизодом в нескончаемом карнавале бытия. Но тут пришел Торжествующий Хам. Взорвал театр, нагадил в ресторане, выгнал почтенного француза из построенного им самим дома, отнял у него женщину. И это было уже другое кино. В котором смачно хрюкают, испражняются и громко портят воздух. Именно другое кино, а не другая жизнь — ведь мы узнаем о Паскале Ишаке из записок княгини, которые читает их сын спустя полвека. Похоже, что мерзкое бесстилье и бесстыдство новых времен описано было уже не княгиней, а ее новым мужем, сыном мошенника-трактирщика, мрачным красавцем-террористом, бонзой гнусной власти. Исчезло изящество повествования, остроумная эксцентрика превратилась в базарную клоунаду и наконец-то получила оправдание странная на русский слух фамилия влюбленного кулинара.
В самом деле, его наивное благородство и вера в разумный законопорядок, заставляющие вопреки всему остаться там, где он был самозабвенно счастлив, постепенно начинают походить на клинический идиотизм. И его рыжекудрой возлюбленной это ясно. Но даже когда испоганено и разрушено все в этой чужой — хоть любимой и некогда прекрасной — стране, великодушный рогоносец будет со странным мазохизмом дохлебывать свою чашу до дна, пока не покинет этот мир. Оказалось, что для воссоздания другого мира авторам потребовался другой язык — язык Эллочки-людоедки. И фильм про влюбленного кулинара, его рыжекудрую музу и волшебную страну их счастья оказался безнадежно испорчен. И очень жаль, что сына своего княгиня родила не от веселого, талантливого и смелого Паскаля, а от опозоренного и растоптанного недотепы Ишака.
