Наталья Сиривля
Наталья Сиривля

Экологически безупречно


Привет, дуралеи!. Реж. Эльдар Рязанов, 1996

Завязки фильмов Эльдара Рязанова никогда не выдерживали проверки на будничное правдоподобие, но как режиссер будет выкручиваться из истории, придуманной Алексеем Тиммом, было трудно даже предположить. А история такова. Некий человек видит сон из своей прежней жизни, в нем фигурируют революционные матросы, бриллианты, спрятанные в грудь гипсовой кариатиды, и прекрасная женщина, то и дело падающая в обморок. Проснувшись, человек встречает женщину наяву — она оказывается его внучкой. То есть не его теперешнего (филолога Юрия Каблукова), а его предыдущего (окулиста Огюста Дерулена). Обнаруживаются и бриллианты. Но самое интересное, что между мужчиной и женщиной, связанными потусторонним родством, вспыхивает вполне земная любовь: оба они неприкаянные интеллигенты, не от мира сего, находят друг друга посреди взбаламученной Москвы. Как поставить такую историю и как сыграть эту таинственную метемпсихозу? Однако смотришь фильм — и все в порядке. Типичная рязановская лирическая комедия. Действие бойко катится от устрашающего революционного начала с комиссарами и матросами — к лучезарному финалу. Герои трогательны и лиричны. Взгляд автора на социальные реалии отмечен не сарказмом и отчаянием, как в «Небесах обетованных» и «Предсказании», а как в прежние счастливые времена — разве что налетом мягкой иронии. Бесконечные падения с крыш и памятников, а также лихие автомобильные погони, хотя иной раз и заставляют сердца зрителей сжаться, но ненадолго. Панорамы Москвы со строящейся громадой храма Христа Спасителя залиты легким сияющим светом. Все хорошо. И даже любовную связь дедушки и внучки проглатываешь без особых затруднений. Как же это удалось? Дело в том, что режиссер решительно изымает из фильма какую бы то ни было «психологию». Все здесь крутится вокруг поисков клада: именно желание отыскать заветную кариатиду с бриллиантами связывает воедино всех персонажей, заставляя эпизоды в бодром темпе сменять друг друга. Беспроигрышный, работающий при любых режимах драматургический перпетуум мобиле спешно заслоняет в сознании зрителей психологическую эфемерность лав стори. В то время как герои, занятые своими непростыми отношениями с непослушной реальностью, проходят через весь фильм, так по-настоящему и не соприкоснувшись друг с другом.

Опасный и разоблачительный эпизод близости главных героев возникнет в фильме только однажды, когда героиня, сорвав с себя одежды, будет требовать, чтобы Каблуков выполнил свой супружеский долг (на что герой, прижатый к стенке, заявляет, что с внучкой он спать не будет). Но миновав эпизод, чреватый эротикой, режиссер тут же переключает внимание на поиски бриллиантов, тем самым окончательно избавив актеров от необходимости играть любовь. Да это и не нужно. Структура образов главных героев принципиально строится не на психологическом взаимодействии с партнером, но на взаимоотношениях с неким прообразом, живущим в сознании зрителей. Татьяна Друбич предстает в фильме подслеповатой и трогательной неумехой, которая садится мимо стула и роняет книги в фонтан, но зрители все равно помнят и видят ее лицо — одно из самых пленительных лиц в советском кинематографе. Лицо Вячеслава Полунина широкому зрителю незнакомо, зато голос его персонажа ни с каким другим не спутаешь, поскольку он принадлежит Андрею Мягкову. И когда Каблуков произносит какую-нибудь культовую фразу вроде: «Надо меньше пить» — зритель мгновенно и безошибочно узнает в нем не новое воплощение некоего Огюста Дерулена, а реинкарнацию доктора Лукашина из «Иронии судьбы» или статистика Новосельцева из «Служебного романа». И столь же мгновенно зритель ассоциирует себя с Каблуковым, наделяя его собственными чувствами и желаниями. Таким образом, вся история любви разыгрывается не столько на экране, сколько в сознании зрителя. Перед нами — своего рода ловкий фокус, удачный гипноз, когда сознательная имитация лирической комедии вдруг рождает вполне земные и реальные чувства. Настоящую любовную историю придумать сегодня безумно сложно. Душа современного человека так темна и запутанна, что всерьез углубляться в нее не только трудно, но и опасно: бог знает, что там обнаружится, может, вовсе даже и не любовь, а совсем иные чувства, вроде тех, что обрушила на нас Кира Муратова в «Трех историях». Рязанов на это не посягает. Зато он искусно конструирует механизм для извлечения из недр коллективной души полезных чувств, накопившихся в ней за годы общения с советским кино. И делает это экологически безупречно — ничего не разрушая и ничего в добытый продукт не подмешивая.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить