Ирина Рубанова
Ирина Рубанова

У прессы много претензий к фестивалю. Вероятно, это неизбежно…


– Ирина Ивановна, на Открытом российском кинофестивале вы едины в двух лицах: практикующий критик и председа-тель отборочной комиссии. В вашем случае как складываются отношения между критиком и отборщиком?

— Я раньше никогда не смотрела фильмы потока, который не полезен для здоровья и для профессии тоже не полезен. Если только критик специально потоком не занимается. Я всегда выбирала для себя то, что смотреть стоило, или то, о чем говорили. А когда ты вынужден смотреть по сто фильмов в год — это кошмар. Правда, сейчас уже и потока нет. Впервые никто ничего сам не предлагает, а до этого буквально кассетами закидывали Конечно, ощущение раздвоенности у меня есть. Это разные профессии: отбирать фильмы и анализировать их так, как нас учили и как мы пытались когда-то это делать. С одной стороны, я сейчас достаточно легко ориентируюсь в кинематографическом пространстве. Легко в том смысле, что знаю направление. С другой — я вижу, насколько коротки все стежки-дорожки: они как начнутся, так и обрываются.

— Вы пригласили в свою комиссию критиков со столь разными пристрастиями, что достижение взаимного согласия было делом заведомо проблематичным. Вы сознательно пошли на это?

— Да, я нарочно такую комиссию собрала. Я старалась, чтобы были разные поколения, разные вкусы. Но все равно нужно говорить на общем языке, в чем-то главном нужно соглашаться друг с другом — иначе невозможно. А бывает: вроде бы посмотрели один и тот же фильм, но ощущение такое, что и фильмы разные, и занятия у нас разные, и цели разные. Или же говорят: зачем нам брать восемнадцать фильмов? давайте возьмем восемь? А я в ответ талдычу о национальном фестивале, который я понимаю как витрину национального кино. И потом, мы все же не жюри. Тогда действительно возьмите восемь картин и раздайте всем премии. Только распределите заранее, кому что достанется. Вот и все. Но так ведь тоже нельзя.

— Ирина Ивановна, разве витрина не может быть и другого рода ? Например, витрина лучшего товара.

— В таком случае это не будет витриной национального кино.

— А при обсуждении фильма в комиссии последнее слово остается за председателем?

— Нет, но у меня два голоса. Честно скажу, один раз я им запудрила мозги. Они посмотрели без меня «С Новым годом, Москва» и не хотели брать. Как потом выяснилось, посмотрели только две части. За фильм боролся один Александр Тимофеевский. Потом приехала я и сказала, что у них голоса разделились поровну, а я отдаю два своих в пользу фильма. На самом деле было вовсе не поровну. Но в этом году в комиссии всего три человека: Владимир Дмитриев, Зара Абдуллаева и я. Так что можете называть ее не комиссией, а экспертной группой.

— Насколько часто ваш внутренний выбор совпадает с вердиктом жюри?

— Знаете, в этом отношении кое-какой горький опыт у меня есть. Конечно, прошлогоднее решение с «Ангелочком» для всех было неожиданным. Это дело рук Олега Табакова, хитроумие которого не поддается предсказаниям. Но лично мне было все равно, потому что я твердо знала: Кира Муратова главный приз не получит. А мне хотелось, чтобы получила именно она.

-“Увлеченья” и не могли рассчитывать на успех при новом фестивальном регламенте, когда фильмы оказались в единой конкурсной программе — вне зависимости от их адреса. Вы как человек, в значительной степени определяющий политику этого фестиваля, считаете, что изменение регламента пошло фестивалю на пользу или во вред?

— Я оказалась в сложном положении. Потому что когда было два конкурса, я выступала против этого. Мне такое разделение казалось слишком условным. Скажем, «Дети чугунных богов» или «Солнце неспящих» в каком конкурсе должны были оказаться? Но когда от разделения на авторское и жанровое кино отказались, для меня, как ни странно, возник эффект со знаком минус. Получилось, что предпочтение отдано простому кино, условно говоря, простому повествовательному кино без попытки эксперимента. Сейчас регламент снова меняется. Будет конкурс фильмов, еще не участвовавших в фестивалях, но будет и «Панорама», в программу которой войдут фильмы, на фестивалях отмеченные. Вообще у фестиваля есть все шансы стать фестивалем серьезным, если бы он уделял чуть-чуть меньше внимания тому, что не есть кино. Очень трудно отказаться от представления о том, что должно быть много веселья, много песен и много именитых гостей, а программа — дело второстепенное. Может быть, я не права. Но относясь со всем благорасположением к этому фестивалю, я все же думаю, что он проводится в первую очередь не ради новых фильмов.

— Когда кинематографическая пресса позволяет себе высказывания в подобном духе, это порой вызывает раздраженную реакцию со стороны дирекции фестиваля.

— Если речь идет в первую очередь о прошлогоднем инциденте, то в нем обе стороны были хороши. Потому что когда солидная газета в качестве первого фестивального репортажа публикует статью о том, кто какую бирку получил и что ел — это тоже дикость. Тем более, что иерархия эта существует везде: одни люди нужные и заслуженные, а другие менее нужные и менее заслуженные. Но вот приехала на фестиваль девочка из «Литературной газеты», совершенно мне не известная. Даже не кинокритик, а литературный критик. Приехала за деньги редакции, а так как деньги эти были очень маленькие, она снимала какую-то конуру. И потом написала о фестивале более точно и профессионально, чем многие киножурналисты. Что касается взаимоотношений дирекции фестиваля и прессы, то они, к сожалению, отражают взаимоотношения властей и средств массовой информации. Есть такой рефлекс — прикрикнуть, указать правильный путь. Объяснить, о чем и как следует писать. Я уже Марку говорила, что эффект всегда бывает обратный. Чем меньше ты обращаешь внимания, тем лучше. Если не черная клевета, конечно. Но когда он заводится, его несет. Потом сам огорчается. И я понимаю, что сегодня у прессы к фестивалю больше претензий, чем у дирекции фестиваля к прессе. Вероятно, это неизбежно…

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить