Интервью
Дмитрий Савельев
Дмитрий Савельев

Вверх по лестнице

СЕАНС - 1 СЕАНС – 1

Длинным ленфильмовским коридором до конца, по лестнице вверх на четвертый этаж, с площадки направо и сразу же: «Мастерская первого фильма». Сочетание слов странное: основательность и незащищенность.

Пара столов, заваленных бумагами, чуть больше стульев. Кто-то входит и выходит (постоянно), о чем-то спрашивает, кого-то ищет.

Со стены на все это невозмутимо взирает Луис Бунюэль.

Стереотипный набор вопросов к Юрию Павлову — главному редактору мастерской.

Фото: С. Кацев

— Когда организована, кто представля­ет, каким образом существует? 

— Существует уже год. Год и несколько дней. Был конкурс сценариев. Отобрали пять. В итоге: сделаны три работы — от двух пришлось отказаться. Впрочем, обе запущены в других ленфильмовских объединениях…

— А причина? 

— Нет, вполне понятно, почему так произошло. Был первый год нашего су­ществования. Работы отбирал художествен­ный совет студии. Итог: в какой-то момент обнаружилось отсутствие взаимопонимания. Пришлось расстаться. Сейчас подобного воз­никнуть не может: мы сами отбираем работы, которые считаем достойными, и до конца не­сем за них ответственность.

Лаборатория для нас, пожалуй, в том, что мы расширяем круг людей, снима­ющих первые фильмы…

— Вообще почему возникла мастерская? 

— Раньше на «Ленфильме» дела­лось три дебюта. То есть было три объедине­ния и в каждом — по дебюту. Теперь их все свели под одну крышу. Потому что это глу­по, когда руководство ленинградскими де­бютами осуществляется из Москвы.

— И в чем ваше отличие от объединения «Дебют»? 

— «Дебют», на мой взгляд, — это такое уродливое образование, созданное несколько лет назад… Предполагалось, что там будут снимать люди, закончившие ВГИК или Высшие курсы, то есть уже с образовани­ем. Люди со всей страны. Получалось, что ищут молодых людей сами студии, а в Моск­ве только спускают разнарядки и дают день­ги на картину. «Дебют» оказался еще одной чиновничьей инстанцией, малым Госкино.

Впрочем, месяца два мы тоже существовали под этой маркой, возили принятые нашим худсоветом сценарии в Москву на утвержде­ние. Возникала странная ситуация: здесь сценарии обсуждают Герман, Сокуров, Арис­тов, Мамин, а там — худсовет из не слишком компетентной редактуры. Хотя фактически в его состав входят люди весьма уважаемые. Например, А. Смирнов, С. Соловьев, А. Плахов, Г. Чухрай… Но в наших обсуждениях, проходивших в «Дебюте», они не участвова­ли. Боюсь, в других — тоже.

— А понятие «мастерской» подразуме­вает какой-то лабораторный характер? 

— Лаборатория для нас, пожалуй, в том, что мы расширяем круг людей, снима­ющих первые фильмы…

Обойма фильмов: Сталин, наркомания, проституция.

— То есть пути к вам могут быть со­вершенно разнообразными? 

— Совершенно… Мы ведь сразу объявили: наши двери открыты для всех. Вот приходит человек: «Я хочу снимать ки­но». — «А, позвольте, что вы заканчивали?» — «Ничего». — «Может быть, какие-нибудь работы есть, фильмы любительские?» Тоже нет. Просто он хочет снимать кино. А какие основания? 

— Значит, осаждают…

— Осаждают… Нет, желание поп­робовать себя в режиссуре, возникшее, ска­жем, у сценариста, писателя, понятно. Мы го­товы помочь. Дать шанс.

— Но основания все-таки должны быть? 

— Конечно! Мы смотрим много картин, курсовых, дипломных. ВГИК, Высшие Курсы. В основном, это очень слабо: по мастерству, по оригинальности идей. Заявок очень много присылается. Вот мы проводили конкурс, чтобы отобрать пять для 1990 года. И общее ощущение — удручающее.

Игорь Алейников. «Здесь кто-то был» Игорь Алейников. «Здесь кто-то был»

— Талантливых людей не слишком много, оказывается? 

— Оказывается… Все кажется, они где-то существуют, надо только обнаружить, найти. Но вот открывается мастерская, бросает клич «идите к нам!», и в результате предлагают… Я говорил, что мы стараемся расширить свой поиск. Следим за кинолюбителями. Смотрим и фильмы параллельного кино, хотя я лично не верю в возможность подобного сотрудничества.

Братья Алейниковы

— Ну, вот Алейниковы сейчас…

— Нет, нет, я не думаю, что воз­можна удача. Этот дичок незачем прививать к стволу профессионального кинематографа, пользы от этого не будет. Параллельщики же разрушают своим «творчеством» эстетику кинематографа. Среди них я не вижу нового Бунюэля, Рене Клера… И зачем тогда…

— А что вам несут? 

— То, что у нас происходит, отра­жает общее состояние нашего кино. Обойма фильмов: Сталин, наркомания, проституция. И нам несут то же. Мы ведь не можем думать только о том, чтобы через мастерскую впус­тить молодого человека в профессиональный кинематограф. Нет, это тоже очень важно, но главное — обнаружить личность, творческую, оригинальную…

— А вы не исключаете возможность ошибки? Кто берет на себя ответственность? 

— Окончательное слово за худсо­ветом, конечно. Но иногда приходится ре­шать самостоятельно. Все же худсовет орган общественный, трудно собрать всех… При­ходит человек. Приносит работы, сценарную заявку, сценарий. Знакомимся. И к нему ли­бо возникает доверие, либо… Но если все-та­ки приходится расстаться, я всегда говорю, что возможность прийти еще раз гарантирова­на всем. Потому что могут быть неудачи… Может быть неудачная дипломная работа…

Это болезнь советского кинематографа: все хотят быть авторами, все самовыражаются.

— Хорошо, дать режиссеров для объе­динений — не самоцель. Но у объединений есть заинтересованность? 

— Объединения заинтересованы очень. Вот, например, режиссеры Б. Горлов и Н. Адоменайте закончили работу над картиной «Кома». Мы эту работу не считаем сто­процентной удачей, хотя именно она была отобрана для показа в одной из конкурсных программ Венецианского фестиваля, одного из самых престижных. Просто у нас планка художественности поднята очень высоко. Возможно, это — идеалистическая установка: каждый фильм, снятый в мастерской, должен быть событием. С другой стороны, тут тоже надо смотреть на вещи диалектично: на фоне сегодняшнего советского кинематографа и особенно на фоне дебютов «Кома» выгодно выделяется. Как бы там ни было, Горлову и Адоменайте тут же была предложена работа в телевизионном объединении. Горлов в сен­тябре запустился с трехсерийной картиной, Адоменайте в следующем году снимает од­носерийную ленту.

— А производственные условия у вас чем-то отличаются от обычных? 

— Нет, ничем. Но мы стараемся, насколько это возможно, освободить себя от рамок — производственных, плановых. Твор­ческие интересы ставим превыше всего. Если человек талантливый, пытаемся искать компромиссные варианты. Со студийным произ­водством, с финансированием. Более того: если оказывается, что отснятый материал ин­тересен и достоин полнометражного фильма, идем и на это. Хотя все это крайне нежела­тельно: приходится испытывать терпение руководства студии (спасибо, пока оно отно­сится с пониманием к нашим проблемам), ид­ти на пролонгации…

— А итоги? 

— До конца этого года Вячеслав Амирханян должен сдать картину «Посереди­не мира», посвященную Арсению Тарковско­му. Когда Амирханян запускался, неожидан­но поэта не стало. Мы срочно послали режис­сера в Москву, и он успел снять похороны. Кроме него, никто этого не сделал. Фильм — попытка художественно осмыслить биографию Тарковского. Большая полнометражная кар­тина. Мы на нее надеемся — у нее должен быть свой зритель. Еще «Фа-минор», режис­сер Андрей Черных. Этот эксперимент успе­хом не увенчался. Картина получилась креп­кая в профессиональном отношении, но оста­лась вещью в себе. Сценарий был во многом автобиографичен, построен на личных пережи­ваниях. Но личные переживания либо долж­ны найти отклик в сердце зрителя, либо… А здесь — такая холодная картина. При всех ее достоинствах…

— Не вторичная? 

— Вот с этим как раз сложно… Это болезнь советского кинематографа: все хотят быть авторами, все самовыражаются. В результате имеем очень плохое кино, которое никто не смотрит. Вот, Форман сказал такую фразу, а Герман ее часто повторяет: «Вы свои­ми фильмами все решаете проблемы, амери­канцы же — рассказывают истории. А вы не умеете рассказывать истории». У нас в кино все претендуют на создание общечеловечес­ких ценностей. Вот и нашу мастерскую бук­вально завалили притчами, то что я называю символятиной. Причем идея-то простая, а вы­ражена…

Алексей Герман

— Вашей мастерской руководит Гер­ман. В чем функция мастера? 

— Мастер возглавляет худсовет, в который мы намеренно пригласили режиссе­ров совершенно разных. Но все они — люди яркие, личности в искусстве состоявшиеся, имеющие моральное право принимать решение. Это — гарантия того, что в мастерскую не просочатся люди бесталанные. А Герман для всех нас — эталон вкуса, требовательнос­ти к себе, порядочности…

Мастерская живет: проблемы, вопро­сы… Одни разрешаются, возникают другие. Ежегодная дотация от Госкино — 525 тысяч. На постановку пяти короткометраж­ных картин. Деньги не бог весть какие. Воз­можность снять полный метр — чисто теоре­тическая: деньги надо искать на стороне. Мы ищем. Помогает «Ленфильм». Скажем, кар­тину «Ленинград. Ноябрь» (режиссеры О. Мо­розов, А. Шмидт) финансирует студия. Когда картина будет готова, нужно возвратить 390 тысяч.

«Ленфильм» получил право продавать дебюты и использовать вырученные деньги. Потому и стараемся «дотянуть» интересный материал до полнометражного фильма. Его проще продать в прокат.

Уже запущены (или запускаются) филь­мы из плана 1990 года. Помимо Морозова и Шмидта, над сценарием «Панцирь» работает И. Алимпиев, известный по документальным фильмам «Очень вас всех люблю» и «Афри­канская охота». По сценарию «Как поживае­те?» снимает фильм И. Евтеева…

Уже более-менее определены планы на 1991 год. Но принцип прежний: очень талант­ливые сценарии вытесняют просто талант­ливые…

Так что, длинным ленфильмовским ко­ридором до конца, вверх по лестнице на чет­вертый этаж и с площадки направо.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить