Высшие формы — «Жизнь маленьких зверей» Игоря Маломуда и Константина Бриллиантова
Сегодня в «Высших формах» — «Жизнь маленьких зверей», примечательный фильм 2000-х, который настало время пересмотреть. К сожалению, мы больше не можем поговорить с его режиссером — Игорь Маломуд умер 18 мая этого года. Но о совместной работе, творческом андеграунде и своем друге рассказывают художники, аниматоры и монтажер этой картины.
Константин Бриллиантов | художник-постановщик
Нас с Игорем Маломудом познакомили общие друзья, и он пригласил меня работать на фильм в качестве художника-постановщика. Незадолго до этого я окончил художественное училище, поэтому согласился, не раздумывая.
Наша первую встреча прошла в Макдоналдсе на Юго-Западной, кажется, весной 2007 года. Игорь сразу рассказал мне историю про тамагочи, главную идею: после смерти электронного Васи девочка Маша не приняла его подмену, потому что живых существ нельзя перезагрузить и запустить заново. Помню, как Игорь, ярко жестикулируя, описывал момент, когда Маша отверткой вскрывает тамогочи и хоронит потом его во дворе.
У Маломуда был своеобразный взгляд на историю и своеобразный юмор. Заявка на фильм, например, начиналась так: «Мама, купи мне тамагочи!» — «Да ты что! У тебя еще хомячок не умер!». Игорь с самого начала видел все подробности, начиная с бинокля на подоконнике и заканчивая названием журнала, который читает отец. Он обращал внимание на неочевидные моменты: надпись на заборе, проезжающая за окном машина. Мог делать из незначительного значимое и интересное, кайфовал от деталей, выражал в них себя, и они были характерные, оригинальные, точные. Вот как он описывал родителей Маши:
Машины родители — какие-то околохудожественные деятели, график у них свободный, но плотный. А околохудожественность — работа, а не призвание, но имидж и некоторая артистическая истеричность все равно есть. Обычно они где-то работают и/или тусуются, а Маша сидит с бабошкою (текст автора высказывания — прим.) или одна и созерцает
После работы над фильмом Маломуд говорил: «Вот это Брильянтов. Три месяца я учил его рисовать, как мне надо, и потом он мне нарисовал весь фильм!» Он точно знал, «как ему надо» — визуально и эмоционально. Я тогда воочию увидел и осознал, что режиссура — это в первую очередь видение.
Четкое представление о конечном результате, с одной стороны, упрощало мою работу, потому что была конкретная задача, но, с другой, Игорь требовал соответствия, и мне не всегда было легко его достичь. Маломуд всегда объяснял с блокнотом и ручкой в руках, мимолетно иллюстрировал свои образы, дополняя их деталями и насыщая юмором.
Маломуд любил «крафтовое», сделанное на коленках, вручную
Так, в основном, и проходила работа — за его набросками, зарисовками, каракулями следовали мои бесчисленные попытки перевести это в художественное решение. Он вдохновлялся комиксами и японской анимацией, но все твердил, что этого влияния в фильме должно быть меньше, чем в его набросках, нужно искать что-то свое.
Еще больше его вдохновляла музыка. Он сам хорошо играл на бас-гитаре, был участником разных андеграундных групп, мог часами говорить о гитарных примочках. И здесь к выбору музыки подошел ответственно. Ему хотелось, чтобы она была гитарной, живой, настоящей, написанной специально для фильма.
Первую половину «Жизни маленьких зверей» мы делали в легендарном Хохловском, 7. Когда эти исторические помещения еще пустовали и не были объектом вожделения девелоперов. Снимали на станке для перекладки, собранном из парт и нескольких старых фотоувеличителей, что по тем временам было довольно круто — фотоувеличители позволяли камере свободно перемещаться над всей поверхностью стекол. Павильон был обтянут шторами из черной пленки и укрывного материала для грядок. Там же, в мастерской, мы и жили — окруженные творческими личностями, маргиналами, жившими по соседству, в помещениях, пропитанных духом истории.
Это было здание бывшей типографии, где рядом с полуразрушенными конвейерными лентами валялось огромное количество типографской пленки большого формата — будто кто-то специально подбросил ее нам для фильма! Для перекладки она не годилась, потому что была толстовата, но все фоны нарисованы именно на ней.
Маломуд любил «крафтовое», сделанное на коленках, вручную. Даже раскадровку рисовал тушью и перышком. Все перекладки для фильма были нарисованы на целлулоиде, который я с обратной стороны грунтовал черной краской, а затем с лицевой наносил изображение темперой.
Часто ему было труднее совладать с собой, чем с творческой задачей.
Собирали перекладки на «клячку». В то время ее было сложно купить в магазине, она изредка попадалась в художественных салонах, но была слабая, плохо держала части персонажей и пружинила. Тогда мультипликатор Женя Жиркова принесла нам кусочек клячки со студии «Пилот», она была жирная, пластичная. Маломуд назвал ее гордым именем «сверхклячка», положил в круглую жестяную коробку то ли от табака, то ли от конфет, и она стала ценнейшим, незаменимым в работе инструментом.
Как-то раз зимой 2007 года я открыл дверь, вышел на улицу — была довольно холодная погода, дул ветер. Вдруг вижу — на меня из глубины двора по дорожке идет волнистый голубой попугай. Не летит, а именно шагает пешком по снегу мне навстречу. Поднимается по лесенке, проходит мимо, не обращая на меня никакого внимания. Я открываю ему дверь, и он заходит внутрь помещения.
Потом откуда-то у нас взялась клетка, но он в ней почти не жил. Летал по комнате, мы его кормили. Назвали Пантелеймоном. Характер у него был прескверный: он кусался, все время недовольно чирикал — видимо, жизнь его потрепала. У нас там стоял низкий квадратный столик, в центре которого, как декор, торчало сухое дерево. Пантелеймон очень полюбил на нем тусоваться. Я рисовал, а он садился прямо мне на кисточку с другой стороны, и мы рисовали вместе.
Как будто он почувствовал, что мы куда-то уезжаем, а он никому не нужен — загрустил, затосковал и умер
В февраля 2008 нам нужно было уезжать из этого помещения. Настроение было поганое — мы уже прикипели к этому месту, не знали, куда поедем, да и не хотелось прерывать съемочный процесс. Собирали вещи и думали: «А куда же девать Пантелеймона?» Забрать его было некому. И буквально за три дня до отъезда мы нашли его мертвым на диванчике рядом с его любимым деревом. Как будто он почувствовал, что мы куда-то уезжаем, а он никому не нужен — загрустил, затосковал и умер. Может быть, конечно, он заболел — все-таки была зима. Тем не менее, такая вот «жизнь маленьких зверей» на съемках.
В нем есть особенное ощущение жизни — доброе и не терпящее подделок
Мы заканчивали фильм в однокомнатной квартире на Щелковской, оборудовав единственную комнату под съемочный павильон. Жили вместе с фильмом. Игорь ночевал в спальном мешке возле станка, а на утро к нам на работу приходили аниматоры — Ольга Веселова, Фазиль Гасанов, Женя Жиркова — и мы, сонные и довольные, переползали на кухню пить чай, уступая место мастерам.
Вся эта атмосфера в совокупности с харизмой Игоря, с его неординарностью и увлеченностью процессом, давала свои плоды. Он не был простым человеком, часто ему было труднее совладать с собой, чем с творческой задачей.
Маломуда нужно пинать
— повторял он. Но он был требователен к результату, обладал по-неформальному тонким вкусом и ощущением законченности. Обучаясь во ВГИКе на факультете мультимедиа, Игорь большое внимание уделял финальной картинке, свету, эффектам, и доводил до конца все изображения сам: делал работающий телевизор в комнате Маши, свечение экранчика тамагочи, вставлял туда анимацию, добавлял недостающие тени, делал мерцающие титры.
Маломуд все время фонтанировал образами, оригинальными ситуациями, наблюдениями. Он любил веселье, когда рядом есть друзья, слушатели, зрители. И очень гордился этим фильмом, который получился очень похожим на него самого. В нем есть его особенное ощущение жизни — доброе и не терпящее подделок.
Евгения Жиркова | аниматор
В то время я работала на «Пилоте» и во вторую смену приезжала делать анимацию на пластилиновом мультфильме Кати Бим «Как зайчик ни в кого не превратился». Школа-студия «Шар» тогда снимала помещения в старинном здании, где часто бывал Пушкин, печатал свои ноты Чайковский, а теперь обитали разные творческие личности. Там был огромный театр с декорациями в виде индийских богов; люди занимались йогой, экспериментировали с разными видами искусства. Я тогда впервые узнала, что такое сквот.
Фильм вырывался из него и разыгрывался по ролям при любом удобном случае
В одном помещении с нами, просто отгородившись ширмой, снимали Игорь с Костей. Мы подружились, и через какое-то время они мне говорят: «А давай сделай нам сценку».
Сценарий фильма я не читала, но у меня была супер пантомима от Игоря Леонидовича (как многие, да и он сам себя называл) — фильм вырывался из него и разыгрывался по ролям при любом удобном случае. Он начинал прыгать и бегать, будто он — это маленькая героиня; очень точно изображал ее эмоции. Помню, как он показывал тамагочи Васю — строил кошачьи рожи и урчал.
Кажется, первой я делала сцену, где папа приносит дочке тамагочи. Потом, как девочка садится за уроки. В процессе работы я задумалась, не той стороной положила реквизит и случайно сняла, что девочка неправильно берет ручку и касается тетради колпачком, а не стержнем. Для ручной перекладки это ужасно — надо все возвращать назад и переснимать. Подошла к Игорю. Он вгляделся в сцену и сказал:
Слушай, а она же тут грустная. Давай так и оставим, что она коснулась страницы колпачком, потом такая „тьфу, ты!“ и дальше уже начала писать правильно.
Снимала, как девочка Маша шлепает ногами по паркету. Нам тогда было двадцать с небольшим, я переживала несчастную любовь. И сейчас этот паркет моментально переносит меня в состояние весны, когда тебе не повезло, но с тобой самые лучшие друзья, которые всегда напоят чаем.
Игорь и Костя жили фильмом. Вокруг них возник настоящий очаг тепла. Там висела огромная разноцветная тряпочка, и все было таким, будто я попала в дом настоящих хиппи. За станком была лежанка с греющейся электрической простыней. Ребята пускали меня туда поспать, когда я оставалась до ночи и не успевала на метро, даже если сами мерзли.
Для меня это был удивительный, «контрастный» опыт. До этого у меня режиссерами были Юля Аронова, Катя Михайлова, Соня Кравцова, Сережа Меринов. Ты снимаешь сцену и тебе нужно аккуратно и вежливо подойти к режиссеру, который в это время может сам что-то снимать, композить, монтировать, править. А тут я снимаю сцену, приходит Маломуд абсолютно голый, танцует, падает спать. Досняла, думаю: «Что делать?» Бужу его аккуратно (будить надо было долго), а он говорит: «Мама, я не опаздываю во ВГИК». Рассказывал свои сны, но, проснувшись, подходил и давал очень точные режиссерские правки, потом ложился спать дальше.
Высшие формы — «Стыдные стихи» Нади Щербаковой
Через некоторое время мы переехали на Щелковскую, в квартиру родственницы Игоря Серафимы Вольфовны, которой уже давно не было в живых, но как будто она была с нами и нас оберегала. Туда к ребятам часто заходили персонажи с Хохловского. Было чувство, что они перевезли все с собой, и где бы они ни были, всегда будет уютно.
Один парень особенно со всеми подружился — был добр, дружелюбен, рассказывал веселые байки. Он пробыл там месяц, а потом исчез. Я приехала снимать, его нет, ребята грустные. Думаю: «Наверное, поссорились. Всякое бывает». Костя и Игорь обсуждали, как продать какие-то футболки. Я не понимала, что происходит, и просто снимала. Оказалось, что их гость сбежал, прихватив с собой деньги на фильм. Ребята мне не сказали. Заработали денег на футболках и все равно оплатили мою работу. При всей своей веселости и ненависти к условностям Игорь был очень порядочным в работе.
Высшие формы — «Скамейка» Маши Митяевой
В то время я чувствовала, что работаю на чем-то очень крутом и классном. Мне было странно, что у фильма не было ультра славы на фестивалях. Я его всегда любила, он очень душевный, глубокий и одновременно модный. Мне все время хотелось, чтобы там был счастливый финал. А сейчас, когда пересмотрела его, увидела там Игоря. Его отношение к жизни и смерти. И что жить надо по-настоящему.
Дарья Котова | аниматор
«Жизнь маленьких зверей» — один из первых короткометражных мультфильмов, на которых я работала. Атмосфера там была творческая: большие старые залы, сводчатые потолки, за стеной что-то расписывали граффитчики. Мы нашли ящик с гильзами, похожими на автоматные, разрисовывали их и, как елочные игрушки, вешали на ветку, которая там стояла. Ребята там частично и жили — спали на матрасе на полу, питались черти чем. Такая немного панковая жизнь.
Игорь показал мне, как работать с программой для фотоаппарата, на который снимали. Костя раскладывал на станке целлулоид — как какие части должны лежать в кадре, а Игорь говорил, что там должно происходить: например, тут мама режет морковь примерно две секунды. Потом он убегал на репетиции (играл в группе), а мы с Алие, моей подругой, по очереди это двигали покадрово. Через время Игорь приходил, проверял, что мы наснимали, нравится или нет.
В перекладке я делала сцену с руками, где Маша включает тамагочи; нажимает на кнопки, чтобы убрать за ним кучку; показывает Васе, что идет по телевизору. Сцена с морковкой, которую мы сняли, в фильм не вошла.
Интересно, что Игорь выбрал живую, а не компьютерную перекладку, когда все вокруг стремились делать 3D и даже рисованную анимацию уже старались делать в компьютере. Если бы изначально все делалось в компьютере, и цвет, и свет выглядели бы по-другому. И уж точно не пришлось бы выравнивать свет после включенного чайника — помещение, где мы работали, было убитое, и любая дополнительная нагрузка на электричество приводила к тому, что свет немного пригасал. Но, может, благодаря этому фильм и получился ламповым.
Потом Игорь поручил мне рисовать дома и все сцены со зверьком (кроме той, где Маша вводит имя питомца). Сначала обговаривали, что там должно происходить; делали зарисовки в блокноте, как это примерно должно выглядеть; и потом я имитировала во Flash что-то вроде пиксельной анимации на экране тамагочи. Приносила, а эффекты Игорь уже делал сам.
Екатерина Герасимова (Патрикеева)| фотограф
Во время съемок «Жизни маленьких зверей» я пыталась фотографировать процесс, но Маломуд ругался, что я все фоткаю, как духовно богатая дева. Правда, потом забрал фото к себе в диплом, где нужно было рассказать про процесс производства.
На фото — Костя рисует, кто-то из девушек у съемочного станка, один из Бумажных Зверей, которых Маломуд вырезал и везде развешивал. Он называл их Ватманами (как Бэтмен, только из бумаги). Одного вырезал со смешной маленькой пиписькой, а девочки-аниматоры смутились и отрезали ее ножницами. Маломуд расстроился.
В то время я была девушкой Игоря. Костя все время ругался: «Маломуд, хватит пить коньяк и обжиматься, иди работай!» А у меня было ощущение, что все по-хорошему странно, что ребята — настоящие волшебники, и что я совершенно счастлива и вообще везде в мире могу быть на своем месте, когда они рядом.
Василий Ефремов | художник
На фильм «Жизнь маленьких зверей» меня позвал Костя Бриллиантов, с которым мы были знакомы по художественному училищу. Тогда я совсем мало знал про анимацию, и если бы мне сказали, что впоследствии буду этим заниматься, я бы очень удивился. Все для меня было совершенно новым и интересным: устройство сцен, процесс анимирования, последующая озвучка. Я сходу сел рисовать фоны и перекладки. Костя объяснял, какие нужны фактуры, фазы движений, планы.
Я нарисовал стену с надписью «Шумахер»; заснеженную улицу, по которой папа идет домой; ладони девочки и пол в сцене, где она впервые берет в руки тамагочи; паркет, по которому Маша радостно скачет; фоны в сценах, где тамагочи играет с мячиком, и где папа «воскрешает» игрушку; стол, за которым девочка вскрывает тамагочи отверткой; и фон для сцены, где Маша хоронит друга в сугробе, и к ней подходит собака.
Когда рождается кино, это производит большое впечатление
Увидеть финальную смонтированную версию фильма было для меня чем-то волшебным. Когда видишь совсем небольшие детали перекладок-персонажей на большом экране, когда звуковое решение, колорит и все компоненты собираются в единый пучок, и рождается кино, — это производит большое впечатление. Наверное, в тот момент у меня впервые зародилась мысль заняться анимацией.
В последующие годы мы с Игорем общались все больше и больше, одно время я жил у него в Израиле. Я очень многое узнавал от него о фильмах и музыке, о которых едва ли мог бы услышать где-то еще. Были какие-то, увы, так и не реализовавшиеся планы про следующие картины. Его уход стал для меня очень тяжелой потерей.
Игорь Чупин | монтаж, цветокоррекция
Я работал режиссером монтажа в соседнем от ребят крыле. У них стоял настоящий станок для перекладки, и я впервые увидел аналоговый вариант Photoshop’а или After Effects. Этот станок казался магнитом для чего угодно — от знакомства до флирта — кроме работы. Но Костя создавал впечатление конструктивного человека и постоянно ворчал на Игоря, призывая его к труду.
В какую-то из встреч мы с Игорем разговорились про тамагочи — у каждого из нас в детстве был опыт с этой игрушкой. Спорили, может ли эта штука считаться домашним животным наравне с котом. Я видел в игрушке только девайс с тусклым функционалом. Игорек восхищался тем, что к нему можно отнестись с любовью и даже похоронить, как это делают, к примеру, японцы, у которых даже есть кладбища тамагочи.
На всем этом вайбе Игорек рассказал, что самая важная в фильме сцена, когда тамагочи потухнет и уже не воскреснет. Девочка обязана вынуть батарейки и тем самым не дать себе забыть, что погасший тамагочи был ей другом и любимым питомцем. И собаки во дворе это одобряют. А последний кадр по настроению должен быть, как в «Сказке сказок» у Юрия Норштейна.
Крутой фильм — не тот, который получил призы, а тот, который подружил людей на долгие годы
Пока мы все это обсуждали, нас выгнали из сквота, который закончил свое существование и ушел в коммерцию. Парни доделывали фильм на Щелковской. Уже начинался композ. Я подглядывал за тем, как и что Игорь делает, и потом применял эти знания на других проектах — по сути учился у него азам композинга и анимации. Когда фильм досняли, я работал на «Белке и Стрелке. Звездные собаки» режиссером монтажа. Костя с Игорем собрали фильм и попросили его посмотреть. Я им немного его перемонтировал. Было видно, что история сложилась, и нужно было подровнять цветокор. У меня уже был в этом небольшой опыт и, главное, на «Белке и Стрелке» было передовое на тот момент оборудование с профессиональным монитором для цветокоррекции. Так я и попал к парням в титры.
Потом мы ни разу не работали вместе, но всегда радовались друг другу при встрече. Крутой фильм — не тот, который получил призы, а тот, который подружил людей на долгие годы. «Жизнь маленьких зверей» стал таким фильмом.
