И прочий лытдыбр — «Ровесник» Федора Кудрявцева
Не портите глаза мониторами, а лучше сходите в кинотеатр, в российском прокате — «Ровесник». Фильм, который последние дни в представлении не нуждается, но подробного обсуждения все еще требует. О том, насколько новым на самом деле получилось слово «Ровесника», пишет Вероника Хлебникова.
Пусть это будет способ выжить среди мертвых,
Хотя, их жизнь не больше, чем кино,
В котором половина кадров стерта,
А мозговое полотно отключено
«Поэма влюбленных цистерн» из альбома «Петроградская акустика», 1991
Студент Григорий узнает, что у него был другой папа, Петя, а у папы была короткая, но насыщенная жизнь, друзья. И слушали они не Цоя, а «Депутата Балтики» Эдуарда Старкова, чья жизнь тоже не затянулась, в 1997 он повесился.
Нет не только проблемы ненадежного рассказчика, но и самого рассказчика у 90-х нет
«Ровесник» режиссера Кудрявцева сначала выступает в жанре каталога жизненно важных вещей 20-х годов XXI века. Все они, как известно, сосредоточены в смартфоне. Контенту айфона доверен краткий пересказ жизни протагониста Григория — в голосовых сообщениях, текстовых, в рилсах, мемасиках, гифках, селфи, и что там еще в сетях и мессенджерах водится. Пока автор предается удивительному и экранизирует виды сетевых приблуд, флуда и цифрового мусора, Григория и других обитателей его айфона обводят кружками, вытягивают и сплющивают, превращают в единорогов бесплатными и платными приложениями — уж такова суть жизни в гаджете. Существуют ли жизнь вне его экрана, заботить не должно, поскольку не вписывается в стандарты скринлайфа.
Утопление телефона в речке и покупка нового выглядят символическим переходом героя на следующий уровень, на современном арго называемым «осознанный». С новым айфоном Григорий может позволить себе больше памяти. Он листает семейные альбомы, комментирует пленочные и полароидные снимки, находит домашнее видео — «виденья мимолетной простоты» — и погружается в архив и в прошлое отца.
Остается откатить картинку к качеству VHS кассеты, к середине 90-х. Неожиданный эффект — прошлогодний снег все еще мокрый и холодный, а прошлое оказывается единственным настоящим. Как и в «Исчезновении докторе Менгеле» Кирилла Серебренникова, где любительская съемка маркирует «золотой век», VHS «Ровесника» открывает форточку.
Есть фрагменты пазла, но нет задачи их собрать и вставить в траурную рамку
Прежде в фильмах разных хороших документалистов «найденные пленки» складывались в интересные экспериментальные нарративы, где хроникальный материал работал как дневниковый и летописный, и живые люди вываливали свои кишки в сети. Полноценная стилизация до сих удалась лишь гениальному Мавроматти в «Обезьяне, страусе и могиле». «Ровесник» стилизует под частные хроники игровой материал с актерами и сценарием, хотя сценарий — самая незаметная часть фильма, создающегося, кажется, сразу в процессе монтажа, иногда с по-настоящему легким дыханием.
«Ровесник» Федора Кудрявцева — Пресса и критика о фильме
Камера, которая снимает частную жизнь 90-х, не принадлежит кому-то одному, она переходит из рук в руки. И похоже, тот же принцип соблюден в работе оператора «Ровесника» — за камерой нет определенного лица. Если про 20-е бегло рассказывает непредвзятый айфон, железо и софт, то повествование о девяностых не принадлежит никому конкретно, камера переходит из рук в руки. Нет не только проблемы ненадежного рассказчика, но и самого рассказчика у 90-х нет. Они просто включаются в изображение, как электрические разряды. Вероятно, в том огромная заслуга художников Николая Киреева, Екатерины Близнюк и Ники Сергеевой, воссоздавших эту нецифровую среду офисов, ксероксов и стремной одежки.
Хуже обстоит дело с говорящими головами, которых Григорий снимает в наше время как свидетелей жизни папы Пети. Тут довольно нудный парад-але из монологов артистов Яценко, Спиваковского и Аброскина. Выжившие отцовские товарищи по главным стартапам девяностых — рунету и сетевой рекламе — совсем не похожи на собирательного Демьяна Кудрявцева. И отчего-то они выглядят не архитекторами современной цифровой и медийной среды, а мелкими чмо, (если пользоваться лексикой 90-х) и кажутся даже более искусственными, чем невинные дипфейки их персонажей в юности. Хотя артисты в ролях старых большевиков, которые примерно Носика видели и Птюч если не издавали, то листали, — хорошие и стараются. Если это запланированный эффект из разряда колкостей про «отцов и детей», то очень незамысловатый.
Он жил не в рунете и умер не на ютубе. В отличие от 90-х, бесконечно и задорого препарируемых в анатомическом медиа театре
В целом все выглядит как поход в библиотеку, с той разницей, что у читателя с билетом обычно есть сверхзадача. Кто-то идет в архив припасть к свежераскопанным корням, Пьетро Марчелло — за киногенией. Вильгельм Баскервильский раскрывал тайну безбожного смеха и попутно серию убийств в монастыре. В «Ровеснике» есть убийство, как будто даже списанное с гибели Ильи Медкова, застреленного в 1993 году в возрасте 26 лет, но нет резона его расследовать. Есть фрагменты пазла, но нет задачи их собрать и вставить в траурную рамку.
Говорящие головы в этом смысле только поводы к новым главам развинченного сюжета. Они скорее обманывают и даже безмолвствуют, то есть ничего содержательного не сообщают, потому что у режиссера нет к ним вопросов, а студент Григорий, задумавший всю эту дикую композицию старого с новым, не является на съемку, отправляя вместо себя оператора. Исключение — Анна Михалкова в роли мамы. Это просто лучший повод обняться 20-м и 90-м.
Основной просчет «Ровесника» (несмотря на высоковольтное электричество мнимых found footage, чтение стихов артистом Вадимом Громыко и невесомый монтаж) сформулирован персонажем Спиваковского: палец есть, а эрекции нет.
«Кривенько-косенько, как надо» — Федор Кудрявцев о «Ровеснике»
Его неоспоримое достоинство в том, что цель режиссера Кудрявцева не просматривается, что все обойдется без однозначных и внятных выводов о двух временах и даже самых напрашивающихся, например, о качестве и количестве жизни в 90-е и в 20-е. Хотя трудно называть жизнью цифровую ловушку для бывших детей, знающих команды «шер» и «бан», натасканных на холивары в масштабах планеты и на котиков, приученных к лайкам и их монетизации. Хотя папа Петя, заваривший все эти нети, в которые переселилось поколение сына, похоже, лишил жизни не себя одного. Ведь ярко живший и быстро умерший, он жил не в рунете и умер не на ютубе. В отличие от 90-х, бесконечно и задорого препарируемых в анатомическом медиа театре.
Читайте также
-
Эта братская, братская любовь — «Дружба» Эндрю ДеЯнга
-
Откровенность как стратегия
— «Что знает Мариэль» Фредерика Хамбалека -
Сестра — тоже человек — «Гадкая сестра» Эмили Блихфельдт
-
Постоянство участи — «Белый пароход» Инги Шепелевой
-
Квадраты и насекомые — «Зона интересов» Джонатана Глейзера
-
Чертовы нейросети, инфернальные эти — «Черное зеркало»