хроника

Науму Клейману — 77!


Наум Клейман и посетители Музея кино на Красной Пресне

 

Галина Рымбу, поэт, критик, куратор

«Музея кино» в моей жизни не было. Был кинотеатр «Космос» на окраине Омска, похожий на белую шелушащуюся коробку мифов. Там жили образы гетеронормативной голливудской любви, груды оружия и мускулов из боевиков, острый холод трэшовых триллеров. Были просмотры дикого немецкого порно на квартирах у друзей-хиппи. Дешевые DVD-диски. И никакого, в общем-то, арт-хауса. Кино не воспринималось как культурный опыт, как нечто вообще имеющее отношение к «высокой» культуре, а как продолжение того мифического пространства с железными заводскими проходными и призраками СССР, в котором мы находились. Кино было одурманивающим мифом для потерянных и лишенных какой-либо почвы низов. Лишь позже я узнала, что кино может быть прорывом к реальному.

Любые подлинно культурные институции являются прорывом к реальному, но уже в более конкретном, можно сказать, в политическом смысле, поскольку вырабатывают у человека критический подход к действительности, освобождают от мифологических или навязанных господствующими системами идентичностей, открывают глаза на биополитический гнет, живущий в каждой клетке нашей крови и, в конечном счете, пробуждают стремление к культурной и политической борьбе. Уроды и мутанты нынешнего режима, похоже, очень хорошо понимают политическое значение таких институций. Поэтому очень быстро шевелят усиками и двигают щупальцами в их направлении. Так неоконсервативный властный осьминог навис над «Музеем кино», который и без того стал культурной институцией, подобной летучему голландцу, остов которого глубоко укоренен в истории. И, боюсь, что здесь одной коллективной синефильской ностальгией не справиться. Нужна более жесткая и осмысленная солидарность. Клуб защитников «Музея кино», который, если ситуация будет усугубляться, сможет поджарить зад чернильному гаду.

 

Алексей Цветков, писатель, публицист, общественный деятель

Что я думаю о Музее Кино, в котором посмотрел когда-то десятки незаменимых фильмов, от Фасбиндера и Штрауба до Хичкока и Вертова?

В феврале 1968 под давлением министра культуры Мальро французская Синематека сменила директора. Ланглуа ушел. Авторитет его в среде французского кино и вообще среди гуманитариев был такой, что в только что снятой «Китаянке» Годара главный герой Гийом ссылается именно на лекцию Ланглуа, доказывая жителям маоистской коммуны, что Люмьер был всего лишь буржуазным импрессионистом, а вот Мильес был настоящим революционным брехтианцем. Увольнение Ланглуа вызвало волну акций протеста и кампанию солидарности в прессе, после чего министерство культуры попятилось и предложило вернуть Ланглуа в должности художественного куратора. Но гуманитарии уже почувствовали свою силу и на компромисс не согласились. Собралась демонстрация в 3 тысячи человек, которую возглавил Годар. Они попытались оккупировать Синематеку, чтобы вернуть её народу. Началась массовая свалка с ментами. Годар был ранен и ненадолго попал в больницу. После этого большинство французских режиссеров публично заявили, что отказываются сотрудничать с Синематекой, которая служит государству, а не обществу. Годар быстро пришел в себя и в марте волнения продолжились. Они совпали с бунтом студентов в Нантере, где ситуационисты устроили «десять дней, которые потрясли университет». Вмешалась полиция. Годар на общей волне возмущения предложил бастовать телевизионщикам и создать вместе с киношниками «Генеральные Штаты», работающие на революцию, а не на голлистов и капитал. В мае они отправились в Канн, оккупировали там главный зал и сорвали Каннский кинофестиваль. Их поддержало большинство режиссеров, отозвавших свои фильмы, жюри подало в отставку и фестиваль в 68-ом году (единственный раз за всю историю) не проводился. Между тем параллельно студенты оккупировали Сорбонну, превратив её в «революционную крепость», и парижские бульвары покрылись баррикадами. К июню к студентам присоединились крупнейшие рабочие профсоюзы и Францию накрыла всеобщая забастовка. Цепная реакция аналогичных выступлений прокатилась по всей Европе. Это навсегда изменило политический климат и стиль жизни европейцев.

В современной России система готова перейти к более простому, элементарному состоянию, в котором такие институты, как Музей Кино, просто не нужны. Без кунштюков. Основателя и директора Наума Клеймана оттуда уволили, после чего начали методично, под руководством министерства Мединского, уничтожать музей. Это привело к тому, что весь состав сотрудников музея солидарно подал в отставку и выразил недоверие присланному минкультом новому директору. Последствий это не будет иметь скорее всего никаких. Несмотря на международные письма протеста. Слишком сложный элемент из предыдущей эпохи просто отстригут как неуместный и отправятся на выставку «Рюриковичи».

 

Алексей Артамонов, кинокритик, бывший сотрудник Музея кино

Когда год назад я только пришел работать в Музей, я уже писал, зачем он так нужен. Писал и о том, что принадлежит он ни дяде, ни чиновьичьей братии, а нам с вами, и только мы можем взять его судьбу в свою руки. Могли, но не взяли.

После прихода нового директора меня сослали в самый далекий угол Музея на Мосфильме — в видеотеку. Там было холодно и тесно — маленькая комнатушка, заваленная дисками, кассетами, бетакамами. Но меня грели эти бесчисленные сокровища, многие из которых мы так и не успели вытащить на свет — сидиэры Маркера, редкие фильмы Мануэла ди Оливейры, Алена Кавалье, Рауля Руиса — кто и когда у нас их показывал? Будьте спокойны, теперь и не покажут. Я не говорю о пленках, среди которых были уникальные копии (например, позитивы фильмов Годара с русскими субтитрами, подготовленные и подаренные им лично, да и много чего еще) — они теперь перейдут Госфильмофонду, а значит будут скрыты от зрителей за семью печатями. А есть еще и бесчисленные записи с ректроспектив на Красной Пресне — эпохальных встреч режиссеров с московской публикой, чаще всего самых первых. Я даже не знаю, что ценнее — это или фильмы.

Я потерял работу, которой отдавал себя все последнее время, но не за это я переживаю. Мне страшно, что даже руины московского Музея кино, которые все это время ждали возрождения, теперь окончательно покроются пеплом и пылью. Музею кино нужны перемены, и сделать Музей кино эффективным учреждением культуры, конечно, можно — есть столько примеров прекрасных музеев и синематек по всему миру, неизменно пользующихся популярностью у посетителей и зрителей. Для этого нужны вложения, подходящие мозги и диалог с теми, кто в этом что-то понимает. Но сделать его эффективным, наступив на горло самой сути этого заведения, созданного конкретными руками, конкретными людьми, их энтузиазмом, любовью к кино и любознательностью, — невозможно. Если новое руководство и власти так и не смогут найти общий язык с Наумом Клейманом и командой музея, которая его по крупицам собрала, это место превратится в очередное казенное предприятие с семейными и патриотическими фильмами для абстрактной публики и невидимыми миллионными выставками, открывающимися только для отчета перед Министерством. Единственное, что все еще может успокаивать, так это то что когда-нибудь вся эта надстройка культурной политики ссохнется и отпадет за ненадобностью — и тогда под грудой пепла, как культура Помпеи, все еще будут лежать бесценные артефакты прошлого. И в будущем им найдется достойное применение. Я надеюсь хотя бы на это.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: