Великий ироник, или Автор сценария и режиссер Вуди Аллен
Пока в прокате (например, его можно посмотреть на «Ленфильме» в оригинале с субтитрами) еще идет последний фильм Вуди Аллена «Великая ирония», публикуем признание в любви к великому режиссеру, не считающему себя таковым. Автор материала: Гия Сичинава.
Американец в Париже
«Великая ирония» — последний на нынешний момент и возможно последний фильм в биографии Аллена. По признанию режиссера, финансирование на каждый новый фильм становится все труднее и, если случится так, что денег найти не удастся, то так тому и быть. Впрочем, надо держать в уме, что нечто подобное Аллен без тени лукавства сообщает с тех самых пор, как прекратил сотрудничество со студией United Artists еще в 1980-м году (спасибо за это Майклу Чимино и провалу его фильма «Врат рая», на котором история студии по сути закончилась). С другой стороны, Аллену раньше никогда не было 88 лет, так что шансы, что он махнет на несговорчивых продюсеров рукой и полностью отдастся любимому джазу, теперь гораздо выше.
Так или иначе, «Великая ирония», 50-я по счету работа в его режиссерской фильмографии, вновь рассказывает о Париже — одном из любимых городов Аллена — и содержит многие типические для его авторского стиля элементы: ни с чем не сравнимое сочетание комедии и следующей за ней по пятам трагедии, образная система любовного многоугольника (романтически настроенный герой — его неудовлетворенная жизнью возлюбленная — прагматичный муж возлюбленной) и ждущий своего момента случай, каприз судьбы, переворачивающий все сверх на голову.
Он типичный представитель редкого вида homo scribo, человека пишущего
Критики последние этак лет двадцать последовательно ругают Аллена за самоповтор, иногда отвлекаясь на редкие дифирамбы, посвященные отдельным его фильмам. Правда однако в том, что пресловутых «шарманок» у режиссера сразу несколько. За полувековую карьеру Аллен создал внутри собственной киновселенной несколько миров-жанров, действующих по схожим законам: мир чистой комедии, подчас абсурдистской и бурлескной, мир холодной, нордической драмы и как бы стоящий между ними мир трагикомедии («Великая ирония», к слову, относится скорее к последнему). Об истоках каждого из них хотелось бы рассказать несколько подробнее, заодно соорудив нечто вроде апологии Аллену — вроде той, что когда-то Платон написал Сократу, другому знатоку иронии.
Рождение
Не столь важно, где и когда родился Аллан Стюарт Кёнигсберг — на всякий случай заметим, что в нью-йоркском Бруклине 1 декабря 1935-го года — важно, что режиссер Вуди Аллен, имеющий с первым некоторое внешнее сходство, родился в тот момент, когда увидел черновые варианты фильма «Что нового, киска?» — комедии, поставленной по его сценарию и безнадежно испорченной «голливудским» подходом к делу продюсера Чарльза Фельдмана — и решил впредь непременно заниматься постановкой самостоятельно. Хотя впервые идея стать режиссером пришла Аллену в голову еще в семилетнем возрасте при присмотре приключенческого фильма Генри Кинга «Черный лебедь» с Тайроном Пауэром и Морин О’Харой в главных ролях.
Вскоре он шутил над Поллоком и метафизикой так же свободно, как раньше высмеивал своих многочисленных родственников
Вообще же Аллен относится к счастливому поколению, почти сплошь состоящему из синефилов. Все благодаря буму производства кино в 40-е, к концу которых студийная система Голливуда достигла своего пика. Юный режиссер посещал расставленные через каждые пятьдесят метров кинотеатры чуть ли не каждый день во время летних каникул, отсмотрев всю голливудскую классику. Уже в начале 50-х в США начали появляться небольшие кинотеатры, называемые арт-хаусами, которые показывали новые зарубежные фильмы. Так Аллен увидел и полюбил Бергмана, Феллини и других европейских режиссеров. Примечательно, что в десятке любимых фильмов режиссера только один американский — «Тропы славы» Стэнли Кубрика.
Подобный «круг смотрения», вероятно, породил и двойственность Аллена как автора. В знаменитых комедиях Аллена, снискавших популярность у широкого круга зрителей, чувствуется влияние братьев Маркс (особенно в молниеносных репликах в духе Граучо), старых добрый комедий Эрнста Любича и Фрэнка Капры, и, разумеется, Чарли Чаплина. В то время как в менее известных драматических фильмах заметно влияние европейских режиссеров. Да, разумеется, все творцы «Нового Голливуда» испытали это влияние, но Аллен, вероятно, оказался самым восприимчивым из них, став то ли американцем в Париже, то ли европейцем в Нью-Йорке — островом в безбрежном мире кино.
Человек-машина
В кино Аллен пришел из литературы и стендапа. В юности режиссер мечтал о карьере драматурга и, по собственному признанию, писать начал раньше, чем читать. С пьесами, впрочем, все обстояло довольно дурно. Аллену, предпочитавшему книгам комиксы, попросту не хватало начитанности. Зато ему замечательно удавались короткие комедийные рассказы, скетчи и шутки. На последних он начал зарабатывать еще в школе, продавая сначала газетам (чтобы не привлекать внимание одноклассников к своей скромной персоне он и придумал псевдоним «Вуди Аллен»), а затем эстрадным комикам, вроде Морта Сала. Позже влиятельные фигуры в шоу-бизнесе Нью-Йорка Джек Роллинс и Чарльз Йоффе, в будущем бессменные продюсеры фильмов Аллена, уговорили его выступать на сцене, где реальный страх режиссера перед выступлениями и породил тот самый образ нервного и неловкого очкарика-ипохондрика, что после появится в лучших его комедиях.
Между Алленом и Бергманом, при всей их разности, видится некоторое избирательное сродство
Чем бы ни занимался Аллен — скетчами ли, гэгами ли, пьеской или рассказом, он не переставал писать и работать, оставаясь типичным представителем редкого вида homo scribo, человека пишущего. Самой приятной частью работы для режиссера до сих пор остается написание сценария, на которое он тратит всего месяц, или в крайнем случае два. Это и объясняет литературоцентричность стиля Аллена, которая дополняется своеобразным визуальным почерком.
Улыбки разума
В юморе природный гений Аллена умеет, кажется, всё, но самому режиссеру нравятся тонкие, скорее остроумные, чем жовиальные шутки и ситуации, которыми однако в его исполнении и при его постановке способны довести зрителя до гомерического хохота. В первых пяти своих фильмах от «Хватай деньги и беги» (1969) до «Любви и смерти» (1975) он прекрасно проявил свою изобретательность и комический диапазон, однако все это были картины пародийные и бурлескные в лучшем смысле этих слов, но поставленные довольно невыразительно. Главная их прелесть таилась в словесных шутках и ситуационности.
По Аллену, человек сам творец своих смыслов. И чем раньше он с этим смирится, тем свободнее проживет свой короткий век
Все изменилось с выходом романтической комедии «Энни Холл» (1977), обновившей канон жанра нелинейным повествованием, сломом четвертой стены, анимационными вставками и монтажными находками. Фильм принес Аллену его первый сценарный «Оскар» (надо сказать, мало что для него значивший) и стал вершиной его первого, комедийного периода, подарив заодно статус создателя нового субжанра «интеллектуальной комедии».
Это словосочетание звучит особенно иронично, если учесть, что Аллен плохо учился в школе, начал познавать классическую литературу и искусство довольно поздно, да и то с утилитарной целью — чтобы не отставать от своей первой жены Харлин Розен. До этого ему были интересны кино, джаз, бейсбол и комиксы, разговоры о которых, как выяснилось, не слишком привлекали образованных девушек. Так что Аллену пришлось нанять репетитора, перечитать за несколько лет всю классику и стать завсегдатаем не только нью-йоркских стадионов, но и музея «Метрополитен». К счастью, чувство юмора Аллена оказалось всеядно и вскоре он шутил над Поллоком и метафизикой так же свободно, как раньше высмеивал своих многочисленных родственников.
«Любовь и смерть». Реж. Вуди Аллен. 1975
«Персона». Реж. Ингмар Бергман. 1966
Бергмановские интерьеры
В работоспособности и плодовитости гения Аллена можно сравнить разве что с его собственным кумиром — Ингмаром Бергманом, поставившем более шестидесяти картин. Влияние шведа проявилось в многообразном творчестве Аллена, причем не только кинематографическом. Об играх со смертью — у Бергмана она является Антониусу фон Блоку в «Седьмой печати» — Аллен поминает в своей одноактной пьесе «Смерть». Не раз американский режиссер позволял себе и прямые (часто комедийные) отсылки к Бергману, как, например, в недавнем «Фестивале Рифкина», где воспроизводил сцену из «Земляничной поляны», или как в сцене «Любви и смерти» (1975), повторяющей знаменитые кадры «Персоны».
Впрочем, наиболее явно это влияние проявилось в другой работе Аллена, «Интерьерах» (1978) — драме о трех сестрах и их отстраненной матери, выдержанной в «бергмановском» стиле. Фильму, прохладно встреченному критикой, действительно не хватало почерка самого автора, на котором лежала могучая тень Бергмана. В постановке же ощущалась робость Аллена перед новым материалом. Но что более важно, «Интерьеры» породили новый мир в киновселенной режиссера — мир терзаемых онтологическими вопросами представителей интеллигенции, обитающих в исключительно дисфункциональных семействах. Позже этот же мир Аллен населит персонажами драм «Ханны и ее сестры» (1986), «Сентябрь» (1987), «Другая женщина» (1988), «Мужья и жены» (1992) и «Жасмин» (2013).
Комедия, как известно, это трагедия плюс время, или по версии Аллена, это трагедия плюс точка зрения
Между Алленом и Бергманом, при всей их разности, видится некоторое избирательное сродство. Постоянные оммажи шведу, раскиданные по всему творчеству американца, ощущаются не как беспомощное копирование, а как признание их мировоззренческой близости, проявившейся в том числе в их фильмографии. Бергман, известный в первую очередь своими тяжелыми, нордическими драмами-притчами, успел снять несколько очаровательных в своей легкости комедий. Аллен же напротив, сколько бы не снимал драматических и даже трагических фильмов, непременно ассоциируется у широкого зрителя с более или менее интеллектуальными комедиями. Двух других авторов подобного масштаба, обладающих таким художественным диапазоном, кажется, просто не было.
Философ с киноаппаратом
Мир по Аллену лишен общего, заданного божеством смысла, вселенная лишена направленной воли и правит в ней случай, который люди принимают за знак свыше. Картина мира Бергмана во многом схожа с представлениями Аллена, но в ней сильнее звучит тема богооставленности, характерная для послевоенного европейского мироощущения. Для Аллена победа или поражение, удача или невезение, трагедия или комедия не связаны с конкретными действиями человека. Пресловутой кармы нет, есть только произвольно действующий в выхолощенном пространстве случай. Об этом в шутку или всерьез размышляют многие его герои — от Бориса Грушенко и его кузины Сони в «Любви и смерти» до мучимого поисками смысла жизни Мики (так же сыгранным самим Вуди) в «Ханне и ее сестрах». Однако для Аллена это не так уж и плохо. Тот же Мики, оказавшийся в пограничном положении, узнав о смертельном диагнозе, поставленном правда по ошибке, находит смысл в удовольствии от просмотра «Утиного супа» братьев Маркс. Другой его персонаж, Айзек из «Манхэттена» (1979), отвечая на вопрос, ради чего стоит жить, вспоминает симфонию «Юпитер» и другие произведения искусства. Иными словами, по Аллену, человек сам творец своих смыслов. И чем раньше он с этим смирится, тем свободнее проживет свой короткий век.
От комедии до трагедии
Комедия, как известно, это трагедия плюс время, или по версии Аллена, это трагедия плюс точка зрения. Режиссер наглядно доказывает это на двух примерах. В фильме «Мелинда и Мелинда» (2004), в котором несколько друзей обсуждают историю одной их знакомой, рассказывая ее каждый на свой лад — комедийный или трагический (нечто подобное когда-то сделал Ален Рене в «Курить/Не курить»).
Аллену явно ближе атеист Демокрит с его пустым космосом, чем верующий в богов Сократ
Есть и другой пример. Герой слышит через отдушину в вентиляции, проходящий в соседней квартире, сеанс психоанализа. В драматической вариации этого замысла, продемонстрированной в «Другой женщине», главная героиня в исполнении Джины Роулендс узнает в словах неведомой пациентки собственные подавленные чувства. А в комической интерпретации того же исходного события в мюзикле «Все говорят, что я люблю тебя», персонаж, сыгранный самим Алленом, пытается использовать эту информацию, чтобы понравиться таинственной незнакомке с милыми его сердцу неврозами. Учитывая модель мира Аллена, это выглядит не столько как постмодернистская игра демиурга с собственными замыслами, а как логичное ее следствие. Комедия одного не умаляет трагедии другого.
Преступление и наказание
Другой важной для Аллена темой, проходящей через некоторые его фильмы, стало наказание за преступление. Впервые философский спор о цене пусть и оправданного с точки зрения истории, но все же убийства захватчика Наполеона, в «Любви и смерти» шутливо ведет пара главных героев, проникшая для этого во дворец. Заканчивается все плачевно, как для Наполеона, которого убивает собственный двойник, так и для незадачливой пары убийц. Более серьезно эту тему Аллен разработал в «Преступлениях и проступках» (1989), своем многофигурном романе на пленке, в котором протагонист офтальмолог Джуда решается на убийство любовницы, пытаясь примирить мораль иудаизма с принципами прагматизма. Центральной метафорой фильма становится зрение — физическое и духовное. Второго Джуда, не способный в отличие от своего слепнущего раввина отличить добро от зла, стремительно лишается. Но кармического наказания Аллен для него не припас. Если уж и вспоминать древнегреческих философов, то Аллену явно ближе атеист Демокрит с его пустым космосом, чем верующий в богов Сократ. В таком разреженном мире человек сам себе судья.
Если склейки можно избежать, значит ее следует избегать — таков принцип монтажа по-алленовски
Дальнейшее развитие идея вины получила в «Мечтах Кассандры» (2007), «Иррациональном человеке» (2015), «Великой иронии» и, как кажется, наиболее полно в «Матч Пойнте» (2005), где соединилась с излюбленной Алленом игрой случая. В этой виртуозно поставленной трагедии о борющихся между собой Эросе и Танатосе, Аллен в очередной раз задается вопросом о ценности жизни, меняя формулировку вопроса со «стоит ли жить» на «стоит ли вообще рождаться».
Магия и джаз
При создании фильмов Аллен использует знакомые и любимые им элементы: улочки Нью-Йорка и других близких ему мест, аттракционы на Кони-Айленде, которые он посещал в детстве, воспоминания о мелких мошенниках, окружавших его в школе и воплотившихся в образе Верджила Старквелла, разумеется, джаз и магия в самом широком смысле слова — от поражавших в детстве фокусов до неутомимого движения времени, которое не способно запечатлеть даже пленка. Все вместе они образуют сентиментальные и полные ностальгии фильмы Аллена — «Магия лунного света» (2014), «Дни радио» (1987), «Проклятие нефритового скорпиона» (2001), «Сенсация» (2006), «Пурпурная роза Каира» (1985), «Полночь в Париже» (2011), «Пули над Бродвеем» (1994), «Римские приключения» (2012).
Магия в них неуловима и подобна алхимическому элементу превращающему даже самую простую и сотни раз слышанную историю в обаятельную притчу о нелепых чудаках, к которым Аллен относится одновременно иронично, и любовно.
Не глядя в камеру
О приметах нарративах в творчестве Аллена кое-что уже было сказано, но об особенностях визуальных решений почти ничего. Когда Аллен только начинал путь в кино, то имел весьма отдаленное представление о монтаже фильма. Многому его научил Ральф Розенблюм, режиссер монтажа, спасший его дебютную комедия «Хватай деньги и беги» (1969). Монтажная версия Аллена, в которой он несколько увлекся склейками, сулила провал и продюсеры даже подумывали об отмене проката фильма, но, к счастью, Розенблюму удалось придать фильму форму в том числе за счет повествовательной новации — финальной версия представляла собой что-то вроде репортажа об неисправимом и не слишком удачливом преступнике Верджиле Старквелле. Розенблюм будет неразлучен с Алленом до самых «Интерьеров», которых совсем не поймет.
«Энни Холл» стала важнейшим фильмом в карьере режиссера во многом благодаря встречи с Гордоном Уиллисом, оператором снявшим для Копполы «Крестного отца». Именно Уиллис научил Аллена, прежде не сильно озабоченного оформлением своих историй, важности разработки собственного изобразительного языка. Именно в «Энни Холл» начали появляться типичные для Аллена длинные планы с минимальным движением камеры. Замечательно в этом смысле одна из первых сцен фильма, в которой главный герой Элви Сингер в компании лучшего друга медленно на протяжении нескольких минут приближается к статичной камере. Мы слышим их диалог задолго до того, как увидим их.
Голос Аллена прекрасен не громогласностью и мощью, а изяществом, тонкостью, мягкой игрой воображения
Такой внутрикадровый монтаж сообщает фильмам Аллена особенный плавный ритм и используется им до сих пор. Если склейки можно избежать, значит ее следует избегать — таков принцип монтажа по-алленовски. Вместо этого режиссер использует движения камеры или меняет в случае необходимости фокусное расстояние.
После Уиллиса Аллен успел поработать с другими великими операторами — Карло ди Пальмой, Свеном Нюквистом, Дариусом Хонджи, Витторио Стораро — каждому из которых предоставлял довольно широкую свободу творчества. Многие побывавшие на съемочной площадке Аллена рассказывают, что создается впечатление, что он снимает почти не глядя в плейбек.
Апология маленьких шедевров
Перед премьерой на Венецианском кинофестивале «Великой иронии» Аллен как всегда раздавал интервью. В одном их них он отозвался о своем творчестве привычно самокритично. Известно, что Аллен не пересматривает собственные фильмы. Как только фильм смонтирован, он с ним прощается и тут же берется за написание сценария для следующего. Итоговый результат, бледнеющий в сравнении с изначальным блестящим замыслом и безграничными возможностями, всегда его тяготит и разочаровывает. Все это Аллен проговаривал не раз, но впервые прямо заявил, что не снял в условиях полной творческой свободы ни одного выдающегося фильма. Согласиться с этим вполне невозможно.
На фоне куда более громких и масштабных собратьев по Новому Голливуду успехи Аллена могут показаться скромными. Ни у одного его драматического фильма нет статуса поп-культурного явления, каким обладают, к примеру, «Таксист», «Крестный отец» или «Апокалипсис сегодня». Думается, однако, что это отчасти связано с устаревшей, но продолжающей жить системой жанров, в которой комедия, сколь интеллектуальной и шедевральной бы она не была, не сможет сравниться с привычными «серьезными жанрами-тяжеловесами».
Авторский же голос Аллена прекрасен не громогласностью и мощью, а изяществом, тонкостью, мягкой игрой воображения, способного создавать «маленькие» шедевры и в комедии, и в драме. Наследие Аллена велико и многообразно, бурлит от повторяющихся и рифмующихся идей и образов, которые он раз за разом пытается приподнять над обыденностью, или поэтизировать, как он сам это называет. «Зелиг», «Энни Холл», «Манхэттен», «Бродвей Дэнни Роуза», «Тени и туман», «Ханна и ее сестры» — вот лишь несколько примеров его тихого и скромного гения, по которому, если он оставит кино, мы будем долго скучать.
Впрочем, если вспомнить совет Бориса Грушенко из «Любви и смерти», то главное не горячиться, а то вышибешь себе мозги, а потом прочтешь в газете, что смысл жизни нашли.
