«Хочется без истерики» — Алиса Хазанова о «Белом списке»
В прокат вышел «Белый список» — детективный триллер Алисы Хазановой про следователей, которые в 2015 году начинают искать связь между несколькими подростковыми самоубийствами. О «группах смерти», сценарии Романа Волобуева и важности разговора на табуированные темы режиссер поговорила с Наей Гусевой.
Начнем с того, что освещение темы суицида, тем более подросткового, у нас не приветствуется. Почему вы решили за нее взяться?
Поэтому и решила. У меня две дочери, и я попала в первое поколение родителей, чьи дети могут подпасть под информационное влияние. Вот вам сколько было, когда появились «группы смерти»?
Как раз лет четырнадцать.
Видите, у вас уже к этому другое отношение. Мне кажется, 14-15 лет вообще самый сложный период для любого человека, одна из самых проблемных фаз. Столько всего происходит одновременно, и с этим надо как-то разобраться. Обращаться к чувствам или к логике? Часто бывает, что и посоветоваться не с кем — проблемы в коммуникации.
Когда начались первые инциденты, родители совершенно не понимали, как себя вести. Было представление, что есть интернет, там что-то происходит, но это же не по-настоящему. За прошедшие годы уже поменялось представление, но тогда думали, что все несерьезно. Понять степень опасности было сложно, а распознать, насколько в интернете раздувают из мухи слона — тем более. Многие родители сами живут в коробочке: у них выбор только ругать или хвалить, отрицать или нет. А в 14 лет психика особенно подвижна и очень легко поддается влиянию. Иногда смотришь и думаешь: «Ну как эта ерунда может повлиять?» На самом же деле, молодой мозг все воспринимает по-другому.
Я сейчас не рассуждаю в контексте «интернет — зло». Просто хотелось создать адекватный дискурс: многим родителям в целом трудно говорить на тему подросткового суицида, а тогда было ощущение, что вообще никто не понимает, как строить вменяемый диалог. Была либо паника, либо попытка отгородиться от самого страшного, что может произойти с родителем. Вдобавок наше общество подталкивает к тому, чтобы закрыться: это никого не касается, сами разберемся. А потом, неизвестно, к чему такая изоляция приведет. Хочется наоборот находить механизмы коммуникации, которые будут показывать людям, что и об этой теме можно и нужно говорить. Это стало главным импульсом.
Когда мы рассказывали, о чем планируем снимать кино, то слышали в ответ, что это «слишком тяжелая тема»
У вас в окружении кто-то попадал под влияние?
Моя старшая дочь училась в школе и столкнулась в реальности с теми страшными историями, которые рассказывали в интернете. В тот момент я поняла, что абсолютно не знаю, как помочь. Очень хотела, но не было достаточно информации, чтобы сделать это правильно. Была ситуация, когда она пришла ко мне в слезах: ее подруга писала, что хочет покончить с собой. Получается, ребенок столкнулся с ответственностью за чужую жизнь. У нее было полное ощущение, что только она может предотвратить трагедию — представьте, насколько это травматично для подростка. Я стала искать в чате родителей маму той девочки, звонить, началась цепочка активных действий. В итоге все обошлось, но было очень страшно.
Позже в «Новой газете» вышла статья о «группах смерти», и Рома Волобуев (автор сценария «Белого списка», — примеч. ред.) написал об этом пост — очень эмоциональный, что ему не свойственно. Я тогда очень прониклась, мы с Ромой встретились и одновременно пришли к выводу, что с этой историей нужно что-то сделать. Синопсис и идея пришли быстро, а вот процесс реализации затянулся: когда мы рассказывали, о чем планируем снимать кино, то слышали в ответ, что это «слишком тяжелая тема». Никого не волновало, что именно поэтому фильм и снимается. В голове сразу возникали ужастики. Сложно было объяснить, что интонация у фильма другая, поэтому нам крупно повезло с продюсерами, у которых было такое же отношение к проблеме.
Мы сделали фильм, он будет жить своей жизнью. Возможно, ограниченной, а может, и нет
Когда фильм уже начинал реализовываться, в каком состоянии вы его делали? Кажется, что столкновение с такой темой в реальной жизни всегда вызывает панику.
Мне паника в целом чужда — я наоборот стараюсь посмотреть на ситуацию со стороны, отстраниться насколько это возможно. Самым важным было собрать достаточное количество информации по теме. Все-таки на тот момент моя дочь была подростком, поэтому что-то я узнавала из первых уст. Конечно, ответ не всегда прямой, но попытки открытого диалога уже давали свои плоды. В процессе создания фильма у нас были консультанты, мы общались с психологами — оказалось, что в течение трех лет действительно возросло количество подростков с суицидальными мыслями. Я поняла, что проблема витает в воздухе, и закрывать на нее глаза нельзя — у нас в обществе так часто принято делать, к сожалению. Это может быть наивно, но двигаться в сторону открытого диалога очень нужно.
Был показ в Санкт-Петербурге на фестивале «Пример интонации», после которого мне в личные сообщение зрители писали благодарности, потому что у них никогда не было возможности поговорить на эту тему. Кто-то делился своими историями, кто-то корил себя за бездействие. Это все не про похвалу в свою сторону, а про актуальность для зрителей. Я сняла фильм, чтобы люди посмотрели вокруг себя и проанализировали, правильно ли они коммуницируют друг с другом. И, конечно, чтобы построить надежду на конструктивный диалог. Иногда родителям простые истины нужно объяснять как в школе — многие понятия не имеют, что делать, если твой ребенок находится в подавленном состоянии. Кто-то начинает ругаться, компьютеры отбирать. Мы должны постепенно занимать по-настоящему взрослую позицию и понимать, как важно правильно общаться. Эта тема требует спокойствия и осознанности, а не истерики, в которую часто впадают, заглушая реальную проблему. Хочется без истерики.
То есть миссией фильма было стать отправной точкой для открытого обсуждения проблемы?
Миссия, конечно, страшное слово — не могу сказать, что мы ее формулировали. Просто есть надежда, что люди посмотрят и задумаются. Мне кажется, «Белый список» не говорит в лоб и не настаивает. Хочется, чтобы люди просто задумались. Наверное, такое желание присуще любому режиссеру.
Нам было важно, чтобы в «Белом списке» подростки имели право голоса
А не боитесь, что фильм может стать жертвой цензуры сейчас, когда острые темы стараются обходить?
Я не могу на это повлиять — так зачем переживать? Мы сделали фильм, он будет жить своей жизнью. Возможно, ограниченной, а может, и нет. Я стараюсь относиться к этому философски, пока это единственный путь в сложившейся ситуации. Каждый волен делать кино, которое считает нужным. Я не всегда знаю, что хочу сделать, но точно понимаю, чего не хочу. Надеюсь, что зритель увидит картину в том виде, в котором она была задумана и сделана.
«Белый список» не основан на реальных случаях, но все-таки — сколько в нем настоящей фактуры?
Много, конечно. Это журналистская черта Ромы Волобуева, все-таки он автор сценария и глубоко погружен в тему, я всегда ему доверяла. Важно заметить, что фильм не описывает личные судьбы, реальность стала отправной точкой, но мы ее не пересказывали. Разве что в художественной форме. В картине есть настоящая статистика, что важно.
Вы видели какие-то другие проекты, посвященные подростковым проблемам? Ориентировались на что-то?
Мне кажется, когда мы с Ромой начинали работу над фильмом, тема подростков как раз начинала широко освещаться в сериалах — те же самые «13 причин почему». Было ощущение, что наконец осознали важность другой коммуникации с подростками. Они действительно абсолютно другое поколение: скорость и количество информации поменяло схемы общения, и это я говорю не с негативной точки зрения. Просто многим взрослым это непонятно. Если подростки появляются на экране, значит, мысль о них на поверхности. Здорово, что начали задаваться вопросом, каково это — сейчас быть подростком.
Нам было важно, чтобы в «Белом списке» подростки имели право голоса. Я общалась с девочками на кастинге и просила их поделиться, как им кажется, может ли такое произойти, общаются так или нет, правдива ли ситуация. Конечно, мнения у всех разные, но через диалог можно прийти к общему знаменателю. Картина выстраивается, даже если ты не психолог по профессии. Рома удивительно чувствует природу речи — у него талант писать «живые» диалоги и подбирать интонацию, которая идеально подходит герою. Без этого нужного эффекта мы бы не добились.
Есть ситуации, когда правда у всех своя, но некоторые факты все же неоспоримы
Кстати о главных героях: в фильме они практически всегда обращаются друг к другу по фамилиям, лишь изредка по именам. Это художественный прием, чтобы указать на то самое отсутствие коммуникации?
Такое распространено в номенклатурных заведениях, очень распространенное явление. Так что не только прием, но и отражение реальности — что видим, то и пишем. Есть моменты, когда герои обращаются по имени. Они достаточно редкие именно потому, что такие сцены отличаются от общего настроения картины. Мне вообще очень важно говорить про что-то скрытое, с этим я работала и в «Осколках», просто в другой интонации. Когда работаешь с выдуманным пространством в кино, всегда создается ощущение, что где-то там за кадром осталось неизведанное пространство — и необязательно его открывать.
Вы поэтому решили сделать фильм с уклоном в детектив? Просто картины про подростковые трагедии есть, но большинство из них работают в драме.
Мне в целом нравится детективный жанр, он мне очень интересен еще с детства. Что мы в детстве читали? Конан Дойля, естественно.
У меня как раз Холмс на стене висит.
Видите, вы гораздо моложе меня, а интересовало нас одно и тоже. Мне нравится работать с поиском, логикой мысли, попытками понять, где правда, а где ложь. Понять, что же на самом деле происходит, мне и в реальной жизни присуще. Есть ситуации, когда правда у всех своя, но некоторые факты все же неоспоримы. Меня завораживает, если до этого человеческий мозг может докопаться. Кажется, что именно в этом движении есть смысл.
Остается много знаков вопроса, потому что нельзя ответить однозначно
Но все-таки «Белый список» — не чистый детектив, а скорее прикидывается им. Обычно детективы дают в конце разгадку, а у нас ее нет. Остается много знаков вопроса, потому что нельзя ответить однозначно. Но структура, в которой постепенно открываются двери и что-то становится ясным, мне показалась наиболее уместной для данной темы.
В фильме еще очень много про поиск ответственного и перекладывание вины с общего на частное. Могут ли такие картины как «Белый список» указать на виновного?
Не буду лукавить, что есть однозначный ответ. Представим, существует человек-зло, он совершает плохие поступки. Но есть вектор, в котором мы пытаемся понять природу его действий — на эту тему огромное количество проектов, тот же «Охотник за разумом» Дэвида Финчера. Думаю, загадка человеческой природы всегда будет нас волновать, а сейчас особенно, когда весь мир агонизирует и средняя температура по палате — 39,5.
Читайте также
-
Музыка, рождающая кино — Рюсукэ Хамагути и Эико Исибаси о фильме «Зло не существует»
-
Наур Гармелия: «Мы не могли жечь дома, как Тарковский»
-
«Нужен был нереальный реализм» — Тина Баркалая о «Сказках Гофмана»
-
Сесиль де Франс: «Сниматься — настоящий подарок судьбы»
-
«Я хотел понять свое поколение» — Иван Власов о фильме «Дивный мир»
-
«Одинокий Джокер на Голливудском бульваре» — Влад Козлов о фильме «Немая жизнь»