Ящик Пандоры
В одном из интервью режиссёра «Видеократии» Эрика Гандини спросили, что он чувствовал, когда известный агент и крёстный отец первых звёзд итальянского телевидения Леле Мора признался ему в своей любви к Муссолини и показал ролик со свастикой на своём мобильном, иллюстрировавший рингтон с фашистскими маршами. Ответ Гандини был безупречен: «Я подумал, что это великолепно».
Конечно, Мора не мог сделать лучшего подарка режиссёру, снимавшему картину о телевидении эпохи Берлускони, президента и медиамагната, построившего политическую реальность Италии по образцу своих телеканалов. Но искренняя радость Гандини от знакомства со своим героем — это не азарт журналиста, проводящего расследование, а предвкушение сильного кадра. Страсть документалиста-интеллектуала к сильной, экспрессивной картинке против страсти к экспрессивной картинке господина президента, отстроившего свою медиа- и политическую империю, грубо говоря, на голых бабах.
Кадр из фильма Видеократия (2009)
Главных героев в истории три: молодой рабочий Рик, мечтающий попасть на ТВ, агент телезвёзд Леле Мора и король папарацци Фабрицио Корона. Четвёртый главный герой — Сильвио Берлускони — остаётся за кадром или появляется в кадрах хроники. Объединяет их всех подкупающая искренность, граничащая с какой-то патологической невинностью. Именно так Рик, который пытается построить карьеру на умении копировать Рики Мартина, говорит о том, что готов был бы один разок переспать с мужчиной, если бы это помогло. Именно так Мора — застенчивый толстяк с кроткой растерянной улыбкой — говорит о Муссолини, а копирующий гангстеров двадцатых Корона о том, что все звёзды — подонки, а он — Робин Гуд, отнимающий у них неправедно нажитые деньги. Так же искренне Берлускони говорит о том, что в Италии нет никого, кто мог бы с ним сравниться.
Латинское тщеславие, отражаясь в зеркале ток-шоу и светских сюжетов, достигает гомерических масштабов. Деньги и власть — уже не ценности сами по себе, а приложение к статусу «селебрити». Кажется, вся Италия мечтает о телевидении: домохозяйки ждут шанса раздеться в прямом эфире, молодые девушки хотят стать «велинами» — дивами, исполняющими короткий танец вокруг ведущего в музыкальных паузах. Гандини, родившийся в Италии, но выросший в Швеции, смотрит на это медийно-эротическое шоу широко распахнутыми глазами — целая страна превратилась в «Поле чудес»!
Кульминацией этой обнажённой вакханалии становится сцена в душе — Фабрицио Корона готовится к выходу в свет. Отсидевший в тюрьме за шантаж папарацци написал книгу, прославился, и теперь ему платят за то, чтобы он заглянул на клубную вечеринку и сфотографировался с посетителями. Голый папарацци — уже только за эту идею Гандини заслуживает приза, и, кажется, он сам это знает. Принимавшее участие в создании проекта BBC хотело «объективной документалистики»: говорящие головы, эксперты и тому подобное. Гандини послал их к чёрту и сделал картину, которую могли бы полюбить бесы итальянской документалистики Франко Проспери и Гвальтери Джакопетти.
Кадр из фильма Видеократия (2009)
Удивительно наблюдать за этой схваткой Персея и Медузы Горгоны. Настоящий европейский интеллектуал, Гандини играет со словами Ханны Арендт о банальности зла и говорит о «злобности банальности». Мысль об «обществе спектакля» приходит на ум сама собой, а о связи фашизма и современного итальянского режима за него говорят Леле Мора и чиновники, запретившие демонстрацию трейлера «Видеократии» на большинстве итальянских телеканалов. Но чем ярче, сильней и образней становится фильм Гандини, тем очевиднее он проигрывает эту схватку. Попытка противопоставить интеллектуальный анализ — площадному искусству, а выстроенный художественный образ — сырой мощи телевизионного трэша приводит к ожидаемому результату — «Видеократию» засасывает в воронку развлекательного телевидения, а Гандини сам, кажется, не замечает, как от гнева переходит к любованию.
Так «Видеократия», один из лучших фильмов о телевидении и политике, терпит поражение. Похоже, что телевидение вообще неуязвимо для критики — недавняя речь Леонида Парфёнова на вручении награды имени Листьева стала гражданским поступком и актом личного мужества, но ничего не изменила. Телевидение нельзя разрушить ни снаружи, ни изнутри, и главная заслуга Гандини в том, что он дал нам это ясно понять. В конечном счёте, медиа — это вершина и кульминация эпохи тотальной мобилизации. И хотя по сути история телевидения — это всего лишь история развития системы радиоточек, в начале двадцатого века, впервые в человеческой истории, эта система объединила всё население под идеологическим контролем государства. И не важно, какими средствами осуществляется контроль — при помощи голых домохозяек или трансляции партийных съездов: традиционное телевидение тоталитарно по своей природе.
Кадр из фильма Видеократия (2009)
В каком-то смысле «Видеократия» ставит точку в вопросе о «хорошем» и «плохом» телевидении. Оно всегда останется идеологической машиной, и вопрос тут лишь в одном: разделяете ли вы его текущую идеологию. CNN или «Первый»? MTV или «Культура»? А вместе с Гандини в вопросе ставит точку и само время — хаос YouTube, понимающий себя как кинозал HBO и неразличимое пока будущее цифрового телевидения.
