Sombre Ленинграда — О Викторе Аристове
27 января, в День полного освобождения Ленинграда от блокады, на «Ленфильме» покажут «Порох» Виктора Аристова — в 18:30 Лев Лурье прочитает часовую лекцию, а в 19:30 начнется киносеанс. Мы же публикуем текст Сергея Дешина о Викторе Аристове, написанный для номера «Ленинград, ноябрь».
Виктор Аристов умер слишком рано, слишком неправильно, совершенно не вовремя. Слишком мало он успел сделать, а миф о нем не успел сложиться. Единственная большая награда — «Серебряный медведь» Берлинского фестиваля, полученная Аристовым за «Сатану» в 1991 году, — сегодня выглядит спасительным маяком, ориентиром в поисках потерянного наследия Аристова.
СЕАНС – 81
Аристов снял всего шесть фильмов — в этот список помимо трех главных работ, «Пороха» (1985), «Трудно первые сто лет» (1989) и «Сатаны» (1991), входят еще полочный дебютный короткий метр «Свояки» (1978/1987), телевизионный фильм «Тростинка на ветру» (1980) и последняя картина, завершенная уже после смерти режиссера: «Дожди в океане» (1994).
Что надо знать, чтобы понимать, кем был Виктор Аристов?
Кто еще мог найти Лапшина для Германа? (В качестве ассистента по актерам он объездил всю страну — все провинциальные и заводские театры.) Кто еще мог написать сцены из супружеской жизни для Динары Асановой («Жена ушла»)? Кто мог быть колоритным в эпизоде — и у Игоря Масленникова в «Шерлоке Холмсе», и у Киры Муратовой? Кто начинал подмастерьем у Авербаха и Хейфица, а затем стал незаменимым для Арановича и Германа, чтобы добиться главного — снимать свои фильмы? Это Аристов. Ходят легенды, что, когда по коридорам «Ленфильма» шел Аристов, лучше было свернуть. Эпизодический выход Аристова в «Невозвращенце» Олег Ковалов описал так: «Диссидент, которого играет Виктор Аристов, — проницательный, хищноватый волчина с тюремным закалом и лагерной хваткой».
Известность Аристову принесла вторая полнометражная картина — военная драма «Порох», повествующая о героическом подвиге в блокированном Ленинграде. Этот же фильм станет для него миной замедленного действия. Вот из темноты ленинградской улицы появляется залитый изумрудно‑зеленым светом трамвай. В нем пассажир с усами, уполномоченный наркома Николай Никонов (выдающаяся роль Юрия Беляева). Его жена Кира любит другого, который погиб на фронте, пока муж, снабженец, отсиживался в тылу. В этом стыдно признаться даже дочери, но законы военного времени диктуют судьбу, и вот уже Никонова срочно вызывают в Смольный для тайного задания, которое поможет спасти Ленинград. Партиец должен доставить в город груз пороха из Кронштадта.
Провинция — это Шукшин? Нет, у Аристова — это скорее «Гроза», которая встречает Рауля Руиса
Если у Германа были двадцать дней без войны, то у Аристова — первые дни блокады, утопленные в ленинградскую осень. Если у Арановича была летняя поездка к морю, то у Аристова — сентябрьская на амбразуры Кронштадта. «Порох» предлагает погрузиться в гиперреалистическое, предельно документальное повествование, существующее в постгермановской эстетике. Главное отличие от того же Германа — в поразительном масштабе, который чувствуется во всем, от обычных натурных сцен на улицах Ленинграда (как можно было добиться такой достоверности военного города в поздние 1980‑е?) до батальных. «Порох» поражает эпическим размахом, не свойственным позднему советскому кинематографу. Это уровень голливудский, и будь у нас Cahiers в классический период — они бы моментально поместили автора «Пороха» где‑то между Фуллером, Хоуксом и Клинтом Иствудом. Важно и то, что Аристов снимает свою блокаду без того пафоса, на который, казалось бы, обречен военный сюжет.
Сразу за «Порохом» будет фильм «Трудно первые сто лет» — драма из деревенской жизни эпохи вечной разрухи в каких‑то трех сотнях километров от столицы. Настоящая провинция всегда чем ближе, тем страшнее и невыносимее — и тем меньше ей оправдания. Особенно в душе главной героини фильма, юной девушки Вари. Провинция — это Шукшин? Нет, у Аристова — это скорее «Гроза», которая встречает Рауля Руиса.
И на смерть не стоит полагаться как на избавление — ее тут нет, как нет и нового рождения
В прологе камера медленно спускается к героям с неба, и кажется, что это марсианская хроника о людях, брошенных в неведомые края и там забытых. Варя — мы узнаем это первым делом — беременна и работает дояркой. Родители ее развелись (извечный мотив Аристова), и живет она в доме своего чудаковатого парня Ивана (Николай Шатохин, который позже сыграет главного героя в «Чувствительном милиционере» Муратовой) с его бабкой и младшим братом. Варя мечтает не уехать и не вырваться, а, скорее, вознестись над этой обыденностью: сцена полета в фильме самая буквальная. Варе снятся сны — то кошмарные, где она теряет своего ребенка в пустом трамвае, то чудесные, чарующие индийским колоритом. В телевизоре — вечные бомбейские грезы (деталь реалистическая для 1980‑х, когда индийское кино заменяло любое другое). Иногда Варя видит во снах свое прошлое с родителями, встречая не то саму себя, не то свою маленькую маму. А за окном тем временем — перманентно обыденная коровья жизнь. «Живем, как коровы, едим, спим и умираем так же», — скажет ей паренек у летней речки. Тут и понимаешь всю сюрреалистичность этой марсианской деревни. Здесь меняются сезоны, прошлое мешается со снами, реальность — с подсознанием, пьянки — с коровником, остается неизменным лишь одно — беременность Вари. Она всегда беременна: здесь невозможно родить, отсюда невозможно сбежать в город, все равно вернешься в свой родной совхоз под Шиловом. И спасительного разрушения, как в далеком Макондо, здесь никогда не будет. Это первобытная, но оставленная Богом земля. А значит, и на смерть не стоит полагаться как на избавление — ее тут нет, как нет и нового рождения.
Я не стремился показать убогость быта. Для меня важно было, какие герои существуют в этом быте, их богооставленность.
Виктор Аристов
Фильм, можно сказать, разделил судьбу своих героев: зрители эту важную картину не знают — для них она так и не родилась. Набросками к «Трудно первые сто лет» были дипломный короткометражный фильм Аристова «Свояки» и телевизионная «Тростинка на ветру». Антон Мазуров в разговоре со мной сказал, что «Трудно первые сто лет», по сути, ремейк «Тростинки». Вместе эти фильмы образуют своеобразную деревенскую трилогию Аристова. «Трудно первые сто лет» — вершина «деревенского» сюрреалиста Аристова в мировом контексте. В Японии такого рода странные и ни на что не похожие, дикие фильмы о деревенской жизни снимал Сюдзи Тераяма, в Венгрии — Бела Тарр, а в позднем СССР — только Виктор Аристов.
О перевернутом человеке — «Сатана» Виктора Аристова
Извечный деревенский мотив «Город — это опасность» закономерно привел Аристова в одну из южных столиц криминальной провинциальной России — фактурный Ростов‑на‑Дону, где развернется действие его «Сатаны». По темному городу бегут собаки, в подворотнях кого‑то ловят менты, всё в мрачном тумане, все похоже на сон. Десятилетняя Оля рассказывает маме, что ей приснилось: за ней спускались ангелы и звали за собой… Этим утром девочка не дойдет до школы: ее похитят и убьют бутылкой советского молока. Главный герой этой страшной поэмы — юноша Виталий из Бузулука (Сергей Куприянов, игравший до этого у Рогожкина в «Карауле»). Вчерашний студент, курьер и фарцовщик при Горисполкоме, снимающий у парализованного деда комнату с видом на привокзальный храм.
Аристов одним из первых сумел зафиксировать цайтгайст жуткого
Аристов всегда умел схватить фактуру, особенно провинциальную. В камере — местный Арбат, подворотни, автобусные вокзалы и подсобки ресторанов. Центральная локация — тот самый Горисполком, в котором восседает всевластная, хромая на правую ногу Алена Павловна (Светлана Брагарник), которая может решить любую проблему. Именно у нее и похитили дочь, а сделал это ее бывший подчиненный и любовник Виталик. «Сатане» сопутствовал успех, это был фильм с фестивальной судьбой, первый и последний для режиссера. Семена, посеянные Аристовым, дали своеобразные всходы. Олег Ковалов первым отметил кровную связь героя «Сатаны» с героем новой России — балабановским «Братом» в исполнении Сергея Бодрова. Только Виталий Сергея Куприянова действительно чист лицом — он мальчишка, не впитавший в себя никакую идеологию. Национализм в нем только прорастает. Сегодня самый известный образ «Сатаны» — это финальный кадр, в котором улыбающийся Виталик покидает пространство фильма на удаляющемся трамвае. Он не просто нагло улыбается, но разрушает четвертую стену — демонстративно прощается со зрителем.
Именно Аристов объединял наследие ленинградцев старшего поколения, от Хейфица до Авербаха
Герой «Сатаны», уехавший из кадра фильма 1991 года, продолжает существовать в пространстве российского кинематографа и сегодня. Аристов одним из первых сумел зафиксировать цайтгайст жуткого. С маленьким триумфом «Сатаны» успех для Аристова закончился. Через три года вышли «Дожди в океане» (1994): после смерти Аристова фильм как смог завершил его друг Юрий Мамин. Обращение к прозе Беляева для хамелеона Аристова было вызовом, но делать вид, что 76‑минутные «Дожди в океане» сложились в цельное произведение, сейчас нет смысла. Они оказались метафорой того, что случилось с отечественным кино в начале 1990‑х, — оно осталось у разбитого корыта. Режиссер планировал снимать этот фильм на гигантском кладбище кораблей где‑то на Дальнем Востоке, но обойтись пришлось одной ржавой баржей. Эта история трех людей, выброшенных с лайнера в океан, рифмуется с последним фильмом Семена Арановича «Год Собаки», с тем лишь отличием, что там действие разворачивается в зачарованном радиационном лесу.
Связавший несколько поколений ленинградских авторов Аристов и в художественном, и в житейском смысле был идеальным воплощением «ленинградской школы». Не великие Герман и Сокуров, слишком значимые по отдельности, но именно Аристов объединял наследие ленинградцев старшего поколения, от Хейфица до Авербаха. В его работах можно разглядеть то Германа, то Муратову, с которыми он дружил. И именно Аристов мог стать крестным отцом для нового поколения документалистов, поколения Лозницы и Дворцевого; оказать косвенное или прямое влияние на Звягинцева или на Серебренникова (который как ростовчанин прошел кинематографическое крещение как раз на «Сатане»). Этого не случилось — в год Собаки Виктор Аристов умер от цирроза печени, не оставив после себя особого мифа: память о нем лишь тихо блуждает в коридорах старого «Ленфильма» — трудно первые сто лет, даже после жизни.
