12 апреля 1912 года, когда «Титаник» покинул Англию, чтобы через несколько дней оказаться в Нью-Йорке, его триумфальный вояж должен был ознаменовать начало ХХ века. Века торжества либерально-буржуазных ценностей, века миролюбивого благополучия, века технического прогресса, который виртуозно соединит в себе все лучшее от Старого и Нового Света. 15 апреля 1912 года, когда могучий «Титаник», столкнувшись с айсбергом, за два с лишним часа бесславно потонул, оставив погибать большую часть своих пассажиров, он и вправду показал своим современникам ХХ век во всей его обманчивости, жестокости и хрупкости.
Когда 1 августа 1914 года Германия объявила войну России и в тот же день немцы вторглись в Люксембург, начав Первую мировую войну, предзнаменование оправдало себя с лихвой.
Когда 19 декабря 1997 года состоялась премьера фильма Джеймса Кэмерона «Титаник», по всему миру снова бродил синдром «конца века». Снова наступило время «Титаника», иначе не видать бы ему популярности, которой мы его наградили. Впервые за много лет мы с удивлением обнаружили себя в кинотеатрах. И не только себя — но и родителей, и всех на свете. А то, что повсюду были майки, наклейки, театрадки и дневники с эмблемой чудо-кораблика, который начал «победой», а закончил «бедой», — это и вспоминать не стоит.
Пожалуй, именно тогда мы начали подозревать, что «миллениум» нам даром не пройдет, и когда «1999» переменится на «2000», случится что-то невообразимо ужасное. Мы, дети, чьи родители никогда не видели войну, а дедушки и бабушки — никогда не воевали, войны уже почти не боялись. Каким-то это все было для нас «плюсквамперфектом»: войны, революции, «великие депрессии». И вдруг замаячили перед глазами заветные нолики предстоящего 2000 года. Стало ясно, что и нам предстоит повидать много такого, чего сейчас не представишь. С грохотом рушился хваленый буржуазный мир, на славу воздвигнутый «Титаник», со всеми его законами, приоритетами, преимуществами и недостатками. Он погибал, как огромное белое животное, не выдержавшее груза своей несокрушимости. Конечно, запусти на «Титаник» кого-то из старых добрых героев — Эркюля Пуаро, или агента 007, или Штирлица, не говоря уже о Шерлоке Холмсе, — погибшие пассажиры (а было их более полутора тысяч) в жизни не посмели бы потонуть, разве что какая-нибудь леди зарезала бы под шумок свою гувернантку. Даже Шварценеггер с Ван Даммом живо бы управились с непокорной посудиной. Ходил такой анекдот: «— А почему в „Титанике“ главную роль не играет Брюс Уиллис? — Конечно, не играет. Он бы всех спас!». Но представители старой гвардии на «Титаник» билета не получили, зато на борт пустили щуплого парнишку с длинной родословной всяческих неудач.
Герой Леонардо ди Каприо Джек Доусон — и впрямь «двадцать два несчастья» — непризнанный гений, денег ни гроша, да и не красавец, по чести сказать, — совсем не красавец. То, что он не только не выживет во время катастрофы, но и не спасет никого, а лишь промурыжит во всех передрягах свою куда более крепкую подружку, было написано на нем большими буквами. В общем, тот еще принц. И вот его — хилого, нервного, виктимного, бессильного, маленького, ничтожного, — его мы полюбили, да полюбили так, что Шварценеггеру с Ван Даммом и не снилось. «Ты прыгнешь — я прыгну» — нехитрый урок, который давным-давно преподал Джек своей возлюбленной, мы могли бы вспомнить 11 сентября 2001 года, когда грянул наконец пресловутый миллениум, которого мы уже перестали ждать. «Ты прыгнешь — я прыгну» — держаться вместе — это все, что мы можем сделать перед лицом катастрофы. Мы могли бы это вспомнить — если бы не так сильно боялись того, что это и есть начало того века, в котором нам предстоит жить.
