Самуил Лурье
Самуил Лурье

На траве дрова


Ровно сто лет прошло с тех пор, как Лев Николаевич в последний раз поссорился с Софьей Андреевной. Последние тридцать пять эта история никого не волнует. Сплетня лежит на подкладке из чёрного искусственного бархата в стеклянной музейной витрине, постоянно просвечиваемая узким электрическим лучом. — Обратите внимание — перед вами реальный эпизод: вот эта мошка, покрупней, явно пыталась отползти от второй, помельче, — когда накатила, как цунами, капля прозрачной смолы, и они навсегда застряли в ней на бегу.

Ну вот: пришёл очередной аспирант — на этот раз иностранный, из Великобритании, — отпер витрину, повертел экспонат в руках, положил на место, несколько сдвинув по вертикальной оси. Снял анимационный фильм. Реанимационный. Мушки машут лапками, как живые, и видно, что испытывают боль. Спасибо тебе, сострадательный, великодушный англичанин, за то, что догадался: никто никого не несчастней. Кто бы мог подумать.

Режиссёр Майкл Хоффман с актёрами Кристофером Пламмером и Хелен Миррен на съёмках фильма Последнее воскресение

Но ты немного опоздал. Будь эта реконструкция хоть идеальной — успех не светит. Избавляясь от вредной привычки читать, человечество заодно теряет интерес к интимной жизни писателей. Хотя и этот интерес вёл — правда, извилистым путем — к освобождению от наркозависимости. От синдрома, известного под названием: любить литературу.

Действительно ведь было время, когда сотни и даже тысячи людей относились к какому-нибудь Толстому или Чехову почти так же горячо, как теперь миллионы — к Майклу Джексону или Алле Пугачевой. Вникая в их биографии тщательней, чем в свои. Ближе принимая к сердцу.

Но поп-звёзд (и топ-див) не ревнуют. (На изобретателей, на разных там композиторов или химиков вообще наплевать, хоть бегай они с топором за своими подругами каждый день). Королей и генсеков ревнуют исключительно к жёнам. Вообще, начальников и топ-звёзд любят за то, что они начальники и звёзды. За то, что они — это они, то есть похожи на свои фотографии. Это настоящая любовь.

Кадр из фильма Последнее воскресение

В писателя всего лишь влюбляются, причём по недоразумению. Принимая как аксиому заведомо ошибочную гипотезу: будто писатель похож на свой текст. Власть обаятельного текста тягостна. Её необходимо свергнуть. Для чего нет вернее средства, чем перестать писателя уважать. Автор должен стать смешным. Сделаться персонажем анекдота. Анекдот возникает из сплетни. Сплетня — из мемуара. Враги писателю — домашние его.

Пока писатель жив и хорошо пишет, его любят с единственной целью — разлюбить. Разочароваться. Разоблачить.

Впрочем, всё это — в прошедшем времени. Когда образованным людям полагалось иметь убеждения. Или даже принципы. Жить без убеждений среди образованных людей было так же странно, как ходить по паркету босиком. Убеждения извлекались главным образом из книг, но обладали противным свойством: назойливо требовали поступков. И казалось, что это сочинители книг укоризненно смотрят на вас из каждого угла.

Кадр из фильма Последнее воскресение

А сами-то! Небось, имущество не раздают. И жён тиранят. А те — их. Какой же он величайший мыслитель, если его семейная жизнь — сплошной скандал. Смотришь теперь этот английский фильм — сюжет скандала почти забавен: кому завещать копирайт — народу или семье? Десяти лет не пройдёт — копирайт конфискуют, большую часть произведений запретят, стронники убеждений пойдут в лагеря, семья… Ни с кем не случится ничего хорошего.

А потом все умрут. А теперь английские актёры их сыграют. Справедливости ради. Типа того, что симпатичные, в общем, люди были эти ныне мертвецы.

У английских актеров умные русские лица. Немного чересчур типичные: Толстой смотрит Солженицыным, Чертков — почему-то Березовским. Английский режиссёр — добрый человек: роль Софьи Андреевны поручил актрисе красивой и умной. Графиня не ужасна — даже когда с изменившимся лицом бежит к пруду. Вся кинобеллетристика тут на диво опрятна, почти без нелепостей. (Я заметил всего одну, в проходном эпизоде: двор Ясной Поляны, на дворе трава, на траве дрова, и рубит их топором молодая женщина, а на женщине — джинсы не джинсы, но похоже на то. Sorry, но это уж слишком.)

Что в реальности всё было совсем не как в этом кино, и вообще не как в кино, — само собой разумеется. Зато какой добропорядочный ключевой трюизм: никто никого не несчастней, потому что каждый умеет сделать другого несчастным абсолютно, — иначе для чего же и любовь.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить