1982 — Квентин Тарантино о Джоне Милиусе
Еще дальше уходим от информационной повестки и публикуем перевод старинного разговора, состоявшегося в 1982 году между Джоном Милиусом и Квентином Тарантино, который сегодня, в обстоятельствах карантина, разбирает архивы и вспоминает любимые фильмы на сайте своего кинотеатра New Beverly Cinema. Любопытно, что в основном кинематографисты говорят о фильме Джона Хьюстона «Жизнь и времена судьи Роя Бина», музыкальная тема из которого так проникновенно звучит в финале «Однажды… в Голливуде».
Я взял это интервью у сценариста и режиссера Джона Милиуса, когда мне было двадцать (и это очень заметно). На тот момент его последним фильмом был «Конан-варвар». Я просто позвонил его помощнице и сказал, что пишу книгу. Она устроила мне интервью. В процессе мы встречались два раза. Первый — в его офисе на территории Paramount. Второй — на площадке «Редкой отваги», которую он продюсировал. Он сказал, что не хотел на главную роль Джина Хэкмана, а хотел Джеймса Арнесса! Потом нам с Большим Джоном суждено было подружиться. В начале 1995-го, перед Оскаром, Джон Милиус, Стивен Спилберг и Роберт Земекис позвали меня охотиться на уток. Мы с Джоном весь день провели в засидке, потягивая виски из фляжки, болтая о кино и отстреливая уткам перья на хвосте. Так что это — только часть. Позже я расшифрую остальное.
Квентин Тарантино: Для начала хочу, чтобы вы знали: «Жизнь и времена судьи Роя Бина» — мой любимый сценарий.
Джон Милиус: Ого, спасибо. Он мне тоже нравится. Надеюсь, вы читали именно сценарий. Он намного, намного лучше фильма.
К. Т.: Вы там числитесь единственным сценаристом, но в интервью говорите, что Хьюстон все испортил…
Д. М.: Он [режиссер «Роя Бина» Джон Хьюстон] заставил меня всё написать. Говорил: «Хочу, чтобы ты сделать то да сё» — по большей части ему было плевать.
К. Т.: Если бы вы сами ставили фильм, как и собирались, он бы был другим?
Д. М.: Совсем другим! Так-то получился «Бутч Кэссиди» курильщика. По-моему, он снимался несерьезно — причем крайне. Как-то нечетко. Все люди — я обожаю Пола Ньюмана, он прекрасный актер, но по-моему, его в жизни не нужно было выбирать на главную роль. И так далее. Все герои не те, вплоть до второго и третьего плана, все камео и прочее. Мне всегда казалось, что фильм какой-то не такой. У него есть тональность — такая блесточная, такой, простите, вестерн с Беверли-Хиллз. Этого исходно не было. В сценарии фильм был гораздо сильнее.
Я безнадежный романтик! Вот что я такое в первую очередь.
К. Т.: В сценарии — суровый вестерн с кровью и кишками.
Д. М.: Это был очень жесткий фильм.
К. Т.: В итоге там куча камео — по кадру проходит звезда…
Квентин Тарантино о Серджо Леоне
Д. М.: Да, всё это было в сценарии, эти персонажи — рассказчики. В исходном сценарии нереально много юмора. Больше, чем осталось (в фильме). Но все равно интонация была ближе к фильмам Серджо Леоне.
К. Т.: В духе «Однажды на Диком Западе»?
Д. М.: Да уж ближе, чем сейчас. Хороший пример — «Хороший, плохой, злой».
К. Т.: У большинства вы ассоциируетесь с прозвищем «мистер Мачо».
Д. М.: (смеется) Кошмар, правда?
К. Т.: Когда критики пишут про ваши фильмы, они первым же делом называют вас «мистером Мачо».
Д. М.: Или «кровожадным».
Билли Фрешетт хватает пулемет и начинает косить эфбээровцев, прикрывая Диллинджера с криком «Джонни, беги!» Вот это романтика!
К. Т.: В рецензии Time на «Конана-варвара» — или Time, или Newsweek — вас назвали «Заводилой USC-шной мафии».
Милиус громко хохочет.
Д. М.: Я не против «заводилы». Согласен. Намного лучше «мистера Мачо». Эндрю Саррис назвал меня «талантливым варваром». Но этого титула я лишился с выходом «Конана-варвара».
К. Т.: В «Рое Бине» всему этому есть противовес — ведь судья большой романтик. У него есть чувства к Лили Лэнгтри (знаменитой актрисе, которую он любит издалека), как он о ней говорит! А еще есть сцена в пустыне с Марией Эленой (Виктория Принсипал). Он спрашивает, чего она хочет. А она ему: «Хочу коробочку, открываешь, а она поет». Он говорит: «В смысле музыкальную шкатулку? Да я тебе целый орган добуду!» И поет ей «Желтую розу Техаса». Он старый и резкий, но по-своему романтичный и красноречивый.
Д. М.: Я безнадежный романтик! Вот что я такое в первую очередь. Во всех моих фильмах полно быстрой романтики.
К. Т.: Последняя сцена, где Лили Лэнгтри читает письмо судьи, просто прекрасная.
Меня в людях всегда восхищает верность. Если они верны друг другу, это очень ценно.
Д. М.: В сценарии она была намного лучше. В сценарии он возвращается — и там большая перестрелка. Он не был призраком, как в кино. Он возвращается побежденным стариком. А у его дочери проблемы со всеми этими новыми людьми. В сценарии они показаны намного лучше, намного реалистичнее и подробнее. В городе плохие люди. В отличие от фильма, она не крутышка, которая всех перестреляет. И вот он возвращается, а она не знает, что это он. И этот пьяный старик единолично идет и всех их мочит — и сам погибает. И только Тектор…
К. Т.: …Персонаж Неда Битти?
Д. М.: Да. Он остается в живых и знает, кто это был. Он кладет его в гроб, а через день-другой в город приезжает Лили Лэнгтри. Она читает письмо как раз, когда гроб грузят на поезд. (Усмехается) Я помню, мне нравилось, что она читает письмо, а какие-то парни спорят, надо ли грузить гроб на поезд по жаре, потому что будет вонять. И куда грузить — в начало состава или в конец? (Смеется) Это же главный герой фильма… а они ноют, что он будет разлагаться и вонять, и запах будет мешать. Она читает письмо о том, как они будут вместе, а в окне отражается, как они запихивают гроб в поезд. И вот они уезжают вместе. Так и не встретившись с ней при жизни, он покидает свой город с Лили Лэнгтри. Это очень мощная сцена, слезы наворачиваются. Но здорово в ней то, что дочь так и не узнала, что отец вернулся.
К. Т.: Не знаю. Такая хорошая сцена в фильме — этот их разговор.
Д. М.: Они встречаются, но он не говорит, что он ее отец. Только: «Я был при вашем отце маршалом».
К. Т.: То есть маршалы с ним не возвращаются?
Д. М.: Нет, маршалов давно нет. Он один всех убрал. И он говорит дочери: «Я ездил с ним рядом. Ваш отец был великим человеком. Не чета мне. Я ему не ровня». Очень, очень, очень мощная сцена.
К. Т.: Вы назвали себя безнадежным романтиком. Но по-моему, в «Диллинджере» не работают именно сцены в середине фильма, когда Диллинджер (Уоррен Оутс) и Билли Фрешетт (Мишель Филлипс) уходят вместе. Весь этот романтический монтаж: они в лодке, потом идут по лесу — это как будто не вполне ваше. Зато потом, во время большой перестрелки, Билли Фрешетт хватает пулемет и начинает косить эфбээровцев, прикрывая Диллинджера с криком «Джонни, беги!» Вот это романтика!
Байкеры во Вьетнаме, серферы во Вьетнаме — одна идея.
Д. М.: Меня в людях всегда восхищает верность. Если они верны друг другу, это очень ценно. [Много позже я использую именно эту строчку в «Криминальном чтиве»] Очень просто друг в друга влюбиться. Очень просто увлечься идеями. Но сможешь ли ты сохранить верность? Это испытание характера. Когда ты дал слово, это очень важно: это моральная проверка — сможешь ли ты остаться верным.
К. Т.: Уоррен Оутс изобразил Диллинджера как реального человека из 1930-х, которого времена и обстановка привели в такие обстоятельства. Но мне любопытно вот что: не подошел бы вам лучше типаж человека действия? Актер вроде Уильяма Смита. В то, что Мишель Филлипс кого угодно убьет, чтобы спасти Уильяма Смита, поверить можно. Но не Уоррена Оутса.
Д. М.: Уоррен — один из моих любимых актеров. Я хотел, чтобы он играл судью.
К. Т.: Вы же хотели Ли Марвина?
Д. М.: Да, хотел. Но поначалу я хотел снимать задешево. Хотел, чтобы это был мой первый фильм, и потратить на него меньше, чем на «Диллинджера». Снимать в Испании. В убогом городке, который остался после Серджо Леоне, — и чтобы судью играл Уоррен. Думаю, Уоррен в этой роли был бы прекрасен. Совершенно бесподобен. Он был хорошим Диллинджером. Возможно, Уильям Смит стал бы более динамичным Диллинджером. Но и Уоррен эту роль хорошо исполнил.
Только ротвейлеры могут убить Уильяма Смита!
К. Т.: Раз уж я о нем вспомнил, скажу, что выбор Уильяма Смита на роль отца Конана — гениален. В пятом классе я жил с бабушкой в Теннесси и любил ходить в кино, но у нас в городе кинотеатров не было. Был только драйв-ин по названием The South Clinton Drive-In. И там никогда не было новых фильмов, кроме южного кино вроде «Белой молнии» и «Широко шагая». Показывали обычно эксплотейшн, причем такой, которому уже было несколько лет. То есть много фильмов про байкеров. В которых обычно играл Уильям Смит. «Хром и горячая кожа», «Ангелов круче не бывает», «Лузеры» [в России его принято называть «Вьетнамские ангелы» — примеч. переводчика].
Д. М.: Люблю «Лузеров». Это где они едут во Вьетнам?
К. Т.: Да.
Д. М.: Важный источник для «Апокалипсиса сегодня».
К. Т.: Серьезно? «Лузеры»?
Д. М.: Да. Байкеры во Вьетнаме, серферы во Вьетнаме — одна идея. Я целую статью в Film Comment написал о том, как никто не понимает байкеров. И что в «Беспечном ездоке» Питер Фонда и Деннис Хоппер умерли за грехи Уильяма Смита.
К. Т.: Уильям Смит — мой любимый актер. Он обычно играет плохишей. Но я хочу видеть его в более героических ролях. По-моему, он как Чарльз Бронсон в шестидесятых. Как и Бронсон, он вполне может из злодея стать героем.
Д. М.: Несомненно.
К. Т.: Поэтому я обрадовался, когда в «Конане» увидел его в героической роли, а не просто в роли какого-то плохого варвара, которого убивает Конан.
Д. М.: Да, отличная сцена. Он в начале произносит длинную речь. Тайна стали. Не ахти что, но мне нравится. И нравится, что он храбро защищал деревню от орды. И его прикончила стая ротвейлеров. Только ротвейлеры могут убить Уильяма Смита!
К. Т.: Вы продюсировали «Хардкор» для Пола Шредера?
Д. М.: Да. Чудный сценарий, который превратился в дерьмовое кино. Я виню в этом режиссуру Пола.
Я тогда не хотел делать такую чернуху.
К. Т.: Я где-то слышал, что вместо Джорджа Си Скотта должен был быть Уоррен Битти, и что в порнобизнес попадала его жена, а не дочь.
Д. М.: Такая стыдоба… (Битти) прямо так соблазнял Пола, таскался за ним как за барышней.
К. Т.: Шредер говорил, что его заставили поменять финал…
Д. М.: (фыркает) Никто его не заставлял, он сделал ровно то, что хотел.
К. Т.: Я люблю его фильм «Раскаты грома».
Д. М.: Он его писал для меня.
К. Т.: (удивленно) Правда?
Д. М.: Он написал сценарий, дал мне и сказал: «Это твой фильм».
К. Т.: Почему ж вы его не сняли?
Д. М.: Ну, не знаю. Я тогда не хотел делать такую чернуху.
К. Т.: Я брал интервью у режиссера Джона Флинна, и он сказал, что сценарий Шредера был непригоден для съемок.
Д. М.: Нет, он был отличный. (задумывается, вспоминая) Очень был классный сценарий, с чудесными фишками. Пол в лучшем виде.
Перевод Светланы Клейнер
Читайте также
-
Абсолютно живая картина — Наум Клейман о «Стачке»
-
Субъективный универсум — «Мистическiй Кино-Петербургъ» на «Ленфильме»
-
Алексей Родионов: «Надо работать с неявленным и невидимым»
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»