Ужас-ужас: «Глотай» Карло Мирабелла-Дэвиса
Еще один фильм для домашнего, даже семейного просмотра — дебютный триллер о беременности и необычных пищеварительных практиках (доступен онлайн). Рассказом о нем Данил Леховицер продолжает наш проект «Ужас-ужас», посвященный современному метахоррору.
Милая Хантер (Хейли Беннетт) с ее обыкновениями — кроткими улыбками фарфоровой домохозяйки — пытается подстроиться под богатого жениха Ричи (Остин Стоуэлл), учится высокой кулинарии и хандрит в минималистичных дорогих интерьерах. Стать степфордской женой аппер-миддлкласса ей помогают родители Ричи — родившиеся с серебряной ложечкой в заднице милые люди.
1950-е — декада товарного бума и изолированного американского — разумеется, белого, — среднего класса, время самодовольства, идеальных домохозяек, стейков с яичницей.
«Маяк» — Очень современный фильм
Пока Ричи задерживается на руководящей работе, Хантер обстоятельно обставляет новоприобретенный дом. Как полагается кукольному домику или паноптикону, это жилище прозрачно, и невеста здесь как на ладони, тоже обозрима — почти о таком же Саймон Мауэр написал роман «Стеклянная комната» (исторически совсем о другом, но в чем-то о схожем браке). В кадре вроде бы есть смартфоны и современный спорткар, но Мирабелла-Дэвис не смог отказать себе в ностальгии. Сам Дом — персонаж с большой буквы, как и эггеровский Маяк. Его дизайн и утварь (от чайников до подносов), прическа и помада Хантер — будто бы из эйзенхауровских пятидесятых.
«Глотай» не скрывает (скорее даже выпячивает), откуда черпает энергию. 1950-е — декада товарного бума и изолированного американского — разумеется, белого, — среднего класса, время самодовольства, идеальных домохозяек, стейков с яичницей. Ощущение — будто через глазок подсматриваешь за Барби и Кеном. Ну, и конечно, еще одна скрепа — беременность, которая обостряет идиллию. Чтобы совладать с семейным счастьем, Хантер начинает глотать предметы не похожие на еду: стеклянные шарики, металлические безделушки, канцелярские кнопки, булавки, даже землю. Близким остается гадать, кому она желает навредить: себе, мужу или ребенку. Так «Глотай» превращается в историю одного психоанализа: болезнь героини оборачивается зашифрованной историей «второго пола» в целом, дорогостоящий вид из окна — кошмаром, поедание почвы — способом сформулировать ненависть к материнской утробе и одновременно чувство вины, травму.
Здесь нет призраков Поланского или «Шелли», нет пресловутых мутаций странного женского организма — все же мэйлгейз-эпоха уходит.
Фильм щедр на кушеточные трактовки и психоаналитические интерпретации. Начинать можно прямо с названия, орального секса и расстройства Хантер до сцепки шопинга и оральной, по Фрейду, стадии поглощения, будь-то сосок матери (отсутствующий) или хитро сварганенные блюда для Ричи. Золушку в престижном стеклянном Хадсон-Вэлли держат, словно движимое имущество, водят за ручку к психоаналитику, приставляют к ней большого, но эмпатичного (раб раба видит издалека) серба-сиделку. Охранять нужно не Хантер, а ее плод. Вертикалей власти много — от фаллоса приличного семьянина до пронзающего взгляда приставленного мозгоправа. Родись Хантер двумя веками раньше, и действительно был бы хоррор.
А так «Глотай» — скорее перечисление важных для 2019-го вопросов. Комментарий к закону Алабамы об абортах, слово о незащищенности прекариата (откуда родом героиня) и проблеме членовредительства. Хантер поедает землю, пока Ричи с родителями — в фильме, вообще, часто едят — присматриваются к чему-то поизысканнее — структурное неравенство Мирабелла-Дэвис показывает тоньше, чем, скажем, недавняя нетфликсовская «Платформа» (там этажи метафор). Бывают, конечно, и общие места: «Тебе следует отрастить длинные волосы, Ричи так нравится» или «Я не кончил».
Ужас-ужас: «Ведьмы» Лукаса Файгелфельда
Диалоги, пожалуй, единственный изъян этого неторопливого триллера, переосмысляющего ходовой для хорроров сюжет с беременностью. Здесь нет призраков Поланского или «Шелли», нет пресловутых мутаций странного женского организма — все же мэйлгейз-эпоха уходит. Что же до Мирабеллы-Дэвиса — то он не певец окровавленных прокладок и дешевых фем-изломов. Гендер — лишь штрих к психоаналитическому портрету человека, который ненавидит репродуктивность, матку матери и свою собственную. Гендер не крест. Инакомыслие не дефективно, как, скажем, и неправильный прикус. Эта мысль донесена холодно, без истерик, на которые горазды иные фем-хорроры. Учитывая, что это дебют, можно предположить, что автором «Глотай» совсем скоро заинтересуются радикальные феминистки.
