Евгений Цымбал

04 / 04 / 2012

«Сталкер»: от возникновения замысла к началу производства

К началу 1975 года после окончания последнего фильма Андрея Тарковского «Зеркало», получившего вторую категорию оплаты, прошло полгода. Авторский гонорар, на который режиссёру и его семье предстояло жить до следующей работы (которая неизвестно когда будет), составил 6000 рублей. Из этой суммы, помимо подоходного налога — 13,5 %, — ещё вычли стоимость перерасходованной пленки — более тысячи рублей. В целом гонорар Тарковского за эту картину составил менее 4000 рублей. Надежда расплатиться с долгами, которые всё увеличивались, не сбылась. Финансовые перспективы рисовались еще более мрачными. Денег катастрофически не было, на все предложения Тарковского по новым проектам Госкино отвечало невнятно и невразумительно. Он сам склонялся к идее снять фильм «Идиот» по Достоевскому, фильм о жизни Достоевского или «Уход Толстого» по мотивам повести Ивана Бунина «Освобождение Толстого». Но время шло, а ответа Госкино все не было.

Снова, как после «Андрея Рублева», Тарковский оказался в тяжелейшем положении — бывали дни, когда у него не было денег даже на троллейбусный билет. Чтобы хоть как-то сводить концы с концами, прийти в себя и отдохнуть после тяжелой и чрезвычайно нервной сдачи «Зеркала», Тарковский решил уехать в деревню Мясное Шиловского района Рязанской области. Там они с Ларисой несколько лет назад купили старый, построенный еще до революции 1917 года, обветшалый дом, надеясь со временем отремонтировать его и использовать в качестве дачи. И хотя дом нуждался в очень серьезном ремонте, жизнь в Мясном была гораздо дешевле, чем в Москве. В первые новогодние дни у Тарковского вновь возникла мысль о сценарии по «Пикнику на обочине».

Первое упоминание о повести Стругацких «Пикник на обочине» в Дневниках Тарковского относится к 26 января 1973 года: «Только что прочитал научно-фантастическую повесть братьев Стругацких „Пикник на обочине“, из нее, кстати, можно сделать потрясающий сценарий для кого-нибудь»¹. Идея эта показалась Тарковскому плодотворной, и он вернулся к ней в начале 1975 года. Но снимать этот фильм самостоятельно ему пока не хотелось. <…>

4 января 1975 года он записал в дневнике: «А что, если вместо юноши в „Пикнике“ — женщина»². Данная запись красноречиво показывает, какими прихотливыми, неожиданными и непредсказуемыми путями движется порой режиссёрская мысль. При этом буквально через день Тарковский вновь строит планы, связанные с Достоевским. А проект со Стругацкими ставит лишь на третье место.

6 января 1975 года появляется вторая запись: «Написал письмо Ермашу, в котором прошу его немедленно решать вопрос о моей дальнейшей работе. Я имел в виду одно из двух: „Идиот“ или фильм о Достоевском. Скорее всего, он откажет, тогда я напишу ему еще одно письмо с заявками (параллельно со Студией) на „Смерть Ивана Ильича“ и „Пикник“. Только надо будет утрясти вопрос со Стругацкими»³.

¹ Тарковский А. Мартиролог. Дневники. Международный институт имени Андрея Тарковского. 2008. С. 81.

² Тарковский А. Мартиролог. Дневники. Международный институт имени Андрея Тарковского. 2008. С. 131.

³ Там же.

В эти дни Тарковский, похоже, впервые по-настоящему задумывается не только о сценарии, но, возможно, и о собственном фильме по повести Стругацких — упоминания о нём следуют одно за другим в течение четырёх дней и отмечены в «Мартирологе» в трёх записях подряд. В повести Стругацких он вдруг увидел то, чего не нашёл в своих замыслах фильмов по Достоевскому и о Достоевском. Это некое продолжение идей Достоевского, их воплощение в мире, живущем сто лет спустя. <…>

Тарковский решил, что ситуацию с «Пикником на обочине» пора переводить в более практическую плоскость. Для этого нужно было договориться со Стругацкими. Почему нужно было решать вопрос со Стругацкими? По мысли Андрея Арсеньевича, сценарий Аркадия и Бориса Стругацких первоначально предназначался для совсем другого режиссера — Тито (Георгия) Калатозишвили — хорошего друга Андрея Тарковского. Сам Андрей Арсеньевич был уверен, что Георгий с радостью согласится делать этот фильм. Между тем Калатозишвили без особого энтузиазма отнёсся к предложению Тарковского делать фильм по повести Стругацких. Это заставило Андрея Арсеньевича задуматься о возможности самому делать этот фильм. Но окончательно он этого ещё не решил.

7 января, в Мясном, Тарковский делает еще одну запись в дневнике, непосредственно относящуюся к будущему «Сталкеру»: «Чем-то мое желание делать „Пикник“ похоже на состояние перед „Солярисом“. Теперь я уже могу понять причину. Это чувство связано с возможностью легально коснуться трансцендентного».

И далее: «Мне же хочется гремучего сплава — эмоционального, замешанного на простых и полноценных чувствах рассказа о себе — с тенденцией поднять несколько философско-этических вопросов, связанных со смыслом жизни».⁴

⁴ Тарковский А. Мартиролог. Дневники. Международный институт имени Андрея Тарковского. 2008. С. 131–132.

Отметим интересную мысль — повесть Стругацких, имеющая миллионы поклонников по всей стране, для Тарковского стала поводом для «эмоционального рассказа о себе», хотя и с последующей «философско-этической» расшифровкой «вопросов, связанных со смыслом жизни». Фактически все его фильмы были посвящены именно этой теме.

Андрей Арсеньевич несколько раз встречался с Аркадием Натановичем Стругацким и обсуждал с ним возможные сценарные ходы. Сам он не принимал участия в литературной работе, ограничиваясь пожеланиями — что и в каком ключе он хотел бы видеть в сценарии. Но и эти пожелания Тарковского были расплывчаты и противоречивы.

«Мы встречались ещё раз пять или шесть, пока, наконец, не удалось выяснить, что и его, и его приятеля-режиссёра интересует только четвёртая часть повести, а именно — поход героев к Золотому Шару, Машине Желаний».⁵

⁵ «Фильм всё-таки вышел…»: Аркадий Стругацкий о фильме «Сталкер» // Фантакрим. Минск. 1993. № 1. С. 17–18.

Тем не менее Аркадий Натанович внимательно выслушал Андрея Арсеньевича, и к февралю 1975 года была готова первая киноверсия «Пикника» — заявка на сценарий. Но подавать её на «Мосфильм» в самый последний момент по просьбе Тарковского Стругацкие не стали. Он объяснил им, что сейчас не очень удобный момент для начала хлопот по новому фильму, так как не ясна окончательно прокатная судьба «Зеркала».

Наивный в отношениях с кинематографистами Аркадий Натанович, впервые столкнувшийся с таким маститым режиссёром, не очень понял, какое имеет отношение их заявка к прокату фильма Тарковского, но его просьбу выполнил. Стругацкий не имел большого опыта общения с кинематографической бюрократией. Тарковский объяснил Аркадию Натановичу, что помимо редакции творческого объединения и киностудии «Мосфильм» сценарию предстоит пройти через самую главную инстанцию — Госкино, — где всё и решится. Именно Госкино ведает запуском новых фильмов, а когда они уже сделаны, руководит их прокатом. Поэтому любой проект должен пройти через сценарно-редакционную коллегию Госкино, затем через главных редакторов, прокатчиков, производственный отдел, а уж затем через самого председателя Госкино — министра кинематографии, который, возможно (в особых случаях), заручится мнением отдела культуры ЦК КПСС. Без его (министра) санкции никакой сценарий стать фильмом не может. Сам Тарковский, впрочем, уже давно принадлежал к особым случаям. Он мог себе позволить обращаться непосредственно к высшим инстанциям — к главному редактору или к генеральному директору «Мосфильма», а в Госкино старался решать вопросы на уровне председателя или, в крайнем случае, зампреда. А уж потом они сами передавали его сценарий вместе со своими замечаниями (устными или письменными) на студию «Мосфильм». В этой бюрократической круговерти каждая из шестерёнок невидимого, но бдительного механизма могла дать своё негативное мнение и затормозить или заблокировать проект.

Прокатчиков, в большинстве своём не уделявших его фильмам должного интереса, Тарковский не любил и опасался. И не зря. Прокатчики любили фильмы, популярные у широких народных масс, быстро и без особых трудов собиравшие большие деньги. Они попортили Андрею Арсеньевичу немало крови с показами его предыдущих фильмов. Неприязнь была более чем взаимной. На всех совещаниях и официальных встречах Тарковский разносил прокатчиков в пух и прах, обвиняя в непрофессионализме, неумении и нежелании прокатывать его фильмы. Вот свидетельство тогдашнего заместителя председателя Госкино Бориса Павлёнка: «…Он жил в собственном замкнутом мире, демонстрировал пренебрежение к публике и порой мог сказать: „А вы посмотрите на себя. Разве вы в состоянии понять мой фильм?“ И постоянно брюзжал, наскакивая на прокатчиков, почему его фильмы выпускаются малыми тиражами, видел в этом козни „начальства“»⁶.

⁶ Павлёнок Б. Кино. Легенды и быль. М.: Галерия. 2004. C. 117.

Павлёнок тут же находит оправдание того, почему он сотоварищи определял столь ничтожную цифру прокатных копий для фильмов Тарковского. «Что поделать, картины его были сложны для восприятия, тем более что в подавляющем большинстве наших кинотеатров освещённость экрана, качество звука, уровень благоустройства, акустика залов были далеки от эталонных. Выстраданная режиссёром прозрачность и тонкость изображения, духовная глубина и неуловимое обаяние каждого кадра пропадали, гений режиссёра пасовал перед тупостью техники. И Тарковский становился всё более раздражительным, совершенно невосприимчивым к критике, обожествляя собственное мнение»⁷. Какая трогательная забота о режиссёре и его фильмах у этого ценителя «духовной глубины», «прозрачности и тонкости изображения»! И какое поразительное лицемерие! Это пишет первый заместитель председателя Госкино в течение пятнадцати лет. <…> Однако вернёмся к событиям первой половины 1975 года.

⁷ Там же.

О подводных течениях, как личных, так и властных, определяющих позицию режиссёра, и о самих решениях Госкино — Стругацкие почти ничего не знали. Но своё мнение об этом Аркадий Натанович в конце февраля, перед отъездом в санаторий, записал в дневнике: «Сценарий, оказывается, будут утверждать в Госкино». И добавляет эмоционально: «Сволочи!» Как ни странно, уже немало (хотя и не очень успешно) поработав для кино, он даже не подозревал, что ещё с конца 20-х годов ни один фильм в Советском Союзе не мог быть запущен без одобрения Госкино — этой самой могущественной в отечественном кинематографе инстанции.

Дальнейшие события вновь отодвигают «Пикник» на периферию замыслов Тарковского. Ему просто некогда заниматься будущим фильмом. Вернувшись в Москву, в течение следующих двух месяцев Тарковский побывает с премьерными показами «Зеркала» в Тбилиси, Ленинграде и Таллине. Повсюду его принимали как выдающегося режиссёра. Он встречался с коллегами, со зрителями, наблюдал искреннюю и взволнованную реакцию на его последнюю картину. В Тбилиси его встречали знаменитые грузинские кинорежиссёры Резо Чхеидзе, братья Шенгелая, Отар Иоселиани. Он всюду был желанным гостем. <…> Триумфальный приём «Зеркала» после Грузии продолжился в Ленинграде и Эстонии. В чрезвычайно престижном по тем временам питерском Доме Кино фильм Тарковского представлял Илья Авербах. <…>

Там же, в Ленинграде, директор Драматического театра имени Пушкина Киселёв, потрясённый «Зеркалом», предложил Тарковскому осуществить его давнюю мечту: поставить спектакль «Гамлет» с хорошо известным ленинградской публике Анатолием Солоницыным в заглавной роли. Директор даже был готов взять его в штат своего театра. Вопрос был в том, кто будет играть Офелию? Актрису, которую Тарковский хотел бы взять на эту роль, в труппе театра он не увидел, но Киселёв был готов в случае необходимости пригласить избранную режиссёром актрису со стороны. <…>

В Таллине Тарковский был гостем Энна Реккора и Лины Кирт. Энн был главным редактором киностудии «Таллинфильм», а Лина — ведущим эстонским кинокритиком. Встретился Тарковский и с Юри Ярветом, выдающимся эстонским актёром, с которым они подружились во время совместной работы над «Солярисом», где тот потрясающе сыграл Снаута. Ярвет был человеком выпивающим, и встреча с Тарковским «малой кровью» не обошлась. На «Таллинфильме» Тарковскому удалось заключить договор на написание сценария «Гофманиана», который он должен был сдать в июле.

В конце февраля Андрей Арсеньевич, вернувшись в Москву, побывал на приёме у председателя Госкино Филиппа Ермаша, который неожиданно предложил ему поставить фильм о Ленине.

Идея привлечь Тарковского к съёмкам фильма о Ленине была по форме проверкой на лояльность, а по сути — полным идиотизмом. Интересно, в какой голове родилась подобная бредятина? Неужели Ермаш или тот, кто её предложил, не представляли, какого рода будет этот фильм, если его сделает Тарковский? Ему, в отличие от чиновников Госкино, было с самого начала понятно, что в этот абсурдный проект ему ввязываться не стоит. Но идиотизм имел и положительный итог. Ермаш сам понял, что попал в глупое положение и намекнул Тарковскому на возможное разрешение экранизации «Идиота». Тарковский почему-то наивно ему поверил. Ну а весть о приезде в Москву отборщика Каннского фестиваля господина Бесси настроила его на совсем уж оптимистический лад. Он и думать не мог, чем закончится этот визит.

Господина Бесси фильм «Зеркало» потряс, и он захотел показать его в Канне. Но, очарованный фильмом, он допустил досадный и непростительный для столь опытного отборщика фильмов просчёт. В разговоре с министром кинематографии он заранее пообещал «Зеркалу» один из главных призов самого престижного в мире фестиваля. В любой стране это было бы огромным стимулом послать картину на фестиваль. Но не в стране развитого социализма. Это было огромной ошибкой, предопределившей провал усилий всех заинтересованных сторон. Для Ермаша и всех, кто так и не мог понять, о чём же этот фильм (включая высоких официальных лиц и заслуженных кинорежиссёров), высокая награда Каннского фестиваля была бы прямым плевком в их руководящие физиономии. Допустить этого Ермаш не мог и не хотел, а потому сделал всё, чтобы «Зеркала» в Каннах не было. И ни на какие вопросы Тарковского в этой связи он отвечать не хотел.

События конца февраля и начала марта избавили Тарковского от иллюзий. Он окончательно понял, что власть относится к нему с подозрением и ревностью и совсем не хочет делать ничего, что могло бы принести ему новые призы и новую славу. Даже гендиректор «Мосфильма» Сизов, который относился к нему доброжелательно и очень помог в решении жилищных проблем и сдаче картины, на вопросы Тарковского отвечал весьма невразумительно. Вероятно, не очень благожелательное мнение о «Зеркале», сформировавшееся наверху и поддержанное сановными коллегами-кинорежиссёрами, не давало Сизову возможности для манёвра.

Тарковский расстроился, но годы борьбы уже закалили его характер и выработали чёткую реакцию на давление. Для него это означало только одно — усиливать сопротивление, не идти на компромиссы и показывать фильм возможно большему числу своих союзников и поклонников. То есть максимально привлекать к нему внимание. Ну а по поводу Ермаша он отныне будет высказываться в самых нелицеприятных выражениях.

Перед 8 марта Тарковский снова уехал в Мясное, где пробыл до 19 марта. В Мясном ему было покойно и хорошо. В Москве постоянная необходимость быть в гуще неприятных событий и интриг его утомляла и раздражала. После слов Сизова о том, что «Мосфильму» «Идиот» не нужен, он должен был сделать какие-то выводы. Но Тарковский привык твердо стоять на своём и был убеждён, что сломит нежелание Сизова. Он ещё на что-то надеялся. Скорее всего, Тарковский не думал, что столь определённо высказанное мнение наверняка опирается на чьи-то указания сверху, без которых гендиректор «Мосфильма» вряд ли решился бы на такую определённость.

Заниматься «Пикником на обочине» до окончательного выяснения обстоятельств по «Идиоту» и «Гамлету», с которым все было неясно, Тарковскому не хотелось. Тем более был и удобный повод — Аркадий Стругацкий уезжал на Северный Кавказ в санаторий. Поэтому Андрей Арсеньевич отложил их встречу и разговор до его возвращения.

Чтобы выяснить, как обстоят дела с «Гамлетом», нужно было поговорить с директором Театра им. Пушкина. Звонить в Ленинград Тарковский поручил своему верному и надёжному ассистенту Марианне Чугуновой и ещё одному крайне заинтересованному лицу — Ларисе Солоницыной — жене будущего исполнителя роли «Гамлета». Их отношения с мужем в последнее время оставляли желать лучшего из-за его бесконечных поездок в киноэкспедиции и отсутствия постоянной работы в театре. В этих поездках, томясь от одиночества, актер всё чаще стал прикладываться к бутылке. Жена очень надеялась: если Солоницына возьмут в штат одного из лучших ленинградских театров, а тем более если Тарковский там будет ставить «Гамлета», Анатолий, наконец, перестанет мотаться на съёмки и хоть какое-то время стабильно поживёт дома с женой и маленькой дочкой. <…> Но этим благим пожеланиям не суждено было осуществиться.

Тарковский плохо представлял, каким сложным и нетерпимым организмом являлся любой советский театр, какие там существовали подводные течения, амбиции и неутолённые честолюбия. К тому же в Ленинграде это умножалось на ревность и соперничество местной театральной элиты с москвичами.

Главный режиссёр Театра им. Пушкина Игорь Горбачёв, прекрасный актёр, человек очень известный и чрезвычайно популярный в Ленинграде, не был, вероятно, в восторге от необдуманного приглашения в театр не им, а директором, прославленного кинорежиссёра, известного своим несговорчивым и твёрдым характером. Это означало, что к любым решениям в спектакле возглавляемого им театра, он — главный режиссёр театра — отношения иметь не будет. Именно Тарковский, а не он, станет центром внимания. Наверняка и этот фактор сыграл свою роль. Но ещё сильнее были возмущены и разгневаны ведущие актёры и актрисы — тем, что Тарковский, видите ли, не обнаружил в театре актёров и актрис, способных сыграть Гамлета и Офелию. <…>

Тарковский этих нюансов совершенно не учитывал. Он привык быть первым и главным в любой своей работе и не допускал и мысли, что где-то по отношению к нему может быть не так. В этом и была главная ошибка Тарковского.

21 марта он записывает в «Мартирологе»: «Ну, кажется, с „Гамлетом“ в Александринке всё рухнуло. Л[ариса] Солоницына в разговоре по телефону с Киселёвым, который она вела от лица М.Чугуновой, говорит, что Киселёв сказал, что возникло „мощное сопротивление“ идее взять в театр Солоницына».⁸

⁸ Тарковский А. Мартиролог. Дневники. Международный институт имени Андрея Тарковского. 2008. С. 134.

Тарковский возмущён срывом «александринского проекта». <…> В этой ситуации он решает снова обратиться к Стругацким. Они всё ещё считают, что первая заявка по «Пикнику» написана именно для Калатозишвили. Пришла пора развеять их заблуждение.

Встреча Тарковского c Аркадием Стругацким состоялась сразу после возвращения писателя из Кисловодска. «Тут-то Тарковский и сознался, что режиссёром и художественным руководителем фильма будет он сам»⁹. Аркадий Натанович так обрадовался, что допустил явную несообразность — быть «режиссёром и художественным руководителем фильма» у самого себя просто невозможно. Впрочем, сути дела это не меняет. С этого момента, пусть не всегда последовательно, Тарковский сам стал участвовать в решении всех вопросов, связанных с «Пикником на обочине».

⁹ «Фильм всё-таки вышел…»: Аркадий Стругацкий о фильме «Сталкер» // Фантакрим. Минск. 1993. № 1. С. 17–18.

В эти же дни идея постановки «Гамлета» в театре подхвачена Марком Захаровым. Это со всех сторон предпочтительнее, чем в Ленинграде.

А конкретный разговор с Аркадием Натановичем Стругацким упорядочивает важные для Тарковского финансовые моменты. Они решают, что писать сценарий будут «на паритетных началах — втроём». В переводе на общепонятный язык это означало: деньги за сценарий будут получать Стругацкие, отдавая Тарковскому его часть. «Андрей не хочет платить алименты со своей доли, а его доля — это треть гонорара по устной договорённости с соавторами»¹⁰. Обсудили они и дальнейшую стратегию продвижения сценария. Но всё это ещё значит, что для самого Андрея Арсеньевича вопрос с режиссурой данного фильма решен окончательно.

¹⁰ Ант. Скаландис Братья Стругацкие, АСТ-Москва. 2008. С. 477.

Тарковский много ездит по Москве и Подмосковью с премьерными показами «Зеркала», зарабатывая на жизнь, а также много сил отдаёт пробиванию «Гамлета» в Театре Ленинского комсомола — это его первый в зрелом возрасте и очень желанный для него театральный опыт.

В начале апреля начался, наконец, прокат «Зеркала». Фильм вышел в двух кинотеатрах — на Таганке и в отдалённом спальном районе в получасе езды на метро от центра. В эти кинотеатры с утра до ночи стояли очереди, а залы были переполнены. Слух о необычной картине разнёсся по всей Москве. Интеллигенция бурно обсуждала «Зеркало», неслыханные по своей правдивости хроникальные вставки и невероятные гиперреалистические сны. Фильм называли гениальным. Но прокатчики и власти думали иначе, и через несколько дней фильм был снят с экрана. Потом его показывали на отдельных сеансах, в отдалённых, практически пригородных клубах, почти не сопровождая эти показы рекламой. Тарковский в эти дни получил сотни писем и записок, присланных потрясёнными зрителями после просмотра фильма.

Аркадий Натанович Стругацкий переделал заявку на фильм и вновь передал её Тарковскому.

24 апреля они встретились. Из Письма Аркадия Стругацкого Борису Стругацкому: «Был Тарковский. Обсудили заявку. Он высказался в том смысле, что заявка ему нравится, но не слишком ли она политическая? Он боится, что потом, когда фильм будет готов, ему заметят, что он не выполнил данных в заявке авансов. Я ему возразил, что это же наша заявка, а не его. В общем, разошлись довольные друг другом, но передать заявку Соловьёву [в то время главному редактору «Мосфильма» — Е. Ц.] я до сих пор не могу, т. к. Соловьёв разъезжает по бесчисленным пленумам и конференциям. Впрочем, это — дело дней».

Тарковский высказал Аркадию Натановичу опасения по поводу слишком явственных политических акцентов. Сам он всегда старался держаться от политики подальше, считая, что это может только помешать его фильмам и карьере. Его политикой была не злободневность, не аллюзии и прозрачные ассоциации, а метафизика, и он ничего не собирался менять в своей творческой манере и позиции. Оставалось только подать эту заявку на «Мосфильм», но тут снова возникли неожиданные преграды. «Дело дней» обернулось многими месяцами. Заявка снова не была подана. Во всяком случае, никаких упоминаний о ней ни в архивах «Мосфильма», ни в дневниках договорившихся сторон, ни в их переписке найти не удалось. И притормозил её подачу, скорее всего, именно режиссёр — в связи с неожиданно решившимся вопросом о театральной постановке. Тарковский теперь думает, пишет и говорит только о «Гамлете», «Идиоте» и других масштабных проектах по классике, желательно с иностранным участием, и о сценарии «Гофманианы», аванс за который уже был получен, но который он ещё даже не начинал писать.

Почти через десять дней он записал в «Мартирологе»: «Сценарий по Гофману не вытанцовывается»¹¹. До сдачи сценария оставалось ровно три месяца. И это, конечно, расстраивало Тарковского. Но в эти же дни решился вопрос постановки «Гамлета» в Ленкоме, и это была первая победа в этом году. Пусть не в кино, а в театре, но Тарковский добился того, чего хотел. Он будет ставить в Московском театре Шекспира, о котором он столько мечтал. Андрея Арсеньевича это очень обрадовало, но ещё больше отвлекло от проекта фильма по Стругацким, о котором он перестал вспоминать на полтора месяца — так же, как и о «Гофманиане».

¹¹ Тарковский А. Мартиролог. Дневники. Международный институт имени Андрея Тарковского. 2008. С. 137.

Георгий Калатозишвили отказался экранизировать «Пикник на обочине», по словам Михаила Калатозишвили, из-за того, что Андрей Арсеньевич слишком настойчиво его уговаривал. Не выдержав его напора, Георгий сказал: «Андрей, ты так замечательно рассказываешь мне этот фильм, к тому же ты будешь на нём худруком, и я чувствую, это будет не мой, а твой фильм. А я хочу снимать своё собственное кино». И он предложил Тарковскому самому осуществить этот фантастический замысел. Тарковский сначала обиделся, но потом признал, что Георгий прав; его идея, вероятно, понравилась Андрею Арсеньевичу, хотя публично он на этот счёт ещё не высказывается.

Стругацкие также предложили делать фильм самому Тарковскому. Андрей Арсеньевич не дал конкретного ответа на их предложение, но и решительного отказа также не последовало. Стругацкие согласились подождать его окончательного решения. Нерешительность объяснялась надеждами на возможную экранизацию «Идиота», а также нежеланием брать замысел, предназначенный для его друга. Однако ситуация с «Идиотом» всё более запутывалась, и Тарковский вновь начал переговоры со Стругацкими.

14 апреля в Москву приезжает Борис Стругацкий. Главным образом для встречи с Тарковским. Как человек более трезвый и менее увлекающийся, чем Аркадий, он, видимо, чувствовал, что со сценарием дела обстоят неважно и надо прояснить их так всерьёз и не начавшиеся творческие отношения с режиссером.

15 апреля они встретились, познакомились и поговорили.

17 апреля Борис Натанович уехал обратно в Ленинград.

Тарковский слегка конкретизировал свои резервные кинопланы, связанные с повестью братьев. Вот как он описал эту встречу: «Договорился со Стругацким насчёт „Пикника“. Познакомился с Борисом. Он тоже милый, но умничает, не в пример Аркадию. Он, видимо, идеолог. Аркадий же рабочий и симпатяга. Хотя здесь тоже не так уж просто»¹². «Не так уж просто» заключалось в том, что братья хотели знать, что же будет с их сценарием и когда Тарковский им начнёт заниматься всерьёз. Конкретные вопросы младшего брата и его большая (и вполне законная) прагматичность не вызвали у Андрея Арсеньевича той симпатии, которой пользовался у него романтичный и доверчивый Аркадий. Он не мог ответить на вопросы Бориса Натановича, потому что и сам не знал ответов на них. А всё, что относится к его планам и проектам, он давно уже хотел решать сам. Тем временем до сдачи сценария «Гофманианы» оставался всего один месяц.

¹² Там же. С. 138.

Тарковский уехал в Мясное, чтобы наконец-то всерьёз заняться этим сценарием, но провел в деревне около полугода. Он не мог и не хотел возвращаться в столицу, не имея перспектив новой работы.

10 сентября 1975 года в письме своему приятелю Леониду Нехорошеву (в то время занимавшему пост главного редактора «Мосфильма») он писал: «Умоляю, сделай что-нибудь со своей стороны, ибо я совершенно пропадаю без работы, и соответственно, без копейки денег. Неужели мне, как и после „Рублева“, предстоит пять лет сидеть без работы?»¹³

¹³ Нехорошев Л. Тесные врата — свидетельство о Сталкере // Андрей Тарковский: начало… и пути. М.: Изд-во ВГИК. 1994. С. 70.

Следующее упоминание о «Сталкере» датировано 21 сентября: «„Идиот“ рухнул. Саша Мишарин написал письмо Стругацкому, чтобы они начинали действовать. А что они могут без меня сделать одни? Ехать в Москву? Но Гофман, Гофман!»¹⁴ (речь идет о тяжело продвигающейся работе над «Гофманианой»). Тарковский решает сосредоточиться на этом сценарии, сроки сдачи которого по его просьбе были продлены до 1 ноября 1975 года. 19 октября, сценарий «Гофманиана» наконец был закончен. Тем временем у Тарковского, даже при его экономии средств в Мясном, заканчиваются деньги. Он принимает окончательное решение быстро снять «Пикник», чтобы как-то выбраться из удушающего безденежья.

19 ноября Тарковский пишет¹⁵ Леониду Нехорошеву:

¹⁴ Тарковский А. Мартиролог. Дневники. Международный институт имени Андрея Тарковского. 2008. С. 142.

¹⁵ Нехорошев Л. Тесные врата — свидетельство о Сталкере // Андрей Тарковский: начало… и пути. М.: Изд-во ВГИК. 1994. С. 70.

Добрый день — Леня!

Пишет тебе твой товарищ из ссылки, в которой он живет уже 6 месяцев. Ну, шутки в сторону — я по поводу заявки «Смерть Ивана Ильича». Дело в том, что заявка на нее не пишется. Ты сам знаешь, это совсем не просто.

Кроме того, написать сценарий будет настолько трудно, что он никак не сможет быть «легкой» картиной перед «Уходом Льва Толстого». (Кстати, грядет юбилей Толстого — поэтому прошу мои толстовские дела подверстать к этому случаю).

Давай пока пробьем (если это надо пробивать) Стругацких. Что по этому поводу говорит Сизов? Да и говорит ли он вообще чего-либо?

Я бы хотел сдать его (Стругацких) в начале 1976 года и начать «Уход Толстого».

Теперь относительно объединения. Я бы хотел у Чухрая. И только по причине денег. Я совсем гол, как сокол. Если нет (Не влезу из-за планов ЭТО), то Арнштам.

Что такое Чухрай, я отлично себе представляю.

Но если бы можно было снимать у него — это принесло несколько больше денег, чем в любом другом месте: 1) Фантастика. 2) Одна серия. 3) Очень интересная.

Вот и все пока.

Надеюсь скоро увидеться.

Твой Андрей Т.

А вот некоторые записи из дневника от 20 ноября: «Снова приезжала Маша. Ю. Семенов обещал дать денег взаймы. Буду пробивать Стругацких, чтобы снимать их летом. Иначе нет смысла».

«В конце октября я получил по почте заявку на сценарий для режиссера А. Тарковского», — вспоминает Леонид Нехорошев¹⁶.

Андрей Арсеньевич официально сообщил руководству «Мосфильма» и Госкино о своем решении делать фильм по сценарию Стругацких.

Леонид Нехорошев: «Мы [то есть те, кто пребывал в руководстве киностудии «Мосфильм» — Е. Ц.] вздохнули облегченно: кажется, Тарковский взялся за ум, и его новая работа, скорее всего, не грозит студии теми неприятностями, которые она испытала с его последней картиной „Зеркало“»¹⁷.

«В сценарии же „Сталкер“, написанном Аркадием и Борисом Стругацкими по мотивам своей повести „Пикник на обочине“, никаких таких кустов не было: нормальная советская (хорошая) фантастика — четкая по сюжету, с героем, большим количеством необыкновенных событий, с нравственным выводом. Довольно легко сценарий прошел все разрешающие инстанции. Особых происшествий, связанных с фильмом, не предвиделось»¹⁸.

Под «особыми происшествиями», которые «не предвиделись», Нехорошев имеет в виду вполне доброжелательное отношение мосфильмовского руководства (в частности генерального директора Н. Сизова и главного редактора — самого Леонида Нехорошева).

Подтверждение этому в дневнике Тарковского — запись от 10 декабря: «Сизову понравилась заявка Стругацких. В ЭТО хотят, кажется, „Пикник“»¹⁹.

¹⁶ Нехорошев Л. Тесные врата — свидетельство о Сталкере // Андрей Тарковский: начало… и пути. М.: Изд-во ВГИК. 1994. С. 71.

¹⁷ Там же.

¹⁸ Там же.

¹⁹ Тарковский А. Мартиролог. Дневники. Международный институт имени Андрея Тарковского. 2008. С. 143.

Что касается отношения к сценарию Госкино, все было не так уж гладко. Чиновники Госкино изначально подозревали Тарковского в нелояльности, непослушности, несговорчивости и, говоря оруэлловскими словами, двоемыслии. Они заранее подозревали режиссера в том, что он снова выкинет какой-нибудь непредсказуемый с их точки зрения номер и из внешне безобидного сценария сделает нечто такое, отчего им всем не поздоровится. Как показало будущее, они знали Тарковского лучше, чем мосфильмовские начальники, связанные с режиссером приятельскими и даже дружескими отношениями. Они стали внимательно и скрупулезно читать сценарий, пытаясь вычитать между строк и искоренить крамольные мысли. Между тем время шло.

Тарковский побывал на приёме у Ермаша и неожиданно получил от него предложение опубликовать в журнале «Искусство кино» сценарий «Гофманиана», написанный по заказу «Таллинфильма». Он продолжал режиссерскую разработку спектакля «Гамлет» в Московском театре Ленинского комсомола. В нем должны были играть Анатолий Солоницын — Гамлета, Маргарита Терехова — Гертруду, Инна Чурикова — Офелию.

В Госкино вопрос о новом фильме Тарковского всё ещё висел в воздухе. Никто из чиновников не хотел брать на себя ответственность относительно его запуска в производство. У них уже сформировался безошибочный рефлекс — очередной фильм Тарковского означает неприятности, нахлобучки, нагоняи, вызовы на ковер и поиски виновного, грозившие потерей теплого и обеспеченного местечка. Прошел месяц, другой, третий. Тарковского постоянно кормили обещаниями и ничего не решали. В феврале 1976-го ему это надоедает, и он переходит к решительным действиям.

Преодолеть опалу Госкино можно было только одним способом — поддержкой в еще более высокой и влиятельной организации. Выше Госкино было только ЦК КПСС, где, собственно, и определялись судьбы самых выдающихся художников, писателей, и, конечно, кинематографистов. Андрей Тарковский решил обратиться на самый верх коммунистической иерархии и написал письмо о своем отчаянном положении на очередной съезд партии. Вот фрагмент дневниковой записи²⁰, посвященной этому событию:

²⁰ Тарковский А. Мартиролог. Дневники. Международный институт имени Андрея Тарковского. 2008. С. 150.

Написал письмо в президиум ХХV съезда о моей безработице по вине Госкино. Пойду отправлять. Написал письмо Ермашу: “26 февраля 76 г. Москва. Филипп Тимофеевич! Меня несказанно огорчила и даже унизила встреча с Вами 23 февраля [то есть накануне съезда КПСС — Е. Ц.]. Потому что передо мной возникла еще более неприступная пропасть на пути к запуску в производство, чем это было раньше.

1. Стругацкие оказались людьми, протискивающими какую-то свою идею в сценарии, написанном для Одесской киностудии. (Я хоть и не читал сценария, никогда в жизни не поверю в это.)

Тем не менее Вы этим предупреждением как бы говорите — будь готов к тому, что сценарий, который Стругацкие пишут для Вас, очень даже может быть мною зарезан. До 23 (нашей встречи) я был уверен, что буду ставить его…

После еще нескольких пунктов, посвященных ситуации с «Идиотом», Тарковский добавляет: «P. S. Как это Вы сказали во время последнего разговора? „Вы что, не хотите работать?“ По-моему, это издевательство. У меня ведь семья и дети»²¹.

²¹ Там же.

Один из лучших режиссеров мирового кино просил у высшего партийного синклита дать ему работу. Письмо на съезд было написано, и ассистент Тарковского Марианна Чугунова отправила его с Центрального Телеграфа с уведомлением о вручении почтового отправления адресату.

Через двадцать дней Чугуновой позвонили из приемной Генерального директора «Мосфильма»: Андрея Арсеньевича срочно вызывают в Госкино (у самого Тарковского, обживавшегося в новой квартире, телефона еще не было).

В дневнике Тарковского появляется еще одна запись. Вот ее фрагмент: «18 марта, четверг. Ермаш, конечно, узнал, что я написал письмо к съезду. Вызвал меня… срочно потребовал 3-й заявки и сценарий по Стругацким. Я сказал, что нахожусь в крайней ситуации и если ничего не получится с работой, то буду писать в Политбюро»²².

²² Там же.

Еще через несколько дней Тарковскому сообщили: из ЦК КПСС пришло распоряжение срочно дать ему работу, то есть запустить в производство его новый фильм. Столь быстрое решение ЦК КПСС оказалось неожиданным для Тарковского. Он не ждал, что наверху отреагируют столь оперативно. Андрей Арсеньевич уже не верил в скорое решение проблем с Госкино и ждал начала репетиций «Гамлета» в театре Ленинского комсомола.

В это время у Тарковского был только один готовый к работе сценарий — «Светлый ветер», написанный по мотивам романа Александра Беляева, вместе с Фридрихом Горенштейном (соавтором сценария «Солярис») для режиссера Валерия Ахадова, категорически отвергнутый Госкино. Он рассказывал мистическую историю о летающем человеке и никоим образом не укладывался в прокрустово ложе социалистического реализма, который все еще оставался главным творческим методом советского киноискусства. Говорить в Госкино о постановке уже отвергнутого сценария было бесполезно — отменять запрет не стало бы даже ЦК КПСС, дабы не создавать опасного прецедента.

Возникла очень неприятная ситуация: Госкино было готово незамедлительно дать работу Тарковскому, но у него не было сценария. Идея фильма «Гамлет» была отвергнута, так как в прокате еще показывали фильм Козинцева. Не вызвали энтузиазма чиновников «Смерть Ивана Ильича» по рассказу Льва Толстого и «Уход Толстого». «Идиот» явно был не нужен, о «Бесах» по Достоевскому не могло быть и речи.

Тарковский понимал: нужно срочно начинать работу над новым фильмом, ибо если он этого не сделает, у чиновников от идеологии будет прекрасное оправдание на много лет вперед: «Мы ему предлагали работать, а он оказался не готов». Тарковский слишком хорошо помнил слова Ермаша о том, что он «не хочет работать», сказанные ему менее месяца назад и потому решил: нужно быстро делать сценарий Стругацких.

Редакторы и руководство Госкино прочитали сценарий, успокоились и даже обрадовались — сценарий не предвещал неприятностей и осложнений и, пожалуй, носил в некотором роде «обличительный» по отношению к Западу характер. В нем хотя и не педалировались, но все же присутствовали типичные штампы советской идеологии, применяемые к Западу и капиталистическому миру: социальное неравенство, потерянные жизненные перспективы, обездоленность главного героя. Это было нечто совсем иное, не похожее на то, чего они опасались. <…>

В сценарии было много фантастического: восход сиявшего химическими оттенками зеленого солнца, или, например, петля времени, внутри которой много лет двигалась по кругу военная экспедиция. Сталкер, Писатель и Профессор встречали механизированную колонну бронетранспортеров, танков, пушек, грузовиков с солдатами, которая двигалась по дороге и скрывалась за поворотом. Спустя несколько секунд она вновь возникала на дороге — сидевшие в ней люди говорили те же слова, делали те же самые жесты — и вновь скрывалась за тем же поворотом. И так до бесконечности. Удивленный писатель спрашивал: «И что, они так… все это время?..» На что получал ответ Сталкера: «Да. С тех самых пор». Из абсолютно пустой трубы, через которую надо было пролезть героям, время от времени в обе стороны с ревом извергались гигантские огненные протуберанцы, несмотря на то, что в ней ничего не было. Но был и еще более странный объект — гравиконцентрат или «комариная плешь». Это было место, где сила тяготения превосходила земную в сотни раз, и оно было усеяно совершенно расплющенными вертолетами, танками и т. п.

По тем временам вся эта обезумевшая природа казалась совершенно фантастической. Никому и в голову не могло прийти, что через десять лет взбунтовавшаяся радиоактивная энергия станет повседневной реальностью в Чернобыле, а слово «Зона» станет ее зловещим символом.

В Госкино, прочитав сценарий братьев Стругацких, поначалу препятствий не чинили. С одной стороны — решение о запуске принимали не они, а ЦК КПСС, так что в любом случае отвечать придется не им; а с другой — редакторы и цензоры посчитали, что Тарковский наконец-то снимет кассовый приключенческий боевик. Впрочем, бдительности и рвения там все же не теряли, несмотря на то, что Андрей Арсеньевич усиленно поддерживал версию о новом кассовом фильме в разговорах с начальством (и о проходном для него, делающемся только ради заработка — в разговорах с коллегами).

После того как решение о запуске фильма было принято, Тарковский стал торопиться, чтобы успеть снять фильм на летней натуре и сдать его осенью 1976 года. Это требовало неизбежных изменений в планах «Мосфильма» и Госкино, а также переговоров с руководством ЭТО²³, а после того как стало ясно, что фильм в ЭТО делать невозможно, — со Вторым творческим объединением, художественным руководителем которого был классик советского кино Лео Арнштам. Договоренность была достигнута, но за это время прошел еще месяц. Чтобы ускорить процесс подготовки, Тарковский, решает начать работу сразу с выбора мест натурных съемок, где происходило почти все действие фильма. Это позволяло строить решение каждого эпизода в соответствии с выбранной натурой и писать режиссерский сценарий, зная, где и как будет происходить каждая сцена. С производственной точки зрения это тоже было разумно, так как позволяло в дальнейшем работать со сценарием и готовиться к съемкам, не отвлекаясь на выбор натуры. Был и еще один, не называемый мотив — Андрей Арсеньевич хотел развязать себе руки для работы в театре. Но все это, увы, не укладывалось в существовавший десятилетиями порядок работы.

²³ Экспериментального Творческого Объединения, работавшего на принципах хозрасчета — Е. Ц.

Установленный в неведомые времена, этот порядок был незыблем, и изменения в него, дабы не создавать прецедентов, вносились крайне неохотно. Тарковский обращается к руководству студии с просьбой, нарушающей традиционный порядок работы. Руководство «Мосфильма» решительно поддержало Тарковского, и в Госкино было направлено следующее письмо²⁴:

²⁴ Архив Киноконцерна Мосфильм, ф. 47, оп. 178, д. 4438. Фильм «Сталкер», л. 6.

№ 33/ пл
30.04.76
Заместителю председателя
Госкино СССР
тов. Павленку Б. В.

Киностудия «Мосфильм» приступила к работе над цветным, полнометражным художественным кинофильмом «Сталкер» («Машина желаний»). Авторы сценария будущего фильма А. и Б. Стругацкие. Режиссер-постановщик Андрей Тарковский.

Фильм потребует большой подготовительной работы, в частности, по тщательному выбору натуры, которая должна максимально соответствовать сценарию и позволить произвести наименьшие затраты при реализации замыслов картины; немало предстоит сделать и по разработке и подготовке комбинированных и специальных способов съемки.

Принимая во внимание изложенное, киностудия «Мосфильм» просит Вас, в порядке исключения, разрешить произвести расходы в пределах 5 000 рублей на предварительные работы по кинокартине «Сталкер» до запуска ее в режиссерскую разработку и подготовительный период, с последующим включением этих расходов в генеральную смету на постановку фильма.

Генеральный директор
киностудии «Мосфильм»
Н. Т. Сизов

Это первый известный нам официальный документ «Мосфильма», относящийся к производству «Сталкера». Работа над фильмом перешла из стадии замысла в стадию практической реализации, но это уже тема следующих глав книги.

Получать рассылку «Сеанса»

Leave this field empty if you're human:

Читайте также

• 

  «Мамзель, я — Жорж!» — Историк кино Борис Лихачев и его пьеса «Гапон»

• 

  Сто лет «Аэлите» — О первой советской кинофантастике

• 

  Итальянский Дикий Запад — Квентин Тарантино о Серджо Корбуччи

• 

  Опять окно — Об одной экранной метафоре

• 

  Территория свободы — Польша советского человека

• 

  Ничего лишнего — Роджер Эберт о «Самурае» Мельвиля