Скорбное бесчувствие Комитета по кинематографии
Из письма А. Сокурова
главному редактору
сценарной редакционной коллегии
Госкино СССР А. Медведеву
от 20 февраля 1985 г.
Уважаемый Армен Николаевич!
Может быть, впервые за все время моих бесконечных мытарств я пишу не врагу, не очередному церберу, а человеку, который верит в меня. Только это дает мне силы на это письмо.
Не буду скрывать, что глубоко потрясен всем, что проделывалось надо мной здесь, в Ленинграде, на «Ленфильме»: хамство, доносы, провокационные заявления об увольнении, дважды произведенный арест материала, категорическое нежелание выставить результат работы на обсуждение художественного совета, постоянные официальные заявления, что в моем лице студия имеет дело с посредственностью с ничем не подкрепленными амбициями и т. д. и т. п. Главный козырь в травле был тот, что я якобы не подчиняюсь руководству, что я неуправляем. Когда против тебя все, трудно находить слова защиты. Но истина заключается в том, что со мной НИКОГДА не разговаривали по-человечески, начиная с первого художественного совета, никто серьезно не прислушивался к тому, что я говорю, никого из руководства на студии не интересовала моя точка зрения. Между тем ни тогда, ни после я не отступил ни от одного пункта, высказанного публично вслух, ни от одного слова, написанного в утвержденном режиссерском сценарии или киносценарии. Во всех «дискуссиях» с руководством я последовательно настаивал на одном: судить о картине можно только исходя из тех законов, которые определяет сама картина, а не из соображений вообще. Уверен, что это единственно справедливая и единственно ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ точка зрения на материал.
И это не пустые возвышенные слова, а то, что выражает суть и единственное условие моей жизни.
«Скорбное бесчувствие»: Заметки о пластическом решении фильма
[…] Сегодня я переживаю страшные дни. Физиологически, духовно я сложен природой для ТРУДА. И это не пустые возвышенные слова, а то, что выражает суть и единственное условие моей жизни. Внутренне я чувствую грандиозную потенцию художественного творчества, наверное, если бы имел таковую возможность, я был бы способен снимать не одну, а две картины в год, несколько хроникальных… С тоской слушаю рассказы о нескольких десятках картин, которые успел снять за свою короткую жизнь Фассбиндер… С тоской думаю, что будет с тем, что уже сделано: видимо, погибнет «Седьмая степень…», в феврале этого года (вопреки рекомендациям Арбатова) отклонена полнометражная хроникальная картина «Союзники», никому не нужна платоновская экранизация «Одинокий голос человека» — уже успели экранизировать «Реку Потудань» в Голливуде («Любовники Марии»? ), отклонен сценарий Арабова «Тютчев», почти уверен, что Вам не удастся преодолеть подозрений Ф.Т. Ермаша против Стругацких… Что же делать, чем занять душу и руки? Подготовка и протаскивание через нашу бюрократическую студийную и министерскую систему нового сценария займет почти два года — да… но ведь я уже второй год пишу бумаги, что-то доказываю, в чем-то кого-то убеждаю. И вот теперь еще годы унизительного простоя. Не хочу описывать катастрофического материального положения (завершение «Седьмой степени…» стоило мне четырех тысяч долга), ибо не в этом дело: я знал, что выбрал в этой жизни, страшно, что завтрашний день не обещает мне никакой перспективы. Несколько раз мне делались предложения зарубежными организациями снимать за пределами СССР, но оказывалось, что и это невозможно; но ведь я все равно не нужен здесь, в России — может быть, если таковая возможность возникнет, ее стоит реализовать, по крайней мере я смогу довести картину до того состояния, когда ее сможет увидеть зритель…
Почему наше поколение должно повторять трагедию Тарковского?
А может быть, это реально — рассмотреть вопрос о государственном статусе «Одинокого голоса человека», стоит ли делать вид, что фильма нет, он ведь есть, и на Ждане, ректоре ВГИКа, свет клином не сошелся, фильм очень многие смотрели, и есть общественная реакция, может быть, вообще стоит создать Государственную фильмотеку экспериментального кино, куда могли бы войти фильмы, существующие в одной копии? Может быть, может быть, может быть… И последняя к Вам просьба.
Во время беседы в Ленинградском обкоме я говорил, а позже и предоставил заявку на серьезную картину по материалам событий в Афганистане. Это может быть игровая или документальная картина. Но есть серьезная проблема: для подготовки материалов к заявке и сценарию необходимо выезжать «на место событий». Известно, что обкомы не посылают творческих работников в командировки. Это может сделать только соответствующее руководство творческой организации. Но несмотря на все существующие обстоятельства риска и т. п., я готов завтра же выезжать туда, если возможность, хотя бы минимальная, возникнет. Предвижу в ответ на эту просьбу Вашу ироническую улыбку. В чем же пафос моего письма к Вам?
В том, что надо что-то делать, немедленно принимать решения, нет никаких сил ни терпеть, ни надеяться на что-то мифическое; почему наше поколение должно повторять трагедию Тарковского? Где те люди, которым будет не безразличной судьба и дни — годы — жизни нашей…
С уважением,
Александр Сокуров
Читайте также
-
«Мамзель, я — Жорж!» — Историк кино Борис Лихачев и его пьеса «Гапон»
-
Сто лет «Аэлите» — О первой советской кинофантастике
-
Итальянский Дикий Запад — Квентин Тарантино о Серджо Корбуччи
-
Опять окно — Об одной экранной метафоре
-
Территория свободы — Польша советского человека
-
Ничего лишнего — Роджер Эберт о «Самурае» Мельвиля