Александр Сокуров. Завершающий этап обучения
«Слухач». Реж. Александр Золотухин
Меня беспокоят излишние восторги по поводу работ моих студентов — излишние, потому что первый фильм, парадоксально, можно сравнить с ребенком, который рождается в результате кесарева сечения. Непонятно, сколько в нем труда режиссера, а сколько всей съемочной группы, которая помогает ему «родить» картину. Второй фильм уже больше говорит о режиссере, и только третий окончательно закрепляет его качества — дальше можно говорить о режиссере с уверенностью. Два фильма, которые должны выйти в этом году, создавали совсем разные люди, с разным опытом, эстетикой, пониманием мира.
Особенность Саши [Золотухина. — Примеч. ред.]: он вдумчивый, у него не бывает случайностей. Он — созидатель, и свое произведение строит сам, от фундамента… Даже от котлована для фундамента. Типичный хороший строитель: если что-то делает, то основательно. Он не поверхностный, он деликатный и трудолюбивый, что, кстати, крайне редко встречается у режиссеров, тем более молодых. Чаще встречается некая экзальтированность, происходящая от обстановки съемочной площадки, приятных ожиданий, восторженных возгласов. Саша этой черты лишен, и вообще лишен искусственности, главное для него — устремление к реальности.
Александр Золотухин. Фотограф Ирина Штрих
Сценарий «Слухача» он написал в мастерской, и потом мы его два года обсуждали. В результате к созданию фильма он подошел в полной готовности. Конечно, свои правки внесли и экономические условия. К счастью, мы выиграли государственный грант, но больше никаких вложений не было. Хотя дебют, да еще исторический, да еще на тему войны — это большой риск даже для достаточного финансирования. Я это понимал, но одновременно я понимал, что противодействовать желаниям Саши в его дебюте означает остановить его развитие. Очень важно, чтобы режиссер в нужное время сделал то, что он хочет.
На оба фильма, Саши и Володи [Битокова. — Примеч. ред.], деньги выделило государство. Фильм Саши, конечно, несоизмеримо более затратный, но и у Володи были сложные съемки. Слава богу, государство все еще финансирует большие проекты, но за каждым случаем финансирования стоит фигура художественного руководителя, который заявляет под свою ответственность: эта лодка не потонет. Легких денег больше нет, их получить сложнее, чем создать произведение искусства. Надо приложить очень много усилий, чтобы люди с деньгами поняли: целесообразность помогать молодым художникам есть. Мы напуганы историей с Кириллом Серебренниковым. Сегодняшняя юридическая база государственного субсидирования такова, что буквально все может обернуться претензией в нецелевых тратах. Имеющиеся альтернативы — только деньги из-за рубежа. Найдем ли мы средства на картину молодого человека из Кабардино-Балкарии где-нибудь в Португалии?
У Саши есть удивительное качество: он необидчивый человек. Во всей группе такие — только он и Малика Мусаева. Может, это связано с кавказской культурой, где все привыкли говорить и показывать себя красиво, а с анализом все непросто. С Сашей можно обсуждать его произведение, ничего не опасаясь, подробно и честно. С ним у меня не было конфликтов не только во время учебы, но и тогда, когда делался первый фильм. Первый полнометражный фильм я рассматриваю как завершающий этап обучения. Во всех дебютах учеников я принимал активное участие, поскольку не могу допустить, чтобы они были профессионально несостоятельными. На постсоветском пространстве множество режиссеров, которые скрывают свою несостоятельность за вычурностью, за приемами. На кастинге, на периоде эскизов, на монтаже, особенно, — я постоянно настаивал на изменениях, если это было необходимо. Некоторые режиссеры были этим недовольны, но таков уровень моей ответственности.
Владимир Битоков. Фотограф Расул Боташев
Володя Битоков — особенный человек, легкий. И мне кажется, с его характером нужно снимать фильмы на тему современности, не исторические. Работа с группой в историческом кино — это испытание на свободу и дисциплину. У Володи есть свое внутреннее представление о мире. Он человек с житейским опытом, у него двое детей, в его жизни много преград. Он их преодолевает. У Володи хорошие корни, благородная семья. К сожалению, несколько лет назад умерла его мать, все это тяжело переживали. Как мне кажется, его родственники — настоящая кабардинская интеллигенция. Я имею в виду, в своем поведении, в способности брать на себя ответственность и не бояться высказываться.
Свой сценарий он тоже написал на четвертом курсе, мне он понравился, и я дал добро на работу. При этом я сразу высказал целый ряд замечаний по драматургии, по началу и финалу фильма — на финал я обращаю особое внимание. Ведь даже в литературе не так уж много авторов, достигших мастерства в концовках. Что-то Володя исправил, а в чем-то, как мне кажется, ему не хватило последовательности и упорства.
Надо сказать, Володя очень чутко отозвался на мою просьбу снимать на родном языке. Такая установка была для всех, и многим это далось тяжело, ведь многие кабардинцы не знают родного языка. Национальный момент всегда был важен в нашем обучении: как выразить национальный характер визуально, как, в частности, навести контакт кавказцев с русскими, показать, «какие мы есть». Этот аспект был особенно важен и для Володи.
Володя тоже не говорит свободно по-кабардински, и у меня есть ощущение, что следующие фильмы он будет снимать на русском. Он может понять русского человека, знает его характер и его настроение. Или вообще — любого человека: он знает английский, ему не претит инородность. Это человек универсальный, в большей степени, чем тот же Саша: Володя мог бы жить и не в России.
«Глубокие реки». Реж. Владимир Битоков
Володе нужно начать работать с профессиональным сценаристом. Ему нужно формировать свою эстетику, визуальное своеобразие. К этому у него есть способности, но пока мало получается работать с собой.
***
Важно, чтобы рядом с каждым, кто закончил мастерскую, был человек, который и дальше бы помогал повышать свой эстетический уровень. Самое печальное — это молодые люди, которые уже стали необратимыми провинциалами в пространстве вкуса. Они агрессивны, они высокомерны, они опасны для культуры, и их все больше.
Молодые живописцы или скульпторы очень долго работают рядом с мастером, не испытывая комплекса, пока не овладеют ремеслом сами. В кино же практически любой может получить заказ на настоящую большую работу. На самом деле, столько людей привносят свой вклад в картину, что режиссер оказывается самой проблемной фигурой. Паразитирующих людей среди режиссеров всего мирового кино — девяносто процентов. И оператор, и художник должны хоть что-то знать о своей профессии, а чтобы быть режиссером — нет никаких преград. Но я не хочу, чтобы мои ученики ассоциировались с такими пустыми фигурами.
Я категорически против того, чтобы насыщать студентов демагогией о высоких материях. Сперва нужно понять, что кино — это трудно. Задуматься, по плечу ли мне это. Те, кому было не по плечу, в конце концов, были отчислены. Те, кто принял трудности — их было двенадцать — сняли очень хорошие дипломные работы, за которые мне не стыдно. А искусство будет уже потом, может быть, на второй картине.
Конечно, важно, кто молодому автору «поставил» руку. Важно внимание, серьезные мысли — ради этого все и делалось в мастерской. Пять лет моей жизни ушло на это, я заплатил самую большую для режиссера плату за это: не снял то, что мог бы снять. Поэтому установка, как и, надеюсь, результат, были вполне серьезны. На самом первом занятии в мастерской мы смотрели двухчасовой документальный фильм о пианисте Гленне Гульде — студенты, которые, в большинстве, никогда не слышали такой музыки, не видели большого документального кино. Речь сразу пошла о том, что мы занимаемся серьезным делом. Вот если всерьез спросить у режиссера, на что он имеет право, только в двух случаях из десяти его ответов с ним можно согласиться. В остальных восьми случаях надо сказать: нет, ты, режиссер, этого не имеешь права делать.
Не стал бы желать ученикам снимать много кино. На кино следует смотреть как на средство противодействия злу и быть осторожным в его использовании. Желал бы им как можно меньше зависеть от толпы и от своего народа, потому что первые, кто не понимает автора — это соотечественники. В остальном же, если они будут счастливы, если обучение в мастерской окажется важным этапом в жизни, в познании самих себя — значит, это уже того стоило. Мы пытались продемонстрировать им уровень культуры, размышления, отношения к жизни, ум и доброту.
Много ли моих заслуг в работе Мастерской? Думаю, если бы не ректор университета Барасби Карамурзов — никакой мастерской бы не было. Университет, ректор, педагогический состав — главное в этой истории. Не я.
Записал Андрей Гореликов.
