10 / 03 / 2021

«Сибирский цирюльник» — «Сеансу» отвечают…

Все в России циклично. 14 марта 2021 года в прокат выходит «Сибирский цирюльник» Никиты Михалкова. Републикуем подборку мнений из 17/18 номера «Сеанса».

СЕАНС – 17/18

Денис Горелов

Михалков сочинил Россию, которую нестыдно иметь за спиной. До него считалось, что Россия — либо сорок бочек арестантов, либо глазированный печатный пряник, надкушенный большевиками. Главный мифотворец русского кино поженил оба взгляда, чтоб никому не было обидно. Всем стало обидно. Не любят у нас делиться — даже патриотизмом.

«Сибирский цирюльник». Реж. Никита Михалков. 1998

Наталья Басина

Против лома нет приема, но гора родила мышь. Наверное, не стоило бы относиться к этому слишком серьезно, если бы не внекинематографические обстоятельства. Впрочем, к монархической идее всерьез относиться тоже смешно, а кроме нее никаких иных идей в «Цирюльнике» не содержится. Хороши аттракционы и вполне проявлен свойственный автору артистизм: когда человек сочиняет и сочиненное представляется ему истинным. На самом деле «возлюбленная Россия» отражается в зеркале «Цирюльника» так же, как всемирная история в клипах банка «Империал».

Дмитрий Быков

Следует сразу отбросить любые разговоры о личности и деятельности Никиты Михалкова. Его кино, слава Богу, не знакомо с его общественным имиджем. Для меня «Цирюльник» — фильм о крахе русской мечты. Согласно канону этой мечты, достоинство вознаграждается, всякий подвиг осмыслен, зло само себя наказывает, а любовь завершается браком. У Михалкова — безобидный дурак оказывается мелким злодеем, никчемный подвиг приводит прямиком на каторгу, а народное гулянье обретает черты стихийного бедствия.

Виктор Матизен

Об этой картине невозможно говорить по существу, поскольку существо в ней отсутствует. Есть череда аттракционов, как то: натирка полов, бал на скользком паркете, масленичное гулянье, ледовое побоище, генеральский (читай: купеческий) запой, скрежет заморской чудо-машины. Есть несколько вставных хлестких фраз про мифические особенности русского государства и русского характера, но нет ни истории, ни характеров, ни человеческих отношений. Издалека персонажи еще сходят за живых людей, но если приблизишься — проткнешь носом холст, как Буратино. Взяв «Оскара», Михалков почему-то решил, что в кино позволено водить зрителя за этот самый нос и заботиться не о художественной правде, а о густой пыли, которую надобно пускать в глаза. Но пыль рано или поздно рассеивается, а несуразности въедаются в память.

И ладно бы это был только рояль в кустах (на военных сборах), табличка на дверях деревенского дома с надписью «Андрей Толстой. Цирюльник» (кого он там бреет?) и сожительница за дверью с серпом (обороняться от заезжей американки ей незачем). Так ведь белыми нитками шита вся кульминационная заваруха в театре, повлекшая за собой каторгу. Если это — режиссура, то неужели Михалков хочет, чтобы слова: «Он русский. Это многое объясняет» вернулись к нему бумерангом в значении «Он русский. Что с него спрашивать?»

Лев Аннинский

Прочтя в титрах «Сибирского цирюльника» «Оригинальная идея Никиты Михалкова», я потом три часа соображал, в чем она. И понял. Идея в следующем: нам, чтобы бескорыстно полюбить Россию, надо увидеть ее через корыстную влюбленность в нас американцев. Вот тогда и почувствуем — через контраст. Американцам на Моцарта начхать, а нам не начхать. Мы его не отдадим, даже если перепутаем Моцарта с Россини, бунт с революцией и божий дар с яичницей. Мы прекрасны и непредсказуемы. Мы лупим друг друга и просим прощенья, идем на войну с песнями и под венец со слезами. Загадочные души. Умом не понять. Чтобы умом — так это нужен замысловатый сюжет, который приходится без конца дотолковывать из-за кадра. Но суть не в сюжете, а в том, как вкусно, смачно подана реальность в самом кадре. Суть в чистой киногении. Кажется, Михалкову удалось то, что в свое время пытался сделать Говорухин: вернуть Россию, которую мы потеряли. Виртуально, как теперь говорят. Да как! Юнкерская жеребятина, генеральский богатырский запой, костоломные народные забавы и азиатский воинский восторг — и именно это все так снять, что мы стонем от ностальгии! Тут — только «верить».

Михаил Трофименков

Эта Россия напоминает опереточную Австро-Венгрию из голливудских фильмов двадцатых-тридцатых годов, поставленных европейскими эмигрантами: игривые буффоны-генералы, закусывающие стаканами; идиотские шутки и пирушки; небритые анархисты с бомбами в бонбоньерках.

Если бы в фильме была — пусть икорная, нагло-кичевая, лубяная — та самая Россия, об утрате которой так долго говорили новые большевики…

Если бы в фильме таилось хоть какое-то послание, пусть примитивное, пусть провокативное, пусть отвратительное. Был бы и предмет для разговора, для спора, для ссоры, наконец. А так — ничего: пустота, одинокий бублик.

Кирилл Разлогов

Михалков соединяет традицию советско-российского эпоса и ироничность, свойственную постмодернистскому искусству. Режиссура умело прикрывает актерские огрехи, но фильм немного затянут. Он бы только выиграл, если бы его сократили минут на двадцать. Но я понимаю режиссера: ему жалко расставаться даже с мельчайшими эпизодами, которые дорогого стоили — в прямом и переносном смысле.

Сергей Кузнецов

Фильм не оправдал моих ожиданий: откровенно говоря, я рассчитывал, что он будет так плох и развесист, что я повеселюсь вволю. Между тем, первые полтора часа его даже можно смотреть с удовольствием: миф о счастливой России не вызывает идиосинкразии, хотя на корню губит мелодраму. Лучшую устную рецензию на фильм сочинил один из моих новых русских друзей: «Это фильм о попытках получить бюджетное финансирование на лесопилку „Сибирский Цирюльник“. Учитывая, какие деньги Михалков получил из бюджета на съемки одноименной картины, можно сказать, что его фильм о том, как эти деньги были получены. Я правильно понимаю, что у вас, кинокритиков, подобный ход называется постмодернизмом?»

Игорь Манцов

Михалков как всегда неискренен. Этим и только этим фильм мне интересен. Квинтэссенция отчуждения: любимому герою — острог, а себе — императорский мундир и гипербюджет. Когда бы автор отважился на прямое высказывание и перестал наконец маскировать болезненную страсть к успеху квазидуховностью; когда бы превратился в отчаянного постмодерниста — явился бы незаурядный манифест амбивалентности, в общем и целом верно отражающий социокультурную ситуацию в стране.

Карина Добротворская

Фильм как фильм. Хуже «Списка Шиндлера», но лучше «Английского пациента». Хуже «Обломова», но лучше «Очей черных». Михалков вновь доказал, что обладает феноменальным чувственным даром: несмотря на неудачный кастинг, провальный сценарий и плохую музыку «Сибирский цирюльник» держит в напряжении почти три часа.

Елена Плахова

Помню, все дружно ругали «Английского пациента». Но даже в нем было больше страсти и меньше вымученности, чем в пациенте нашем — российском.

Александр Трошин

Зрелище, что говорить, впечатляющее. Вполне может пополнить список мировых киночемпионов. А что рукою режиссера водило спортивное честолюбие («я так сумею», «я могу еще лучше»), видно чуть не из каждого кадра, которыми он с неистощимыми изобретательностью, энергией и, что немаловажно, бюджетом атакует доверчивые зрение и слух. Господин Михалков — отменный стилизатор (он с этого в режиссуре начал и это с переменным успехом продолжает — на экране и на общественной сцене). «Сибирский цирюльник» стилизован под голливудский блокбастер конца девяностых: убойная смесь из легкокрылого Моцарта, юмора американских казарм и масленичных удалых потех, перемежаемых сладким цветным сном о русском золотом веке. Все играет, пенится, как шампанское — трудно не захмелеть. Но вот петарды выстрелили, хмель выветрился — и недоуменно спрашиваешь себя: по какому поводу-то шумели?

Нина Цыркун

Михалков зарекомендовал себя как мастер перифраза: «Буча Кэссиди и Санденса Кида» в «Своем среди чужих»…, хамдамовских материалов к «Нечаянным радостям» — в «Рабе любви». Здесь это умение изменило ему. В сцене прощания — с ее аллюзиями на несовместимые «Летят журавли» и «О бедном гусаре замолвите слово» — план с Ильиным, отдающим честь опальным юнкерам, так назойливо и многократно вмонтирован в толпу, что невольно хочется крикнуть: редактора! Редактора! Но редактора у Михалкова быть не может, он, на беду себе, абсолютный субъект.

Петр Шепотинник

Фильм, наверное, несовершенный. Но это несовершенство вдохновенной, местами по-хорошему завиральной вещи. Здесь есть и здоровый авантюризм — обхитрить, обойти тоскливое, гнетущее своим нравственным суицидом время. Здесь — и редчайшее для подобного жанра отсутствие громоздкости, хоть миллионов потрачено немало, включая черномырдинские. Здесь — умение увидеть русскую историю так, что она при всем своем величии как-то незаметно становится частью твоего личного, интимного опыта. Это очень нежная картина, к ней испытываешь какую-то безрассудную любовь, и, собственно, только на такую любовь или на такую способность любить она и рассчитывает. Именно ее незащищенность подействовала, думаю, на стозевную прессу, которая уж очень малодушно почуяла легкую добычу. Вопреки всем неписаным законам ремесленного братства, не раз после очередной порции высокомерной хулы хотелось прикрыть кое-кому роток, как прикрывает на параде юнкеров Александр III несмышленому дитяти — великому князю Михаилу. Хочется, да я — не царь.

Ирина Павлова

Главное впечатление от фильма: дорогостоящий кукольный театр на пять тысяч кукол. Громадный, переливающийся всеми цветами радуги мыльный пузырь, который лопается прямо у тебя на глазах. Трудно было заранее предположить, что в фильме о любви не будет даже намека на любовь; что Россия в сюжете о России окажется лишь диким краем, где икру жрут поварешками, а получив по морде, испытывают чувство глубокого удовлетворения; что история о чести и благородстве будет построена на пренебрежении главного героя и благородством, и офицерской честью. Если рассказанное не вызывает сочувствия, если масштаб действа не вызывает восхищения (или хотя бы оторопи), если для автора почтение к визуальной культуре означает лишь верность «вылизанной картинке», а работы прославленных актеров, прямо скажем, мало способствуют росту их славы, то странно было бы хвалить фильм только за авторские намерения (вполне достойные) и посулы (преувеличенные).

Виктория Белопольская

В «Сибирском цирюльнике» работает тот же принцип, что и в игровых фильмах про животных — вроде «Рожденной свободной», где абсолютно «чужое» существо должно вызвать у зрителя нежность, восторг, сострадание. В роли такого животного у Михалкова выступает Россия. «Цирюльник» ладно скроен из михалковских штампов. Правда, фасон не очень модный, зато вытачки на месте. Это может увлекать, даже захватывать, но жизни в «Цирюльнике» нет. А есть вереница концертных «камео». Размах, задор, пыл, чувственность — все очень строго дозировано. Все подчинено одной цели: заставить нас умилиться своему умиленью — в полном соответствии с определением кича по Милану Кундере. А в том, что перед нами образчик кича, сомнений нет.

Юрий Богомолов

Как кино — пристойно, как фильм — скучно. Остается опыт мифотворчества по лекалам Голливуда. Опыт по части подражания американскому образцовому масскульту можно считать в какой-то степени удавшимся, раз на фильм пошел народ.

Юрий Гладильщиков

Очень-очень Михалков. Первый блокбастер Российской империи. Качественный Голливуд русского образца: у нас еще не было случая, чтобы режиссер-мэтр столь тщательно просчитывал фильм по уровню «среднего» зрителя, исключая все, что может оказаться непонятным. Патриотизм фильма (если не учитывать его простецкую антизападность) вполне приятен, неодиозен, в меру самокритичен, а рядом с оголтелым патриотизмом какого-нибудь «Рядового Райана» — и вовсе тих и скромен. Но, конечно, я не могу сказать, что сильно люблю такое авторское тоталитарное кино, которое навязывает публике однозначные эмоции и определенные идеологические установки и не дает свободы понимания.

Диляра Тасбулатова

Любопытный парадокс — либертин Луцик снимает устрашающее, «дремучее» русское кино, а государственник Михалков — легкомысленную чушь, абсолютно безопасную и, в сущности, никому не нужную — ни народу, ни интеллектуалам, ни, разумеется, европейскому прокату. Ужас в том, что эту самую чушь он нагружает собственными неподъемными комплексами, самый тяжелый из которых — бессмысленное упование на Россию, переживание ее неинтегрированности в Европу, по-своему даже трогательное. В какой точке времени-пространства он пребывает? Из какого далека смотрит на свою Россию, которую мы не то что потеряли, а, похоже, никогда и не обретали?

Андрей Плахов

У Михалкова чередуются фильмы идеологически нагруженные и популистские. К первым относятся «Утомленные солнцем», а «Сибирский цирюльник» — из числа последних. И хотя идеология Михалкова мне противопоказана, я предпочитаю первую серию.

Наталья Сиривля

В отличие от «Утомленных солнцем», вызвавшим у меня, каюсь, совершенно непрофессиональную бурно-негативную реакцию — психологический протест против грубой манипуляции моими чувствами в «корыстных» целях — «Сибирский цирюльник» не породил вообще никаких эмоций. Смотришь и понимаешь, что это кино не для тебя, ты — лишний на этом празднике жизни. А о том, что у фильма должна быть и есть огромная благодарная аудитория, свидетельствует трехдневный «праздник непослушания» у американского посольства в Москве и реакция общества на югославские события в целом. Комплекс национальной неполноценности, который может быть утолен лишь созерцанием величия Державы и повсеместного торжества русского духа, свойственен у нас слишком многим. И пусть уж люди утоляют его в кино, а не в ходе уличных бесчинств и бурных всплесках милитаристской истерики. Картина Михалкова, проливающая бальзам на воспаленные раны национального самолюбия, выполняет тем самым терапевтическую функцию. За что большое спасибо.

Саша Киселев

Нередкий случай: художник оказывается сильнее и правдивее идеолога. При внимательном рассмотрении юнкер Толстой предстает героем сугубо отрицательным: он аккуратно предает себя и свои убеждения. Террориста — врага любимого царя — отпустил. От любви в обморок падал, а потом легко нажил детей от служанки. И самое-то главное — роту подставил. Апологии не получилось.

Алексей Ерохин

Рефлексии больше нет места — ныне в ходу отчетливо-водевильные характеры и коллизии из жизни пионерлагеря. У юнкера Толстого имеется соответствующий по интеллекту прототип — Костя Иночкин. А механическое пианино с усердием капрала тупо доиграло окончание пьесы: «…царствуй на славу, на славу нам!»

Станислав Ф. Ростоцкий

Место «Цирюльника» в контексте отечественного кинематографа сходно с тем, что занимает Храм Христа Спасителя в московском пейзаже. Со всеми плюсами и минусами этого, безусловно, богоугодного, масштабного и дорогостоящего сооружения.

Зара Абдуллаева

«Мuch ado about nothing».

Фильм возбудимого, но уставшего человека. Это ощущается в коротком дыхании ударных эпизодов очень уж странного сценария.

Авдотья Смирнова

Мне кажется, в «Сибирском цирюльнике» разлита такая колоссальная радость жизни и любовь к жизни, что к этому трудно оставаться глухим. Можно бесконечно говорить о недостатках картины, но, признаваясь в симпатиях к «Цирюльнику», ты просто заявляешь о том, что любишь молодость, здоровье, женщин, выпивку, еду, зиму, лето… В связи со всеми разговорами вокруг фильма меня больше всего поразили две вещи. Во-первых, невероятное нагромождение вранья: из рецензий я сделала вывод, что юнкер Толстой пьянеет с одного бокала шампанского — в картине же он пьянеет с бутылки; и падает в обморок не когда возлюбленная раздевается перед ним, а когда она уходит.

Во-вторых, то, до какой степени Михалков чувствует Россию как собственную родную землю, своего рода необъятное имение — вполне понятно, почему он сам хочет им управлять. В общем, я думаю, что «Сибирский цирюльник» не нравится только двум категориям людей — фригидным женщинам и мужчинам-импотентам.

Ирина Любарская

В целом — обычное кино, скроенное по шаблонам Голливуда. В частностях — обычное голливудское кино, привыкшее к тому, что концы с концами где-то разминулись, героя играет звезда, и только поэтому он герой, какой-то персонаж потерялся на полдороге — ну и к другим подобным мелочам. Есть очень киногеничные микросюжеты (история с противогазом, сцена бала или Дуняша с серпом и притихшими детишками), но нет киногении ни в одном из главных героев.

Никому невозможно посочувствовать — даже любимому актеру, поставленному в жестокие соревновательные условия с собственным лицом. Как это случилось — понятно: Михалков захотел вдолбить всему миру (на меньшее он не согласен) одну свою нехитрую мысль дубинкой стоимостью в сорок пять миллионов долларов. Мысль от этого, естественно, богаче не стала. Куда исчез высокопрофессиональный, талантливый и обаятельный режиссер Михалков, мне неизвестно. Но от него, конечно же, остались его фильмы.

Марина Дроздова

За все, за все отечественные зрители теперь могут Никиту Сергеевича благодарить — за тайные мучения страстей, за горечь слез, отраву поцелуя, за смерть врагов и клевету друзей.

Причем те зрители, которые упустили возможность сделать это после «Неоконченной пьесы для механического пианино», могут наверстать упущенное сегодня, когда метафора «механического пианино» готова обозначить художественный стиль.

Лидия Маслова

«Сибирский цирюльник» оказался не так страшен, как его малюют, отчего раздражение лишь усилилось. Мечталось: три часа изнывать и плеваться, потом прийти домой, сесть за компьютер и уничтожить, растоптать, стереть с лица земли.

Вместо этого пришлось три часа бороться с растущей внутри тебя самодовольной гордостью за Россию и ее режиссеров, потом сесть за компьютер и мучительно оправдываться, что фильм понравился не как произведение искусства, а как предмет потребления.