Шпион, пришедший с севера
В нынешнем российском контексте, когда столько разговоров о гастарбайтерах, название «Нелегал» в первую очередь ассоциируется с проблемами нелегальной иммиграции. А на самом деле, фильм о другом, о тайном, но знакомом до боли и слез сквозь смех — он о засекреченном разведчике. О бойцах невидимого фронта той холодной войны, которая уже позади. Агентах и контрагентах.
Наверное, в нашем кино нет другого режиссера, для которого выбор такой темы оказался бы более неожиданным и даже противоестественным. Но это только на первый взгляд. Борис Фрумин в советскую пору занимался исследованием мелочей повседневности — «Дневник директора школы», «Семейная мелодрама», «Ошибки юности». Человек старался рассмотреть в пустяках нечто потаенное и сокровенное. Делал он это тонко, подробно и так, что в его фильмах об учителях, учениках и их родителях, о коллизиях частной жизни проступала фальшь тогдашнего житья-бытья. Речь шла не столько о ненормальности политического режима, сколько о нездоровье самого общественного организма. Такого инакомыслия тогдашняя власть не терпела в еще большей, пожалуй, степени, чем прямые выпады против нее. От его фильмов она пряталась, как склонен скверно себя чувствующий человек не знать о тяжелом для себя диагнозе, не признавать его, не думать о нем, забыть про него, послать к черту доктора и обратиться к какому-нибудь услужливому шаману. Услужливых шаманов-режиссеров тогда было полно, а ленты Фрумина скудно тиражировались, редко показывались и охотно задвигались на «полку». Наконец, ему просто не дали работать, и он эмигрировал.
Вернувшись на родину, режиссер продолжил диагностирование почившей в бозе советской цивилизации. О ее излечении уже не могло быть и речи. Просто режиссер счел своим научно-художественным долгом довести некогда начатое дело до конца. Зачем? На всякий случай. На случай повторения пройденного. Чтобы был опыт, из которого можно при желании извлечь урок. Вот он и обратился к тому сегменту Системы, который был не то, чтобы сильнее прочих затемнен, засекречен, но более других мифологизирован, — к институту спецслужб. Фабула, строго говоря, неразборчива. Не сразу разберешь: кто двойной агент, а кто на одну зарплату живет. И как-то невнятна частная жизнь этого глубоко законспирированного разведчика.
Неопределенным мог бы показаться и жанр фильма. Что это: реалистическая драма? Или комедия абсурда? Или просто тихая, ненавязчивая пародия на «Семнадцать мгновений» и «Мертвый сезон»? В конце концов, начинаешь догадываться, что именно в наводящих вопросах и заключен смысл фильма. Краса и гордость советского государства машина тайного сыска (КГБ вкупе со всеми другими спецслужбами), неизменный соперник демонического ЦРУ, на деле архаичный механизм, к тому же проржавевший, абсолютно разлаженный. Но если бы дело было только в нестыковке основных узлов механизма, в изношенности отдельных его деталей, то это еще полбеды. Стопроцентное несчастие — в омертвелости того узла, который зовется «человеческим фактором». Мы помним, сколь была озабочена советская власть тем, чтобы у КГБ было человеческое лицо. Самые большие усилия на этом направлении были предприняты в сериале «Семнадцать мгновений весны». И они оказались наиболее плодотворными. Татьяна Лиознова в сотрудничестве с Вячеславом Тихоновым и при помощи музыки Таривердиева так спеленала душевной лирикой суперагента Штирлица, что зрители готовы были пропустить некоторые белые пятна в биографии героя. Ведь на пути к столь высокому положению, которое он занимал в аппарате Рейха, ему, способному теннисисту, надо было не просто стать в довоенные годы чемпионом Берлина по данному виду спорта; ему, большому гуманисту с чистыми руками, холодным умом и горячим сердцем, требовалось сделать и что-нибудь гнусное, совершить какое-никакое преступление против человечности.
Фрумин всего-то и сделал, что оставил своего Штирлица без лирического одеяла, не стал вкалывать ему романтические инъекции. И тот мгновенно обесцветился, деидеологизировался. Стал сугубо функциональной деталью в прославленном монстре. Его как неодушевленный предмет перевезли через границу с Финляндией в Россию в багажнике автомобиля, затем перебросили в глубинку и внедрили в местную милицию, где он совершил инсценированный подвиг. Так он стал «нелегалом» в собственной стране с обеспеченной ему легендой. Тут же его продвинули по службе, и он оказался на таможне Пулковского аэропорта, где ему было приказано обеспечить безопасное пересечение границы секретными документами.
Совсем мало сантиментов в его отношениях с семьей, с теми женщинами, которых свела с ним его работа. Артист Алексей Серебряков очень верно передает степень «обездушевленности» своего героя (об одухотворенности и речи нет). Вот он встретил девушку, от скуки прилег на нее, ничего не чувствуя, расстался с ней. Все рутина: и романтическая работа и романтические отношения.
Таковы были сливки доживавшей свой советский век Системы, досих пор для многих не лишенной мифологической привлекательности. Что же представляло из себя молоко? Я имею в виду другие институты советского строя — и силовые и гражданские. О «молоке» было много чего сказано и в прежних фильмах Фрумина, и в картинах Глеба Панфилова, Вадима Абдрашитова, Киры Муратовой, Эльдара Шенгелая, Отара Иоселиани.
«Нелегал» — нечаянная комедия маразма советских спецслужб. Она, если угодно, и подведение итогов минувшего, и извлечение уроков на будущее. Еще одно убедительное художественное свидетельство того, что Советский Союз, едва ли не самое идеологизированное из государств в современном мире, никто не разваливал. Оно окостенело изнутри и рухнуло под собственной тяжестью.
