«Мантия из самоцветов» Натальи Лопес Галлардо — Спецприз жюри Берлинале
Сухие травы, жаркое пламя, забытая земля — Ирина Марголина рассказывает о фильме мексиканской дебютантки, монтировавшей фильмы Амата Эскаланте, Лисандро Алонсо и своего мужа Карлоса Рейгадаса.
Из затемнения медленно проявляются очертания леса: проступает листва, проступают звуки. Садовник косит своим рабочим мачете траву. Дети плещутся в воде бассейна и расспрашивают о доме, о саде, о бабушке, о прошлом. В прошлом всё было иначе, цвели сады и души. В своем полнометражном дебюте Наталья Лопес Галлардо, которая уже успела зарекомендовать себя как прекрасная монтажерка на фильмах Амата Эскаланте, Лисандро Алонсо и своего мужа, Карлоса Рейдагаса, с первого же кадра погружает зрителя в очень условное пространство и время. И очень поэтичное. Ей, конечно, было у кого поучиться искусству поэзии, и все же, с теми же актерами и визуальными пристрастиями, что и у мужа, Лопес Галлардо делает не его, а свое собственное кино. Здесь краски не ярки и звуки не резки, и все — как в том школьном стихотворении — ускользает от беглого взора. Ускользает, скрываясь под покровами поэтической материи, и сюжет: бликами, водами, листвой, сухой травой и пламенем. Хотя, как в любом стихотворении, есть здесь строгая структура. Она держится на трех женских персонажах.
Изабель (в безупречном исполнении Найлеи Норвинд, которую можно увидеть среди актеров Рейдагаса) вступает во владение домом матери в сельской Мексике. Муж уезжает, и пока дети предоставлены себе, Изабель дает волю собственным мыслям и тревогам. Тревожиться есть о чем — вокруг процветает криминал. Кражи, заложники, наркота. Местная полиция занимается пропавших — живых или, чаще, — мертвых. Там, в полиции, работает вторая героиня — Роберта (Аида Роа).
Пространство, которое запоминает разговоры, печали, лица, которое хоронит секреты и людей.
Роберта ведет хозяйство, ухаживает за мужем, пытается отвадить сына от местной банды. Пытается быть честной и одновременно не потерять работу в участке, который погряз в коррупции. Наконец, третья героиня, Мария (Антония Оливарес) — связующее звено. Мария прислуживает в доме Изабель, прислуживает она и бандитам, с которыми тусуется сын Роберты. Однажды пропадает сестра Марии. Поиски безуспешны, Роберта бессильна, и Изабель берется самостоятельно отыскать сестру Марии, оставляя дом и детей. Она бросается навстречу неведомой, теневой стороне мира. С этой же хтонью каждый день соприкасается Роберта и каждый раз мужественно отворачивает голову. И только Мария беспрепятственно пересекает границу, существуя по обе стороны.
Лопес Галлардо создает магический криминализм.
Мария в фильме — бесформенное, телесное, теплое. Она кормит, заботится, присутствует и молчит. Вода, которая в фильме повсюду, разумеется отвечает и за слезы. Но плакать позволено далеко не всем. Роберта за руганью ранит себе руку, раскалывая лед, и вода смешивается с кровью. Изабель сидит, погруженная в мысли, в доме, стены которого сочатся влагой. Только Марии позволено по-настоящему оплакать сестру, и судьбу, и землю.
Не так давно мы уже видели похожую даже по фотогении героиню у Куарона в «Роме»: это была Клео в исполнении Ялицы Апарисио. Куарон воссоздавал собственное детство. Эту героиню он сотворил из детских воспоминаний и национальной рефлексии: Клео стала землей, неспособной родить живое чадо. Мария в фильме — земля, матерь божья и дитя постпамяти в мире, где Бога давно нет. Плоть от плоти — современная Мексика. Она одна там еще как-то ориентируется, ведь Лопес Галлардо не дает никаких шансов ни героям, ни зрителям.
Если это поэзия, то поэзия забвения и смерти.
Комнаты и стены одного дома, другого, третьего неотличимы друг от друга. Травы, камень, углы, потаенные ходы, которые упираются в тупик — монтаж не дает собрать воедино ландшафт. Нет ни одной дороги, которая ведет к пункту назначения — все пути растворяются в фактурах, текстурах, свете. Повествование нелинейно, и даже диалоги лишены привычной монтажной структуры. Никаких тут восьмерок, говорящий иногда даже в кадре не появляется — только его закадровая речь. Пропадает, бывает, и собеседник, и остается только какое-то немаркированное пространство между ними. Пространство, которое запоминает разговоры, печали, лица, которое хоронит секреты и людей. Лопес Галлардо создает магический криминализм. Странную смесь «Ста лет одиночества» и «Десяти негритят» под шубертовскую Ave Maria в исполнении слепой девушки.
Трава врастает прямо в героев — в фильме не раз можно увидеть женские портреты с сухими стеблями и листьями в волосах. «Все пропитано водой, и все отравлено» — говорит один из героев. Если это поэзия, то поэзия забвения и смерти. На эту территорию и отправляется Изабель, в попытках отыскать сестру Марии. И даже возвращается, но уже, разумеется, другая. «Твинпиксовские» истончения реальности, двери, войдя в которые, не возвращаются десятилетиями, здесь тоже есть. Только нет Купера. Зло тут так и будет оставаться незамеченным и безнаказанным, земля будет хранить память предков и чадить сожженными трупами. И в конце, под внимательным и любящим взором Марии, все сгинут в этом чаду.
