Ричард Бертон — Во гневе и без оглядки
Ричарду Бертону — 100. Два брака с Элизабет Тейлор, скандалы, драки и слухи, — жизнь актера за сценой. На ней — приблизительно то же самое: частые дуэты с супругой, гневные взгляды, трагедии Шекспира. О яростном кельте в день его рождения пишет Лилия Шитенбург.
У него никогда не было особых проблем с величием. Актером решил стать рано, хотя семейные обстоятельства мало тому способствовали: он двенадцатый из тринадцати детей уэльского шахтера Ричарда Дженкинса. У вас хватает воображения представить эту нищету и безнадегу? Мать умерла очень рано, папаша пил (разумеется) и в гневе рычал на домашних (об этом актер вспоминал в своих дневниках). Но в школе служил учителем некий мистер Бертон, который вел театральный кружок, — и этого оказалось довольно, чтобы в 1943 году Ричард Дженкинс-младший под псевдонимом Ричард Бертон дебютировал на профессиональной театральной сцене. Ему восемнадцать лет — и с подмостков его призывают в армию. На фронте побывать не пришлось, служил в наземной части авиационного полка в Канаде. О службе вспоминал как о состоянии бесконечной скуки и перманентной эрекции.
После демобилизации работал в театре, год прослужил в труппе Королевского Шекспировского в Стратфорде, его немедленно окрестили «наследником Оливье», то есть воплощенным идеалом красоты, мужественности и национального характера (он кстати избавился от валлийского акцента). Впрочем, так называли многих, и заметим, недостойных среди них не было. В 1948 дебютировал в кино — объектив камеры словно немножко вспотел, глядя на молодого красавца, а необычайный оттенок его ярко-голубых кельтских глаз был виден даже в черно-белом изображении. В свободное от работы время осваивал всех местных красоток на мили вокруг, на ревнивую колкость своей подружки Клэр Блум: «Ты бы трахнул даже змею» ответил прямодушно: «Да, если бы на ней была юбка». Через два года после кинодебюта его ждал Голливуд — блестящая карьера, идеально ровная.
Гнев Бертона был гневом титана, его мука выжигала все вокруг
В 1953-м, в «Крысах пустыни» (про войну) и «Плащанице» ему 28 лет и выглядит он на все сорок (и то не нынешних). Он идеальный герой пеплума — солдат, полководец, поэт (правда, под рукой у него не Катон, и не Тит Лукреций Кар, а Дилан Томас), тога и шлем не смотрятся на нем театральным костюмом, а короткий римский меч в руке опасен, как и во времена Иудейской войны. Хотя если этот суровый голубоглазый парень решит всерьез сражаться, меч ему не понадобится, обойдется кулаками — и беда восточным царствам и голливудским продюсерам. Роль Александра Македонского в пышном байопике выглядит всего лишь логичной. Это 1956 год — едва сняв с себя пернатый шлем, Бертон уезжает домой, в Англию — потому что там вовсю бузит какой-то молодняк, и у этих ребят есть пьеса, а в ней роль, написанная, словно бы специально для него.
«Молодой рассерженный» Тони Ричардсон после удачи со спектаклем получил деньги на съемку фильма по пьесе натурально рассерженного Джона Осборна — и Ричард Бертон передал ребятам, что он «готов убить за эту роль». В его случае это вовсе не была фигура речи. Бертон получил роль Джимми Портера (британские продюсеры были в восторге, заполучив звезду, Ричардсон не очень хотел работать с Александром Македонским, но спорить не стал).
Роль не получилась. Джимми в пьесе 25, Бертону 31 и выглядит он на 45, камера, может быть, и хотела бы солгать, но никогда не лжет. Резкость, грубость и вздорный характер героя еще могли бы как-то быть оправданы молодостью, а его угрозы и манеру прижигать свою молодую жену утюгом можно было бы смягчить как откровенные гиперболы, но только не с этим актером. Когда Джимми Бертона угрожал, выкручивал руку или плевался обжигающим словесным ядом, хотелось вызвать полицию, он был, черт возьми, опасен.
Пять жен это вам не шутка, а крошечная выборка
«Молодая сердитость» оксбриджских интеллектуалов из среднего класса не шла в сравнение с древней тьмой, пробужденной Уэльсом, сиротством, нищетой, войной, лютым алкоголизмом. Гнев Ричарда Бертона был гневом титана, его мука выжигала все вокруг. Любимый поэт Дилан Томас словно бы ему лично написал когда-то: «В прощальный этот мрак не уходи без боя». О, поверьте мне, Бертон дрался. Ни единого боя в своей жизни не пропустив. Его герои — солдаты, офицеры, римляне и греки, бывшие и нынешние шпионы, священники-расстриги и святой Томас Беккет, Генрих VIII и Лев Троцкий — были воинством старинной закваски, ярость давала им силу, мощью они были подобны богам. Разделяя участь поверженных богов — чем ближе к 1980-м, тем чаще. Поколение уходило, вычерпав дочиста свою волю к жизни, и оставив потомкам рассуждать о токсичной маскулинности.
Советский сон Клеопатры, или Кто нам Элизабет Тейлор
Любовь тоже была полем боя. Пять жен это вам не шутка, а крошечная выборка. Две из них — Элизабет Тейлор. Два брака с ней в обрамлении чудовищных даже по голливудским меркам скандалов и нескольких совместных фильмов. Она была Клеопатрой, он — Марком Антонием, она — шекспировской Катариной, он — Петруччо. Ни о каком «укрощении строптивой» и речи быть не могло: Бертон (вспоминал он в дневниках) третировал любимую изобретательно и неутомимо, рычание его («отцовское» — безжалостно корил он себя) было нестерпимым, ярость — бесчеловечной. Часть ужасающих грубостей он оправдывал заботой о здоровье жены — искренне. Лиз отвечала, не раздумывая терзая его в ответ. За этой грандиозной и монструозной страстью следил весь Голливуд.
Майк Николс. 1931 — 2014
Незабываемый дуэт Тейлор и Бертона в «Кто боится Вирджинии Вульф?» Майка Николса по пьесе Олби оставил на пленке тень от их «гибели всерьез». Его лицо, к тому времени отягощенное морщинами и тяжелыми складками, с вечно искаженным яростью ртом и все теми же пронзительно голубыми глазами солдата и поэта, давно превратилось в подобие трагической маски. Его герои, да и он сам, были лишены привилегии обходиться без полынной горечи во рту и в сердце. Своего Гамлета он сыграл в 1964-м. Не мог не сыграть.
Сегодня этому невероятному человеку сто лет. Эта цифра ему идет. В гроб Ричарда Бертона положили с томиком стихов Дилана Томаса.
«Не уходи покорно в мрак ночной
Пусть ярой будет старость под закат
Гневись, гневись, что гаснет свет земной…»
