Рецензии

Игрушечный поезд, Таня и красная стрекоза


Остров Джованни. Реж. Мизухо Нишикубо, 2014

Знаете ли вы, дети, что это такое — мутное и белое, что называют рекой или следами растекшегося молока? Ох, не хочу представлять, о чем вы там, учитывая свойственную временам нашим испорченность нравов, подумали, но так начинается короткая и грустная повесть Миядзава Кэндзи «Ночь на Галактической железной дороге». Мальчику Джованни, у которого отец то ли путешествует, а то ли в тюрьме, из-за чего товарищи по школе над ним недобро подшучивают, снится среди дня сон. У Джованни есть друг — Кампанелла, а у Кампанеллы — игрушечная железная дорога. И вот во сне они путешествуют в поезде — может быть, все в том же, игрушечном, но уже между звезд.

Потому что мутное и белое, то, что называют рекой, — это Млечный путь, вернее, наяву Млечный путь, а во сне железная дорога. И у Джованни есть билет, который дает возможность доехать до самого края неба. Но он просыпается, а вот Кампанелла — Кампанелла уезжает дальше. Проснувшись, Джованни узнает, что друг его утонул в реке, и тела найти не удалось.

После того, как мультфильм «Остров Джованни» показали на Сахалинском кинофестивале «Край света», режиссер Мизухо Нишикубо, отвечая на вопросы зрителей, пояснил, что «Ночь на Галактической железной дороге» необычайно популярна в Японии. На русский, кстати, тоже переведена, называется «Ночь в поезде на Серебряной реке», — это я уже от себя добавляю. Вдруг кому-нибудь захочется разузнать подробности путешествия по звездам. В общем, стоит понимать, что фильм, как по рельсам, движется по тексту.

Но кроме текста есть еще и контекст. Фильм закрывал программу Сахалинского фестиваля. Кончался август четырнадцатого. Остров Сахалин — место волшебное в разных отношениях. Еще и потому, например, что за пять дней пребывания на том самом фестивале я один только раз услышал нервную беседу об украинских событиях. Вели ее два подвыпивших московских журналиста в баре отеля, где гости фестиваля квартировали. И да, одним из этих двух был как раз я. Или даже сам эту беседу затеял.

Остров Джованни. Реж. Мизухо Нишикубо, 2014

Но контекст — от вернувшегося в родную гавань полуострова Крым и до слухов о свежих могилах на одном из псковских кладбищ, как раз тогда появившихся, — как и положено контексту, давил, усложняя сюжет. А сюжет такой: в бедной рыбацкой деревушке на одном из Курильских островов живут два маленьких брата, Дзюмпей и Канта. То есть Джованни и Кампанелла — их так назвали в честь героев любимой родителями книги, которую и дети постоянно читают. Кончается война, но о войне братья имеют самое смутное представление. Император по радио объявляет о капитуляции Японии. Приунывшие островитяне ждут американцев, каковые, по замечанию деда героев, непременно разграбят нехитрые запасы жителей и надругаются над женщинами.

Но приходят русские.

Русские — мрачные громилы без лиц, выселяют семью героев из дома в хлев, требуют выдать «ценности», а отца и вовсе отправляют в лагерь на Сахалин (который для японцев, разумеется, остается Карафуто). Потом жителей депортируют через Сахалин в Японию, дети сквозь колючую проволоку беседуют с отцом, а младший, Кампанелла, не увидев родины, умирает от болезни.

В общем, выходя из зала, я не реакции удивился, а, скорее, глубине исторической памяти, когда некая женщина прокричала гневно: «А что, японцы добрее были, когда наших в девятьсот шестом году отсюда выселяли?!»

Режиссера тоже спрашивали потом: «Да как вы посмели? Да может ли русский солдат? Да отчего вы их так нарисовали?» Японец выкрутился не без изысканности: «Прежде всего», — сказал он, — «русские, как правило, гораздо крупнее японцев. А в фильме они еще и показаны глазами ребенка. Наверное, поэтому они кажутся грубыми».

Остров Джованни. Реж. Мизухо Нишикубо, 2014

Кстати, — хочется отчего-то об этом упомянуть, — был фильм и на Московском фестивале. Там его показали 22 июня. В наше время, когда постепенно возвращается спрос на забытое искусство держать в кармане фигу, это, наверное, и есть настоящее фрондерство.

Но контекст не побеждает текста: игрушечная железная дорога помогает сблизиться героям и русской девочке Тане, дочери начальника страшных, топочущих и безликих, живущей в их бывшем доме. Русские дети разучивают красивую японскую песню про красную стрекозу, а японские — «Катюшу». Мать Тани угощает Дзюмпея и Канту чем-то красным и горячим, борщом, вероятно, а отец отправляет их отца в лагерь. Жизнь не такая прямая, как железная дорога.

Но дети продолжают жить сразу в двух мирах, — и в том, где их вышвыривают с родной земли, и в том, где поезда ходят прямо по звездам. И увидев впервые на Сахалине настоящий поезд, не думают, куда он их привезет, на свидание с отцом или прямо на небо.

И все это, конечно, разбавлено сентиментальностью, столь любимой японцами, в дозах, для неподготовленного человека тяжелых. Отец героев в русский новый год ускользнув от охранников, которые — русские ведь — пляшут и веселятся, попивая водку прямо из горла, — через колючую проволоку беседует с сыновьями. И чтобы лучше их слушать, прижимается к этой самой проволоке, и не замечает, как по щекам его течет кровь… В общем, женщины в зале рыдали, я сам видел.

Ну, и любовь там тоже есть. Много любви.

И невероятная, прорисованная скупо и точно, здесь уж как раз никакой сентиментальности, природа Сахалина.

 

 

В целом получается не фильм даже, а стихи. Стихи, было когда-то сказано, это такой особенный способ красиво излагать банальные истины, без которых ломается человеческое в человеке. И вот они, да, эти банальные истины — жизнь бежит по кругу как игрушечный паровозик, те, кого мы навсегда потеряли, все равно остаются в нас, и нет таких обстоятельств, которые могли бы человеку помешать человеком остаться.

Судьбу не обмануть, она как рельсы, а ты даже не поезд, ты пассажир, и еще не факт, что в кармане найдется чудесным образом билет до края неба, но последнее решение всегда за тобой. И проходят годы, постаревший Дзюмпей туристом возвращается на родной Шикотан, а там его ждет Таня, совсем не изменившаяся. Потому что Таня умерла, а это ее внучка, и она передает герою ту самую книгу о поезде, который едет через Млечный Путь.

Два штриха напоследок. Режиссер с продюсером жаловались — очень мечтали попробовать борщ, но ни в одном из ресторанов Южно-Сахалинска борща не нашли. Повсюду суши. Это первый, помельче.

Второй посерьезней. Мать Дзюмпея и Канта — за кадром, она умерла до того, как начинается действие. Но именно она пристрастила мужа и детей к чтению повести Миядзавы Кэндзи. А он умер в тридцать третьем году, слава его настигла посмертная и настигла без спешки. В общем, у жительницы рыбацкой деревни на окраине империи не так уж много было шансов в тридцатых стать его горячей поклонницей.

И очень любопытно, кем она все-таки была.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: