Красный нуар Голливуда: Джон Бовингдон и Дженни Марлинг
Джон Бовингдон и Дженни Марлинг
Дженни Марлинг, или Евгения Бернардовна Афиногенова — жена знаменитого драматурга Александра Афиногенова — часто упоминается в контексте литературного быта 1930-х. Но о ее досоветской жизни пишут скупо: балерина, коммунистка, приехала в СССР с мужем-танцором. Нередки и подлые ритуальные плевки: дескать, наверняка стукачка. В жизни все было гораздо смешнее и печальнее.
В 1932 году в Москве разыгрался феерический трагифарс постановки на студии «Межрабпомфильм» немецким режиссером Карлом Юнгхансом фильма «Черные и белые» о расистском терроре на Юге США и восстании под лозунгом «Негритянской Советской Республики». Фильм не состоялся: Рузвельт передал Сталину, что картина сделает невозможным установление отношений с США. Некоторые из 24 негров (среди них был великий поэт Ленгстон Хьюз, пытавшийся «лечить» сценарий Георгия Гребнера), приехавших на съемки, останутся в СССР и оставят след в нашем кино.
Никто из участников не был в курсе скандала на высшем международном уровне, но все интуитивно ощущали, что съемки отсрочиваются не к добру. Поднять дух Юнгханса коминтерновские кураторы решили, устроив вечер блюзов и спиричуэлс, но пели интеллигентные нью-йоркские негры чудовищно. Дополнительный удар нанес ему тем же вечером Хьюз, с которым режиссер поделился приятной новостью: на роль белого профсоюзного вождя утвержден известный актер Джон Бовингдон, выступающий в Москве и Ленинграде со своей женой Дженни Марлинг. Проследив за изменением выражения лица Хьюза, Юнгханс догадался: что-то не так и, толком не владея ни одним языком, кроме немецкого, выразил свою тревогу:
«Vot ist matter? Bovington nich look like American worker?»
Ну, как бы это сказать… Видишь ли, попытался объяснить Хьюз, рабочие лидеры, как правило, брутальные мужики, а не… Юнгханс не понимал: его заверили на студии, что Бовингдон — выдающийся ум эпохи. Да, конечно. 42-летний Бовингдон, видный экономист и лингвист, с отличием закончил Гарвард, преподавал в Японии. Но объяснить его артистическую ипостась Хьюз затруднялся. Как описать гибрид Тарзана с роденовским «Мыслителем»? Его надо было видеть, а Хьюз его видел. Видел, как столбенели голливудские зеваки с Кингз-роуд, наблюдая, как в саду перед домом архитектора Рудольфа Шиндлера его голые гости Джон и Дженни исполняли философски-эротическую композицию «Рождение Человека во всем его физическом великолепии». В СССР ее пришлось исполнять, все же прикрыв чресла.
Джон Бовингдон в 1930 году.
В 1943 год Life сравнит Бовингдона с Суперменом, так же ведущим двойную жизнь, и прибавит к его образу пару штрихов: «Он не пьет и не курит, соблюдает строгую диету, не покупает вещи, которые может сделать собственными руками, и способен выспаться, лежа на полу такси». Один из пионеров нудизма в США, веривший в волшебную силу дыхания и сыроедения, в искусстве он чудил старомодно, в духе модерна. Он создал «школу интерпретационного танца», где каждое движение, каждый вздох преисполнены философского смысла, требующего подробного объяснения белыми стихами. И горе тем зрителям, кто засмеется на представлении.
В СССР он приехал, вдохновленный Айседорой Дункан, только здесь обретшей творческую свободу. Свои антифашистские убеждения он еще выразит в короткометражке «Подпольный печатный станок» (1934), снятой во славу немецких подпольщиков балетным фотографом Тома Бушаром и Льюисом Джейкобсом из Рабочей кинофотолиги. Бовингдон кружился перед камерой то суетливо, как Геббельс, то неуклюже, как Геринг, то торжествующе, как тот самый станок, тиражирующий коммунистические листовки.
Его кинокарьера на этом закончилась, в отличие от политической. После вступления США в войну Бовингдона пригласили на работу в отдел Департамента экономической войны, занимавшийся экономикой вражеских государств. Его внушительный оклад в 5600$ в год особо отметила пресса. И тут он попал в поле зрения Мартина Дайса, председателя КРАД.
В эпоху антифашистской коалиции Дайс отчасти утратил могущество и все чаще давал петуха. В 1942 году он развязал охоту на нудистов в государственном аппарате. Первой жертвой пал 60-летний Морис Пармелин, главный экономический советник вице-президента Уоллеса. Он представлял особую угрозу нации как автор книги «Нудизм в современной жизни» (1931) и глава Гимнософического общества. Это уже стоило ему (1938) поста в министерстве сельского хозяйства: руководство перепутало нудизм с социализмом. Пармелин снова ушел в отставку. Бовингдон же, когда в 1943 году Дайс обвинил его в сомнительном актерстве и связях с коммунистами, отказался уволиться и был изгнан с работы.
Александр Афиногенов
А Дженни в Москве влюбилась с первого взгляда в звездного Афиногенова, одного из вождей РАППа, автора пьес с многозначительными названиями «Страх» (1931) и «Ложь» (1933). «Ложь» запретят после премьеры, а «Страх» редактировал сам Сталин. Наградой для автора стала поездка во Францию и Италию — вместе с Дженни. Вскоре, не выдержав его измен, она уехала в Нью-Йорк, где работала в коммунистической «Лиге рабочего танца», но в 1934-ом вернулась и вышла за Афиногенова замуж.
Считается, что она спасла его в 1937-ом. Всех его соратников по РАППу арестовали. Его имя произносилось через запятую с их проклятыми именами. Исключенный из партии и Союза Писателей, выселенный из роскошной квартиры, он ждал ареста на даче в Переделкино. И тут Дженни, только что родившая дочь, якобы написала Сталину гневное письмо в защиту мужа и отказалась от гражданства США. Афиногенова вернули на литературный олимп.
Но самое страшное и нелепое было впереди. 37-летнего Афиногенова в октябре 1941 года отозвали в Москву с полпути в эвакуацию. Шеф литературного отдела Совинформбюро, он должен был ехать в США агитировать за второй фронт. 29 октября бомба попала в здание ЦК, где он оформлял выездные документы и погиб: то ли осколок, то ли ударная волна. Дженни была беременна второй дочерью.
В 1948 году 45-летняя Дженни с детьми навестила родителей в США. 1 сентября теплоход «Победа», на котором они возвращались, шел от Батуми к Одессе, и на вечернем кинопоказе вспыхнула пленка. Огонь вырвался наружу. 49 человек сгорели или задохнулись. Дети уцелели, Дженни — нет.
Читайте также
-
Высшие формы — «Книга травы» Камилы Фасхутдиновой и Марии Морозовой
-
Школа: «Нос, или Заговор не таких» Андрея Хржановского — Раёк Райка в Райке, Райком — и о Райке
-
Амит Дутта в «Гараже» — «Послание к человеку» в Москве
-
Трепещущая пустота — Заметки о стробоскопическом кино
-
Между блогингом и буллингом — Саша Кармаева о фильме «Хуже всех»
-
Школа: «Теснота» Кантемира Балагова — Области тесноты