«Княжна Мери. Творческий выкидыш» — О книге Галины Лазаревой
Без всякого повода вспоминаем неосуществленный замысел Киры Муратовой «Княжна Мери» и книгу Галины Лазаревой, которая о нем рассказывает. Вероника Хлебникова пишет о том, как получилось показать фильм, производство которого было закрыто в первый съемочный день.
14 мая 1975 года был принят режиссерский сценарий фильма Киры Муратовой «Княжна Мери». 20 мая 1975 года приказом по Одесской киностудии фильм запустили в производство, а 20 августа приказом Госкино УССР за подписью Д. С. Сиволапа производство прекратили. Документальная книга свидетельств о тех событиях увидела свет при жизни и с участием Киры Муратовой. Формулировка «творческий выкидыш» принадлежит ее мужу, художнику Евгению Голубенко, постоянному соавтору фильмов Муратовой, чей небольшой очерк также включен в книгу.
Галина Лазарева, «Княжна Мери. Творческий выкидыш».
Серия «Имена Одесской киностудии», Феникс, 2010 г.
Опять звук неземной, опять мотив или нота. Опять тоска и нежность.
Кира Муратова, сценарий фильма «Княжна Мери»
В беллетристике нередко попадаются описания вымышленных фильмов. Известен жанр рецензий на несуществующее кино. Галина Яковлевна Лазарева, в 1977-83 годах главный редактор Одесской киностудии, нашла способ, не прибегая к вымыслу, показать неснятый фильм Киры Муратовой «Княжна Мери» по одноименной повести Лермонтова.
В «Долгих проводах» романс «Белеет парус парус одинокий» на лермонтовские стихи звучит в финале дважды поперек всяких правил. «Княжну Мери» закрыли в первый съемочный день. Следующую постановку, «Познавая белый свет», Муратова получит уже на «Ленфильме». Со времени завершения фильма «Долгие проводы» — семь лет простоя.
В книге, изданной скромным тиражом на собственные средства, Галина Яковлевна замечает, что картину закрывать не хотели, и без ламентаций создает парадоксальный коллаж из факсимиле уникальных архивных документов киностудии, циркуляров Госкино и Держкино, финансовых отчетов, стенограмм худсовета, именем М. Ю. Лермонтова коллективно полирующего замысел Муратовой, из осколков его бледных и кривых отражений в чужих головах, даже светлых. Литературный и режиссерский сценарии Муратовой взяты в бесстрастную раму хроникально-протокольной эпопеи производственного процесса. Главы книги называются «Горевать-сочувствовать», «Человек убит»… В приложении — обширный справочный аппарат, включая персоналии, библиографию и полную на момент издания книги фильмографию режиссера.
Книга, изданная 13 лет назад, едва ли не впервые в документальном жанре соединяет поэзию и справку о ее ненужности
По книге Лазаревой можно знакомиться с историей цензуры — в том ее иезуитском изводе, когда идеология мимикрирует под высокий эстетический идеал, а сама цензура — под искусствоведение или заботу о народных деньгах. Именно экономический фактор незаметно выходит на первый план, короткими сериями цифр затмевая худсоветы и редколлегии.
Студийные эксперты обсуждают будущий фильм, образ героя нашего времени и многократные поправки, внесенные Муратовой в сценарий, все как один в возвышенном стремлении к совершенству. Отношение Муратовой к этим прениям вполне определенное:
«Когда я присутствовала на обсуждении чужих сценариев или фильмов, меня всегда поражало неправильное отношение нашей редколлегии и других обсуждающих организаций к эстетической природе того, что они обсуждают. Такое нетерпимое, потребительское отношение — услышать из каждой вещи, как дальше жить, как любить данного мужчину или женщину, что делать в понедельник, вторник и т.д., то есть, отношение к искусству хозяйственное, потребительское».
На сценарной редколлегии от 7 марта 1975 года решается: устраивает ли художественный уровень доработанного сценария, разрешать ли переход на следующий этап — режиссерскую разработку, насколько переделан финал по требованию местных редакторов и московского комитета, и не рановато ли скучает Печорин.
Муратова, говоря о Печорине, отвечает простыми, человеческими словами, в контексте прочих выступлений они звучат странно, как на другом языке:
«Лермонтов наделил своего героя огромным артистизмом, не сделав его поэтом или художником, и поэтому поступки его изливаются в какие-то нехорошие вещи. Он мучает окружающих его людей. Все это чрезвычайно трагично, с моей точки зрения. Мне хотелось бы рассматривать сочувствие там, где можно горевать, и горевать, там, где можно сочувствовать… Здесь есть какая-то щемящая, страдальческая нота. Это вызывает мое сочувствие и желание жалеть этого человека, который, казалось бы, должен вызывать отрицательное отношение».
Поскольку история цензуры по-прежнему пишется, в том числе новыми судами и тюремными сроками, ценность книги не в критическом фокусе на былом. Он здесь побочный продукт, эффект бокового зрения и отчасти макгаффин. Книга, изданная 13 лет назад, едва ли не впервые в документальном жанре соединяет поэзию и справку о ее ненужности — не ради удостоверения гибели одной кинокартины, но для утверждения поэтического бытия. В сущности, это след единорога.
На волне лермонтовских увлечений, казалось, чудесным образом проскользнет между цензурных лезвий и опальная, «инакомыслящая» Муратова
Галина Лазарева дает радикальный портрет фильма, никогда не снятого, никем не виданного, показавшегося на свет лишь в версиях сценария, в раскадровке художника-постановщика Юрия Богатыренко, в 27 рисунках Хамдамова (среди них рисунок женского профиля, вынесенный на обложку книги), в срезках кинопроб, в сметах и приказах директора студии Геннадия Збандута: «При режиссерской разработке исходить из длины фильма 27700 п. м, объектов — 33, общего срока производства 10 месяцев, стоимости 380,0 тыс. рублей».
«Княжну Мери» запустили в производство весной 1975 года. В том году Сергей Соловьев ставит с подростками лермонтовский «Маскарад» в фильме «Сто дней после детства», Анатолий Эфрос выпускает телевизионные «Страницы журнала Печорина» с Олегом Далем и Евгением Мироновым. «Лермонтовская энциклопедия», подготовленная Ираклием Андрониковым, выйдет только в 1981-м и сразу станет книгой, которую невозможно «достать», но известны из самиздата слова Цветаевой: «строки молодого Лермонтова сильнее всех моих детских снов; и не только детских; и не только моих». На волне лермонтовских увлечений, казалось, чудесным образом проскользнет между цензурных лезвий и опальная, «инакомыслящая» Муратова.
«Княжну Мери» закрыли, когда группа уже выехала в экспедицию на натуру. Оператором-постановщиком был Геннадий Карюк, уже снимавший с Муратовой «Короткие встречи» и «Долгие проводы». Княжна Мери — Наталья Лебле, Печорин — юный Леонид Кудряшов — оба сыграли у Муратовой, спустя долгие годы, в «Перемене участи». Владимир Высоцкий пробовался на роль драгунского капитана.
На страницах книги фильм-замысел Муратовой и пойман, и размыт сфокусированной, но неизменно искажающей оптикой экспертных суждений, авторитетных мнений и прений. Радикально само соединение материалов, собранных в книге. Перепад от темной лермонтовской амальгамы в призме Муратовой и летящих эскизов Хамдамова к ржавчине канцелярской скрепки. От убийства на дуэли к убийству на худсовете. Подобно отражению Печорина, направляющего в одной из сценарных версий финала пистолет на зеркального двойника, фильм осыпается сотней осколков, ранен, покалечен, наконец, убит. Книга вызывает из архивного лимба его призрак, плененный дыроколом и пыльным скоросшивателем в историю еще одной нелепой гибели.
Читайте также
-
«Мамзель, я — Жорж!» — Историк кино Борис Лихачев и его пьеса «Гапон»
-
Сто лет «Аэлите» — О первой советской кинофантастике
-
Итальянский Дикий Запад — Квентин Тарантино о Серджо Корбуччи
-
Опять окно — Об одной экранной метафоре
-
Территория свободы — Польша советского человека
-
Ничего лишнего — Роджер Эберт о «Самурае» Мельвиля