Красный нуар Голливуда: Пол Боулз
Исчерпывающий справочник «Кто есть кто» красной интеллигенции эпохи Коминтерна вряд ли будет составлен. Но, в любом случае, очевидно, что большинство ярких творцов 1920-1930-х хотя бы временно побывали по меньшей мере попутчиками мировой революции. Это знание, однако же, не мешает в некоторых случаях (так, недавно было установлено, что в компартии состоял Ф. Скотт Фицджеральд) изумляться: как, и он тоже?
Имя Пола Боулза стало достоянием массовой культуры на восьмидесятом году жизни великого прозаика благодаря экранизации Бернардо Бертолуччи романа «Под покровом небес» (1990). Миф Боулза декларативно аполитичен: пророк контркультуры, наставник битников, марокканский отшельник, ценитель гашиша, невозмутимо жестокий экзистенциалист, бисексуальный эстет, женатый на еще более эксцентричной писательнице Джейн Ауэр. Всё так, да не совсем так. Миф не вмещает 26-летнего Боулза, пересекающего мексиканскую границу (февраль 1937) с чемоданом, набитым пятнадцатью тысячами стикеров. Им предстоит разукрасить стены Мехико: «Троцкий опаснее всего», «Троцкому не место в Мексике» и — сакраментально-пророческое: «Троцкий должен умереть!».
Вождь антисталинской оппозиции месяцем раньше нашел приют в Мексике и сразу стал фактором внутренней политики США. В марте он объявит о создании «Комиссии по расследованию обвинений, выдвинутых против Троцкого на московских процессах». Ее база — уже существующие в ряде стран комитеты в защиту Троцкого. Ее глава — достопочтенный 80-летний философ Джон Дьюи. Ее выводы — Троцкий непорочно чист, а Сталин злодей — столь же предсказуемы, как приговоры, вынесенные оппозиционерам в Москве. Но бой идет не столько за репутацию Троцкого, сколько за души левых интеллектуалов, которых он стремится перетянуть в свой — Четвертый — Интернационал. Под его ногами должна гореть земля. Потому-то поэт и фольклорист Джон Латуш, негласно состоящий в компартии, и просит Боулза прихватить посылку для мексиканских товарищей. Вскоре эти колоритные товарищи — затянутые в черную кожу, в сомбреро, с револьверами на поясе — пронесут транспарант «Смерть Троцкому» под барабанный бой по улицам Мехико.
В 1937-м Боулз еще не писатель, а многообещающий композитор, участник Федерального музыкального проекта — части грандиозной рузвельтовской программы не столько трудоустройства, сколько мобилизации творческой интеллигенции. Он пишет музыку для спектаклей столь же молодых Джозефа Лоузи (как минимум, члена компартии, если не курьера Коминтерна) и Орсона Уэллса (как минимум, попутчика). Впрочем, грань между партийцем и попутчиком размыта. Боулз и Джейн вступят в партию только осенью 1938-го. А расстанутся с ней уже весной 1941-го, удрученные необходимостью штудировать диамат на курсах в Рабочей школе Манхэттена и разочарованные «непоследовательностью» партии. «Я воображал, что коммунизм способен покончить с истеблишментом. Когда же осознал, что он на это не способен, быстренько свалил и решил заниматься этим на свой страх и риск».
Недолгая партийность, однако же, на долгие годы «реально повлияла» на жизнь Боулза: винить ему было некого, кроме самого себя. Открытое членство в партии, пусть и легальной (точнее говоря, не запрещенной), могло загубить карьеру публичного человека. Новобранцам из числа творческой интеллигенции предоставлялась возможность вступить в партию под псевдонимом: вопреки антикоммунистическим мифам, анонимность никак не была связана с выполнением конспиративных заданий — простая техника моральной безопасности. Боулз вспоминал диалог с секретарем ячейки. «„Под какими именами вас записать?“ — „А под какими вы хотите?“ — „Нам-то все равно, записывайтесь хоть под своими собственными“»
Беспечность гарантировала проблемы на всю оставшуюся жизнь. Отъезд Боулзов в Марокко (1947) — бегство не только и не столько от цивилизации, сколько от репрессий. Ему предшествовало отстранение Боулза без объяснения причин от государственной службы. Он получил длительную правительственную командировку в Южную Америку для изучения местной музыкальной сцены, но накануне отъезда ему позвонили из Госдепа: «Вы же понимаете, об этом не может теперь быть и речи. Вы же понимаете…». Не избежал Боулз и составления подробной объяснительной для Госдепа, в которой объяснял вступление в партию личными причинами. Дескать, женившись на еврейке Ауэр, хотел насолить родителям — антисемитам и антикоммунистам. Джейн, в свою очередь, ссылалась на желание обрести независимость от своей буржуазной семьи.
Пол Боулз в Танжере
Но от всевидящего глаза и всеслышащих ушей ФБР не укрыться и в Танжере. Девять лет Боулз провел на положении «пленника» и не смог выехать даже во Францию, куда звал его для работы над фильмом политэмигрант Лоузи. Уже в 1958-ом, когда, казалось, «красная паника» почти сошла на нет, и Боулзы обосновались на Мадейре, Джейн обратились за рутинным продлением загранпаспорта в посольство США в Лиссабоне. «Они просто сказали ей: „Завтра вы уезжаете в Америку“. Бац, пошла вон! Они отобрали у нее паспорт. И сказали, что ФБР отказало ей, потому что считает ее опасной персоной». Как не предположить, что эти злоключения ускорили роковое обострение безумия Джейн.
Но, что отдельно взятому коммунисту — «смерть», историку — «здорово». «Засвеченный» Боулз не боялся, в отличие от более предусмотрительных коллег, вспоминать свой партийный опыт. А в роли перестраховщиков выступили уже в 1990-х первые пропагандисты творчества Боулза в России, вылепившие образ писателя-декадента без малейшего привкуса политики.
