Погибла Марина Голуб
Марина Голуб. Фото: Никита Павлов
Там, где у других артисток трепещет какая-нибудь полузадушенная чайка, ноет заноза или холодит игла, у заслуженной артистки России Марины Голуб в подкладке даже самых неброских и возрастных ролей будто спрятана маленькая такая женщинка, готовая бедокурить, и в воздух чепчики бросать, и резвой ножкой воздух эдак взбивать в канкане. У нее и королева Гертруда, мама Гамлета, — вполне Гертрудочка.
Даже не особенно разглядев молодую Голуб за общим гвалтом в комедии Рязанова «О бедном гусаре замолвите слово», отлично представляешь ее именно на том балконе, с которого модистки пылко приветствуют гусарский полк, и только там. В «Свадьбе» и в «Бедных родственниках» Лунгина, в фильмах Серебренникова «Изображая жертву» и «Ростов-папа», в «Куке» и в «Чемоданах Тульса Люпера» ее героини — Беллы и Клавы, жарко волнуясь телом и мелкой пластикой лица, несут в себе вот такую неуемную красавицу-раскрасавицу. Несут неуклюже, но щедро и гордо — под бесконечными нелепыми блузками местечковых матерей семейств и базарных торговок, под сдобной буффонадой и под пародийной плавностью пышного лебедя.
Все эти годы мимолетных эпизодов в кино и приметных ролей в Театре Миниатюр Аркадия Райкина, в театре «Шалом» ликующий чепчик, победительно летящий вверх, работает не хуже боевого снаряда. Спектакли «Гамлет», «Пластилин» и «Изображая жертву» в МХТ — не исключение. В кольцевом промежутке между Школой-студией МХАТ советских времен и нынешним МХТ, где она теперь служит, Марина Голуб собрала изрядную коллекцию в диапазоне от бабелевских образов до характеров почти зощенковских масштабов, живущих большими чувствами на маленькие дистанции. Она знает все главные речовки женщины из очереди и женщины с шиньоном и умеет сказать их десятком разных способов. По правде, когда Марина Голуб интересуется: «У вас случайно не гангрена?» или ревет: «Отвяжитесь от меня все-е-е!», все равно сквозь острохарактерный комизм прорывается: «Ну что вы, в самом деле, знаете о Красоте и Чувстве?» Героини Голуб знают. Знают темпераментно и безапелляционно. В них этого добра — нерастраченный, по недоразумению, кладезь. И часто доверие к ее героине строится на неопределенном ощущении физической безопасности, уюта и умиротворения, как у младенца, который, сыт и приголублен, засыпает у няньки на груди. Появившись всего-то на пару секунд в дуэте с артистом Хабенским в фильме «В движении», артистка было зачастила своими елейными «там-ам-там», «лежит-лежит» да и извергла из своей пыльной архивной мыши лаву неочевидных социальных страстей, бушующих за жеманным первым планом. Голуб вообще спасение для тех режиссеров, кому лень возиться с эпизодом. Ее соки — как живая вода для самой дохлой мизансцены. Родительница недоросля Вали и мать принца датского равно доводят до сведения: хоть зарежьте, а у меня любовь! И совершают непростительные ошибки за фасадом телесной прямоты и правоты, которая как локомотив двигает всё и вся, но роковым образом не туда. Поезд ее героинь идет за счастьем, но оказывается на запасном пути. Виноват, видать, стрелочник — путаник, поэт, алкоголик, в общем, дядя.
Об актрисе, которая умела дарить зрителю подлинную радость и ощущение полноты жизни, не хочется, да и невозможно говорить или писать в прошедшем времени. И мы не будем, простите. В память о ней мы публикуем текст, четыре года назад написанный Вероникой Хлебниковой для «сеансовской» книги «Актеры настоящего».