Нож в торте — «Дворец» Романа Поланского
«Дворец» Романа Поланского, тот, где Александр Петров с Микки Рурком равно невыносимы, где кал зарифмован с налом, черная икра не лезет в горло, а доллары едва умещаются в чемоданы Louis Vuitton. Почему этот дикий фильм обязательно стоит посмотреть и к чему надо быть готовым, пишет Вероника Хлебникова.
Во «Дворце» завершается XX век. Дальше либо конец света, либо утро нового века. На этой чертовой развилке Роман Поланский снял безупречную анти-интеллектуальную ретрокомедию о светских и богатых, о людях-катастрофах, с которыми и апокалипсиса не нужно (сценарий написан в соавторстве с Ежи Сколимовским). Отвращение повторилось в виде фарса.
Горный отель готов к встрече Миллениума. «Наши стюарды предложат вам смешные шляпки». На икорный шабаш в швейцарских Альпах слетается несвежая европейская и бодрая постсоветская нечисть. Старые и молодые ведьмы, живые трупы, гоблины Джима Хенсона, увеличенные до человеческого роста, и пузыри земли русской будут надуваться и лопаться перед камерой Поланского и Павла Эдельмана, не теряя ловко взятого темпа, в серии замечательно похабных скетчей.
Во «Дворце» обитают в основном старики, обломки эпохи, богатая и очень богатая уходящая натура. Миллиардер на ладан. Похотливая маркиза. Глянцевитый бык порноактер. Наследник Франкенштейна пластический хирург и его счастливые жертвы. Делец, прожженный до желтушной корки, как самса из адского тандыра, того и гляди снимет голову, и окажется, что под маской Микки Рурка скрывается орангутан. Старые греховодники, но во всяком случае, не палачи.
Он не жаждет никого отменять, поскольку отлично знает, что время справится без него и однажды отменит нас всех
Среди высохших мандрагор водятся навозные мухи помоложе — жены, водопроводчики, дорогие россияне и отец семейства из самых Чешских Будиевиц, чающий обрести папашу в лице меднорожего дельца.
Каков бомонд, таков и юмор. Покажи ему любой палец Остлунда, это уже будет избыточно грубой лестью. Самодовольное слабоумие мира достойно чего-то получше, чем постирония: чтобы ему весело и звонко кукарекали в лицо. Еще рыгали, пердели и роняли мятую пьяную физию в черную икру, скрашивая ее драматический избыток.
Оглядываясь в прошлое, Поланский шутит смачно, примитивно и доходчиво в духе плута Панурга про собачий кал и кремлевский нал, килотонны жоп и сисек, а не бомб. Вкручивает бородатую шутку про парик, сбитый с чела пробкой от шампанского. Замшелый анекдот о водопроводчике разворачивается в номере маркизы. Его «Дворец» — идеальный брачный крик марала в лесу, безобидный и даже ласковый. Автор предается его аранжировке с видимым в кадре удовольствием, пригласив подыграть не только друзей и давних соратников — великого Джона Клиза из цирковой банды «Монти Пайтон», невозмутимого Оливера Мазуччи, гранд-даму Фанни Ардан с собачкой, Сидни Ром в роли миссис Робинсон, звезду его давней и такой же блажной комедии «Что?», композитора Александра Деспла с буколической партитурой, — но и двух российских президентов, и 3D-пингвина.
Рафинированная критика, рассуждающая о «смыслах» и «кодах», оскорбилась этим грубым ярмарочным балаганом поголовно и с раблезианским простодушием
Роману Поланскому не над чем иронизировать в этом старомодном отеле, в этой богадельне для динозавров, в этом закончившемся веке, на излете долюдоедской эры, поистине вегетарианских времен центральной Европы без войн. Он не жаждет никого отменять, поскольку отлично знает, что время справится без него и однажды отменит нас всех, каждого в свой черед.
Не издеваться же в самом деле над старостью и историей, их не исправишь и не отменишь. Разве что посмеяться над мнимыми страхами, у которых глаза велики. Над умением наделять вселенским значением медийные пустяки, вроде астральных концов света или компьютерной ошибки миллениума. И над роковой неспособностью человечества во все века распознать приближение настоящей гибели, не расчухать дыхания упыря на шее, не разглядеть под носом признаки реальной катастрофы, хотя вот они, из каждого утюга.
Сеанс. Лица. Роман Поланский купить
Рафинированная критика, рассуждающая о «смыслах» и «кодах», оскорбилась этим грубым ярмарочным балаганом поголовно и с раблезианским простодушием. Ее не удостоили ни тонких сатирических намеков, ни высоколобого завещания обществу концлагеря, ни элегантного прощального поклона, которого втайне ждали все пошляки мира, наточившие перья в предвкушении некролога. Приняли ку-ка-ре-ку на свой счет, это чистейшей силы пение и сигнал, изгоняющий злые чары, в том числе, интеллектуального тщеславия.
Веселый Панург из великого поколения кинематографистов, Поланский в дурацком колпаке максимально понизил регистр и в самом низком жанре нашел возможность объясниться с наступившим темным дегенеративным временем единственно возможным способом — теми устами, которыми не говорит ни по-французски, ни по-английски, ни по-польски.
