Петер Ремпель: одинокий Строшек, которого мы упустили в райский сад
40 дней без Петера Ремпеля, исследователя Нового немецкого кино, режиссера, автора. В память об ушедшем друге киноклуб «Вертикали» и кинотеатр «Ноябрь» покажут фильм «Опекун и его поэт» о Роберте Вальзере, любимом писателе Пети. А после показа гости посмотрят картину самого Ремпеля «Разбойник», о которой слышали многие, но видели лишь единицы. Публикуем воспоминания близких и коллег Петера.
Нарекайте младенцев Строшеками
Чтобы им нормально жилось
Борис Усов
***
Умер наш друг и ровесник Петер Ремпель, энтузиаст истории немецкого кино и пассионарий, который перевел сотню никому не известных немецких фильмов. Снял и собственный фильм, где главным героем стала музыка. Но затем он намеренно сделал так, чтобы его наследие приходилось бы собирать по крупицам. Оказалось, что переведенных материалов авторства Петра хватило бы на целую книгу. Мы верим, что эта книга когда-то появится, а пока лишь собрали воспоминания близких людей, любимых режиссеров, кураторов и едва его знавших синефилов, жизнь которых не была прежней после того, как они подписались на легендарный vk-паблик Пети «Новое немецкое кино». Затонувший в прошлом году, как Атлантида.
Арсений Занин
Если бы не Петр, мы бы вряд ли узнали о существовании другого немецкого кино. По крайней мере того тайного и потерянного, что укрылось по обочинам дорог, когда по ним побежали кинокритики, открывшие миру пять-семь имен, которыми обычно венчают энциклопедические статьи о «Новом немецком кино». Режиссеров, что возникли из ниоткуда, на выжженной послевоенной земле. И когда живой кинопроцесс стал окаменевшим памятником истории, оказалось, что существует множество не замеченных шедевров.
Первый раз немецкое кино обрушилось на нашу страну вместе со всей историей мирового кино. Это было в нашем детстве, в 00-х в Москве было проще попасть на пленочный показ в «Иллюзионе» или «Музее кино», чем в Питере найти кассету «Фитцкарральдо» или диск из легендарной DVD серии «Кинопроцесс» с каким-нибудь невиданным немецким фильмом. Мы шли по стопам тех немногих счастливчиков, что открывали Вендерса, Клюге или Фасбиндера со Шлендорфом в 90-х — и уже никогда не забывали эти имена. Как спел коньковский киноман Усов после одного из показов: «И свернувшись, кровь обернется песней. Так Вернер Херцог шел к Лотте Эйснер…», а когда наконец-то наступило «Никогда», и появился Интернет, оказалось, что нам была доступна лишь верхушка айсберга.
Петр более, чем кто-либо, прожил заново судьбу своих героев
Петр прошел вдоль обочины, собирая сверкающие драгоценные камни: почти никому из нас не знакомые фильмы Рето Андреа Савольделли, Бургхарда Шлихта и Филипа Вернера Заубера, Джорджа Мурса или Хервига Киппинга. Всего около сотни фильмов, перевод которых удалось ему инициировать «переводческой артелью» — так он называл Софью Ковалеву и других соратников по своим медиа-археологическим поискам. Они переводили и публиковали материалы о режиссерах, Петр проводил показы в московской галерее «Île Thélème» и Кинотеатре «Ноябрь», созванивался с режиссерами и подчас заставлял их самих вспомнить впервые о давно прошедших временах.
Он бережно пронес их сквозь трясину любимых лосиноостровских болот, ставших для него опасной метафорой современности. Скрупулезно вычитывал переводы, разыскивал по крупицам информацию и вдобавок задокументировал свои поиски в виртуальном сообществе. Отчаянно делясь всем тем великолепием недоступных прежним поколениям сокровищ, которые открываются исследователям в эпоху быстрого интернета. В эпоху, когда нет недостатка в информации, но есть неимоверное желание делиться и находить единомышленников, чтобы продолжать поддерживать в себе силы жить дальше.
Мифы начали проверяться на прочность. Благодаря изысканиям Петра оказалось, что в феномене Фасбиндера было место бессовестному присваиванию и творческой эксплуатации; а кроме Херцога существовали и еще странники, сошедшие в мир прямо со страниц Роберта Вальзера, Новалиса или холстов Каспара Давида Фридриха. В довершении ко всему, в духе нашего времени, Петр создал один из выдающихся синефильских мемов про наше поколение уже интернет-археологов. Он взял знаменитую основу с айсбергом.
Многие из этих режиссеров появились в русскоязычном пространстве только благодаря одержимости стараний Петра. Ведь он более, чем кто-либо, прожил заново судьбу своих героев, восстанавливая утраченный когда-то язык. Он считал, что раз его семья корнями уходит в Восточную Пруссию, значит, необходимо исследовать ее историю. А когда оказывается, что каким-то необъяснимым образом, из глубины истории, возвращаются призраки давнего прошлого, находки Петра переживаются небывало остро. Как поделилась с нами Петина мама:
Ему нравилось, что по прадеду у него немецкие корни. Он интересовался готикой в архитектуре и музыке; кино ему было интересно как запечатленное время, тогда как музыка ему казалась одномоментной и не оставляющей следа
Когда-то Петр снимал, но так и не завершил свой фильм «Разбойник», который намеренно попытался противопоставить «тихому и медленному» кино, широко пропагандируемого в МШНК, куда он поступил (вероятно, на свою беду). И показать всем, что такое обожаемый им великий краут-рок и неизвестное немецко-швейцарское кино, как он сам писал об этом опыте:
Фильм «идет против времени», не соответствуя документальной тенденции последних лет («Реальность – это не истина», как сказал Эдгар Райц), но наследуя традиции кинопоэзии. Эти сцены называли застрявшими в 2007-м, да, там я, значит, мысленно и остался. <...> Все это можно найти по-юношески напыщенным, но именно такого искусства, не пугающегося претенциозности в откровенном ортодоксальном романтизме, я ищу в немецком кино и нахожу у Хервига Киппинга. Савольделли, кстати, тоже повлиял на «Разбойника»: съемка и монтаж черпали вдохновение в «Лидии», а красный шарф Разбойника ведет родословную от шляпы с пером героя «Stella da Falla». По сравнению с оригиналом, мы придали невесомому Разбойнику тяжесть готик-метала. Но я всегда мечтал запечатлеть эти места (Северянин, Строкино, Ивановское, Лосиный остров), так что некий нездоровый интерес всё же питает фильм…
В 2018 году, во время учебы в МШНК, он провел ряд показов (в том числе привезя в Москву Савольделли). Петр так и не нашел отклика на свои эксперименты: «Я пересматриваю с симпатией то, что когда-то называли „ремпельством“ (более не идентифицируемый термин), хотя фильм не всегда находил одобрение профессионалов». Он был вынужден бросить съемки, понимая, что вечная токсичная конкуренция в творческих профессиях также не даст ему быть режиссером, равно как и композитором. Хотя, кажется, больше всего ему бы просто хотелось делиться с другими своим восхищением от находок в кино и музыке. Именно потому он решил начать переводить незнакомые фильмы и рассказывать о них остальным.
Петр был гениальным музыкантом и композитором, который искал, как выразить в образах ту музыку, что проходила сквозь него и постоянно сочинялась «в самые глубины сердца». Но как и многие из нас, Петя был «хронически несчастным человеком». Я имею ввиду приступы дюреровский меланхолии, которые лишь усиливаются с течением времени и прогресс и просвещение вовсе не отменяет. Хотя в его случае причина была известна и этим часто обуславливала его самые отчаянные разрушительные импульсы. Ведь, на самом деле, как сказала его мама, все, что он делал, он делал благодаря воле сохранять спокойствие разума, отчаянно мечущегося между двумя мирами: воображения и реальности.
Об этом в связи с Петром, вероятнее, гораздо точнее скажет Рето Савольделли. Ведь сы с Петром никогда не были знакомы лично, хотя всегда внимательно следил за его переводами и группой «Новое немецкое кино». Понимая, что нужна какая-то основательная причина, чтобы написать Пете.
Мы так привыкли что виртуальное пространство можно отменить, что мысль об уходе из жизни не вызывает страха
Мы так привыкли что виртуальное пространство можно отменить, что мысль об уходе из жизни (как о простом исчезновении из реальности) уже и не вызывает страха. Но когда кто-то из ровесников вдруг «переходит порог духовного мира», то ужасаешься тому, как твоя меланхолия позволила тебе так легко рассуждать: ничего не изменится в этом мире, если меня не будет. Изменится. Даже если сам в это не веришь. Они уходят вместо нас, но чтобы мы не забывали жить. Нужно восхищаться успехами друзей и соратников в реальности и не доводить дело до виртуальных некрологов.
***
Ира Дмитриева
В 2023 году Петя Ремпель активно вел показы нового немецкого кино в галерее «Île Thélème» в киноклубе «Вертикали». Влюблял случайно зашедших синефилов в редкие немецкие фильмы, так что потом они продолжали ходить чуть ли не на весь его авторский цикл. Летом он побывал у нас на конференции Свободных исследований кино в подвале армянского кафе, рассказывал о Бокмайере, который задирал немцев стебом над чисто немецким жанром кино — «хеймат-фильмы». Жанр об отечестве, где жители альпийских деревушек признаются в любви к горам.
Петя составил плейлист своих любимых саундтреков новой немецкой волны и скинул мне. Он тогда стал своего рода виртуальным диджеем конференции, пока все выходили покурить и возвращались обратно в подвал. Музыка, которую мы слушали, напоминала синти-поп или обскурные опенинги из аниме-сериалов — очень жизнерадостно и витально. Такое же настроение Петя Ремпель и создал во время своего доклада.
Плейлист «Лучшее из саундтреков новой немецкой волны» от Пети Ремпеля
Этим же летом он провел несколько показов у нас в Кинотеатре «Ноябрь» — экранизации Георга Бюхнера: «Водцек», «Ленц» и «Гайервалли» Бокмайера.
На один из показов даже заявился легендарный граф Хортица (Гарик Осипов) — автор смачной импровизационной радиопередачи «Трансильвания беспокоит». Где он обозревает жемчужины зарубежной ретро поп- и джазовой музыки, настолько затерянные в информационном иле, что, наверное, могли бы удивить и самих авторов этой музыки. Что кто-то ее откопал. Подобным переоткрытием немецких сокровищ занимался сам Петя. Благодаря такому интересному гостю на показе внезапно удалось выяснить, что корни Пети Ремпеля по отцу действительно происходят от колонии меннонитов с острова Хортица — сакральное место, священный остров, на который, как кажется, и отправился Петя после своей смерти.
В октябре 2023 года московское киносообщество было ошарашено — Петр Ремпель пропал. Появились ориентиры его внешности, во что он был одет (синее пальто, черные штаны, красные кроссовки и красно-зеленый шарф в клетку). Все делились информацией и пытались вспомнить, где его могли видеть последний раз. До этого трагически ушел из жизни Максим Савельев, попав под поезд. Он был собирателем редких записей советских кинолюбителей, оставивший после себя солидную коллекцию, исследование которой так и не было завершено.
За каждым безмолвным названием района или реки кроются внутренние смыслы самого Пети
Петя Ремпель же ушел на болота Лосиного острова. Он очень любил эти места и знал их как свои пять пальцев — бывало, забирался туда летом поплавать, мог выбраться в любую погоду в желании то ли затеряться, то ли слиться с природой без остатка в своем мрачном устремлении, в духе немецких романтиков. Осенняя история в тот год закончилась благополучно — Петю нашли, узнав по камерам видеонаблюдения из метро или улиц. Он был замерзшим и опустошенным, какое-то время пробыл в больнице для восстановления и вернулся домой, на какое-то время затих и не отвечал на сообщения.
Исчезновение «идеально» предшествовало показу «Ленца» в «Вертикалях» 11 декабря 2023 года — этот писатель тоже уходил в горы, словно Петя срежиссировал два этих события и вернулся к кураторским занятиям. Как оказалось впоследствии, когда-то Петя искал могилу Ленца, потому что он умер в Москве, и место его погребения неизвестно. И для него это тоже было важно и мифологично.
Как говорит и мама Пети Евгения, он был увлечен географией, изучал фортификации, а в детстве с семьей они объездили Калининградскую область, рассматривали остатки крепостей, в том числе стены замка Рагнит. Петя сетовал, что Алексей Герман ст. взорвал ее ради съемок «20 дней без войны». Восточную Пруссию он считал заповедным краем, где сохранилась потерянная Германия, которой не встретишь в современном мире.
Географические локусы — это основные главы, на которые делится фильм Пети Ремпеля «Разбойник»: Сетунь, Северянин, Измайлово, Курганская, Строкино и так далее. Фильм-призрак, который никто так и не увидел целиком, снятый вместе с оператором Женей Млиновым, лучшим другом Никитой Бусоргиным и многими приятелями по киношколе. В кадре звучит краут-рок и любимые треки Пети — обволакивающая атмосфера мятежных 1960-х, которые нравились Пете в лукавых ранних фильмах того же Савольделли.
За каждым безмолвным названием района или реки кроются внутренние смыслы самого Пети и его скрытая взрывная чувственность. Что и проявилось в его отчаянно быстром монтаже — мелькание красных шарфов (любимый аксессуар и знак Пети в фильмах и в жизни), стробоскоп из сигарет, одиноких прогулок, ведущих через просеки и болота с надеждой — в город и цивилизацию.
Как будто выход из темного леса он всегда находил. Только потом он стер фильм из вконтакте, удалил исходники и перемонтировал главы фильма, так что все превратилось в завесу из цифрового шума, который он дополнил саундтреком его последнего нойзового музыкального проекта Castles of Europe — Симфония черного леса (Schwarz Wald Symphonie). За стеной шума он как будто хотел спрятаться, но печальные и торжественные музыкальные гармонии все равно отчетливо прослеживались. Сложилось впечатление, что все-таки Петя хотел, чтобы его находили — он и к последнему своему выложенному фильму, разбитому на главы, оставил инструкцию, как его смотреть, как бы подбадривая зрителя отправиться в путешествие, где он выступит проводником.
В конце марта 2025 года все мы узнали о внезапной кончине Пети Ремпеля, что стало большой неожиданностью. Сначала думалось, что он снова отправился на свои любимые болота или кружит на МЦК, пересаживается с одной городской электрички на другую и выходит в поисках вдохновения в московские леса. Но на этот раз Петя ушел, но только в ином смысле.
Сразу после похорон мне приснилось несколько снов. В первом я хожу по тоннелям и вагонам метро — собираю потерянные вещи Пети: старые пленочные фото- и кинокамеры, его одежду, полотенца, чемоданы и цветы в горшках. Последнюю сумку я еле смогла закрыть, сверху стоял горшок с цветком. Я заскочила в вагон метро, а в этом поезде все ехали с цветами — каждый пассажир с цветком. На этом поезде мы приезжаем к морю, ярко освещенному солнцем.
Любимые места из детства Пети — как раз Калининградская область, мифическая Восточная Пруссия
Затем через пару дней мне удалось увидеть саму эту камеру, привезенную из экспедиции, в реальности — подарок отца, которого тоже зовут Петр Ремпель.
Изображение цвета сепии, просроченная кинопленка, мы с членами Кинотеатра «Ноябрь» снимаем на пленку фильм для Пети, держим пленочные камеры в руках, а он стоит рядом, вне круга, тоже держит кинокамеру в руках, возможно, 8-мм, и руководит процессом съемок. Потом мы с Петей смотрим эту кинопленку на просвет, чтобы отобрать материал для фильма — на берегу Балтийского моря поздней осенью, море беспокойно шумит и пенится. И потом я узнала, что это любимые места из детства Пети — как раз Калининградская область, мифическая Восточная Пруссия.
Потом я вспомнила, что первый раз узнала о Пете из интернета. Он был админом паблика «Новое немецкое кино» — уникальный ресурс, из которого сами удивленные немцы черпали информацию о совсем малоизвестных шедеврах той волны. Петя самостоятельно связывался с режиссерами и наполнял свой паблик уникальным контентом — фильмами и рецензиями. В общей сложности фильмов было загружено около 1600, где-то к 100 фильмам он выполнил перевод с немецкого и сделал субтитры вместе со своими друзьями-переводчиками, в последний год жизни он удалил этот паблик.
Я тоже была цифровой тенью долгое время, была одним из админов паблика japanese, отчасти посвященного японской новой волне, авангарду и фильмам пинку-эйга. Но админы таких пабликов о кино знали друг друга и незримо снимали шляпу. Большим удивлением стало, что Петя был из одного кинокруга — учеников из МШНК, от которых он довольно отличался своей страстной натурой упорного и настойчивого исследователя, кинодиггера и будущего ученого. Мне довелось получить от него приглашение пройтись по нашим болотам Лосиного острова, которые я тоже неплохо знаю, но этого так и не случилось. И завтра я отправлюсь туда вместе с кинокамерой.
На прощании с Петей и погребении, несмотря на общую атмосферу, царил дух умиротворения. Светило солнце, коты терлись о ноги пришедших проститься, во время погружения гроба в землю вылетела оранжевая бабочка, хотя листья и трава еще не успели распуститься — меня уверили, что бабочки зимуют в склепах, и никаких чудес здесь нет. Помянуть пришли и ребята из киносообщества. Яна Нохрина нашла уникальные синие орхидеи в честь любимого фильма Пети Хервига Киппинга «Новалис — голубой цветок», оказалось, что речь об эдельвейсе —— нежном и пушистом цветке, который выживает в швейцарских альпах даже в мороз. Таким диким цветком представляется мне и Петя, так иногда назывался и цикл его показов —— «Дикие цветы нового немецкого кино».
Воспоминания о Петере Ремпеле
Евгения Нестеренко. Мама Петера Ремпеля
Дома было пианино, Петер увлеченно бил по клавишам каждый раз, когда кто-то поигрывал. Выучили с ним ноты. Как-то ехали в метро и на обычный звук предупреждения, что едет поезд, Петер сказал: «Си, соль бемоль, ми». Этим он подписал себе приговор и в 4 года и 9 месяцев отправился в ближайшую музыкальную школу на скрипку, а в 10 лет поступил в Гнесинскую 12-ти летку, которую и закончил по классу альта с пять с плюсом по гармонии в дипломе артиста оркестра.
В Консерваторию, по словам Михаила Хохлова, директора школы и дирижера оркестра Гнесинские виртуозы, где Петя был в выпускном классе концертмейстером группы альтов, он въехал на белом коне, сдав специальность, гармонию, сольфеджио и музыкальную литературу на максимальные 100 баллов. Но консерваторская жизнь совершенно не увлекла его, наоборот, кажется, он максимально убегал от академизма и нащупывал свой путь, сначала как композитор, потом как кинокритик.
Увлечение немецким кино пришло через увлечение немецким романтизмом в музыке. Любил Шуберта, в подростковом возрасте в современной музыке разглядел близкое у группы Лакримоза, даже майку себе выписал из Германии, и довольный ходил в ней по Москве. На 3-м курсе ушел из консерватории, стал работать над альбомом «Киберпанк Сеновал», который закончил спустя 10 лет. Но в основном, много смотрел немецкое кино. Кажется, у киношников есть термин «насмотренный» как комбинация опыта и аналитического мышления. В этом смысле, Петя был абсолютным экспертом.
Увлечение Петера кино началось где-то на первом курсе Консерватории, в 2010 году. Он хотел поступать во ВГИК, но знакомые сценаристы отговорили. Его интерес к кино только усилился на фоне учебы в Консерватории и потом, когда бросил ее, к 20 годам. Пожалуй, интерес к немецкому кино у Петера начался с Фассбиндера и Деблина — Берлин Александр Плац — он пересматривал его бесконечное количество раз в это время.
Евгений Млинов. Режиссер, фотограф, философ, оператор фильма «Разбойник»
Петя Ремпель был настоящим (романтиком) неонемецким автором, который работал в создании переводов, распространении фильмов на торрентах, в музыке и кино, популяризации редкостей. Петя загрузил в вк уникальную коллекцию 1600 фильмов, и потом их все удалил без бэкапа. Петя всю жизнь работал над одним и тем же альбомом, бесконечно его переписывая и переделывая. Теперь Пети нет.
Генрих Игнатов. Режиссер экспериментального кино
С Петром мы познакомились да 2018 году дома у Артура Аристакисяна. Тогда он приводил в гости своего знакомого режиссера из Германии, не помню его имени, но он сразу спросил меня что-то про то, какого цвета я вижу свое имя. И был в этом вопросе какой-то живой интерес. Не помню, к чему мы пришли в итоге, но после увиделись уже спустя много лет в галерее, где он показывал фильмы из коллекции своих переводов и меня безумно увлекало, то как он рассказывал о тех режиссерах, которых он, может быть, никогда вживую и не видел. Будто долго был с ними знаком.
Он входил в какое-то состояние. Было увлекательно и то, как он мог просто спросить у человека, как дела или чем он занимается в последнее время… Честно, я такого не встречал в людях. Чтобы в голосе и во взгляде было столько любопытства. Это большой талант, и фильмы, которые он переводил и показывал, музыку которую он сочинял… Все это, конечно, выросло для меня лично в остров, к которому не подплыть, такой архипелаг Ремпеля, но зато сияет он как базальт на солнце, и свет тот говорит со мной. У Петра был свой особый неповторимый стиль.
Сергей Тарасов. Синефил, руководитель киноклуба
Один из самых ранимых и сложноустроенных душой людей на моей памяти. Ему было непросто, болел и прочее. Его друзьям и близким, я уверен, тоже. У меня самого нет уверенности, что невольно его чем-то не задел или не обидел. Петя добрейший человек, реагировал тихо, но остро внутри. Однако, когда последний раз я с ними переписывался, он был в хорошем расположении духа. Договаривались повторить, наконец, наши прогулки вдоль болотистых луж-озер, прудов с местами для «посидеть» и любимой нашей речки Яузы. Теперь в лучшем мире Петя. В качестве наследия остался список фильмов, который Петя составил для меня (ну или я так решил), который он сам называл иронично «Фасбиндер? Не знаю такого!»
Сергей Дешин. Сооснователь журнала «Cineticle» и прокатной компании К24, куратор
С Петером Ремпелем мы познакомились в 2018 году, когда совместно показывали фильмы Рето Андреа Савольделли в «Октябре». Это были две картины — «Лидия» (1968) и «Звезда падения» (1971) с живым присутствием самого режиссера, эксцентричного старика Савольделли. Контрасту добавляло, что в своих фильмах на экране он был молодым и поэтическим героем, напоминающим скорее своего экранного брата Филиппа Гарреля. Уже сложно вспомнить обе эти картины, и в интернете непросто найти подтверждения тех показов, хорошо, что они сохранилось на сайте МШНК.
Там есть эти строки: «Лебединый рыцарь Парсифаль летит из пасторального уединения на воздушном шаре в 20-й век»; наверное, банально говорить о частном случае человека, живущего не в своем времени? О тоске по иным мирам? С Петером после тех показом мы редко виделись, а последние годы, наверное, и не написали друг другу ни письма… При этом, я постоянно следил за его материалами на Cineticle — другое дело, что в немецкое подземелье глубже Вернера Шретера особо не спускался. И, конечно, понимал со стороны, куда движется жизнь Петера… Экранного «последнего темного романтизма» его любимых фильмов она была уж точно не лишена.
В начале месяца в киноклубе у Сергея Тарасова и Славы Федорова мы смотрели в честь памяти Ремпеля две редкие немецкие картины, которые Петер перевел для российского зрителя: «Большая серо-голубая птица» (1970) Томаса Шамони и «Водцек» (1984) Оливера Хербриха. Мы их выбрали из обширного списка Петера с его символическим программным комментарием «Фасбиндера не знаю». Оба фильма мы не смогли досмотреть. И я даже пошутил вслух: «Петер, прости, но мы лучше будем смотреть Фасбиндера».
Думаю, что там… (так ведь принято заканчивать письма памяти?) в иных мирах именно Фасбиндер первым встретит Петера — они по праву посмеются о многих земных противоречиях, особенно послевоенной Германии, о вечных заблуждениях отцов и детей. Как отец и блудный сын нового немецкого кино. И новалисовские «Гимны к ночи» именно об этом — о встрече с отцом.
«Свету положены пределы».
Катерина Белоглазова. Куратор кинопоказов, преподаватель, кинокритик
Как и всегда в таких ситуациях, я чувствую неловкость, неуместность что-либо говорить о Петере сейчас, когда его уже нет. Я не могу сказать, что он был сильно близок мне. Но я к нему относилась нейтрально-хорошо. И думаю он мне тоже, в общем, доверял. Почему я говорю о нем? Есть ли у меня на это меня право? Рассказ о человеке после его смерти всегда, как будто, склонен превратить свободно бегущую линию, явление, развивающееся по своим законам, в умопостигаемую, законченную окружность. Замкнуть в смыслах, прочертить внутренние связи. Правильно, хорошо ли это?
Мы познакомились с Петером в 2017 году. Сначала мне сказали — есть такой парень, у него много немецких фильмов. На тот момент МШНК переехала уже из Артплея на Ленинградский проспект, а я уже 5-й год делала киноклуб МШНК и начала немного уставать от него: в связи с переездом, конечно, повторяемостью формата, работой в «Гараже» и в целом желанием новизны. Но Киноклуб все еще был важен, так как был почти не аффилирован какой-либо институцией, а был, скорее, таким свободным проектом, свободной интенцией к кино и просто чем-то для себя. Вскоре после, Петер подошел ко мне сам и предложил сделать показ, сказал, что что-то переведет специально. А я предложила ему на этот год стать со-куратором киноклуба МШНК (мы практиковали такое, до этого со-куратором был Вадим Ахрамков, выпускник лаборатории Хомерики и Бакурадзе).
Петер показался чуть странным, немного гиком, конечно, но киноклуб был всегда открытой площадкой. Это был его принцип — включения — особенно того, что не лежало на видных местах. Договорились чередовать показы через воскресенье. И хотя не всем прежним посетителям киноклуба был близок такой внезапный и регулярный скачок в кино одного конкретного периода и страны, но состав зрителей и так постоянно обновлялся. Например, на показы Петера исправно ходил известный еще из нулевых радиоведущий Граф Хортица с супругой. И то, что это были не совсем обычные показы — тоже было вкраплением новизны.
Та «Германия», которую показывал Петер, — это его внутренняя германия, Германия человека с ником «немецкий романтик»
Цикл, который делал Петер в киноклубе, назывался «Кино внутренней Германии». Сейчас, конечно, это название кажется важным. Та «Германия», которую показывал Петер — это была его внутренняя германия, Германия человека с ником «немецкий романтик» в ВК, что-то между мечтой о романтизме и неочевидными сюжетами определенного периода в кино. Кстати, почему именно этого периода — это большой вопрос.
То, какие фильмы и свидетельства Петер находил, переводил и связывал воедино, вероятно, было сплетено с его личностью и личным романтическим мифом. Но почему-то такие вещи мы начинаем лучше замечать уже после того, как человек уходит, в то время, как при жизни, они создают неприязненную почву конкуренции за историю, ревностное отношение к верности фактов, смыслов и связей.
Первый показ Петера (вопрос и интригу вызывало уже само его имя — русскоговорящий парень, а зовут его Петер, а не Петр, и не Петя, и фамилия Ремпель — может, это псевдоним?) была «Тень Ангелов» Дэниэля Шмидта, ее предваряло такое предисловие:
Мы начинаем немецкий киноклуб с выезда на обочину: в 1976 году вышел фильм швейцарского режиссера Даниэля Шмида по пьесе Фассбиндера „Город, мусор и смерть“, запрещенной за антисемитизм (!). Пьеса была поставлена только недавно, а этот скрытый фильм остался самым личным у Фассбиндера:
Даниэль Шмид: „После того, как Фассбиндер и Кавен поженились, он хотел чтобы она перестала играть. Он не давал ей ролей в фильмах, представлял ее всем как „свою жену“, а не актрису. Когда я пригасил ее сниматься в свою картину „La Paloma“, Фассбиндер настолько разозлился, что порвал с ней. А позже написал „Тени ангелов“, в некоторой мере о нас всех, и попросил меня снять фильм, где он бы сыграл вместе с Кавен. Мы трое, Фассбиндер, Ингрид и я, договорились, что сначала каждый делает свой фильм, а затем помогает двум другим. Фассбиндер снял „Продавца четырех времен года“. Затем пришла и моя очередь. Но Фассбиндер сказал, что нет, он хочет снять еще одну картину. Именно тогда я ушел. Ингрид ушла тоже. Но Райнер, конечно, одобрил это. Он восхищался людьми, которые ему сопротивлялись, которые противоречили ему, в то время как остальные с радостью соглашались абсолютно со всем. И мы трое остались друзьями до самого конца. Однажды Фассбиндер сказал, что те люди, с которыми он хотел бы провести всю жизнь… не выдерживают его“».
Отношения Петера с Фасбиндером и вообще выстраивание собственной параллельной истории «нового немецкого кино» как бы вокруг фигуры этого анфан-террибль, но исключая ее, важный момент в кино-биографии Петера. Эта тяга к побочным фигурам, к вытаскиванию редких имен, каких-то маргинальных персонажей. И это тоже сейчас уже можно говорить, в конечном счете, имеет прямое отношение к его личности и, как бы, к «эго-проекту». Или как это назвать…
За год до смерти, когда я видела Петера в последний раз, на показе в «Île Thélème», мы шли к метро Белорусская, и он сказал, что удалил все фильмы из своего канала «Новое немецкое кино» Вконтакте. То есть, все, что он нашел, перевел и выложил за все это время. А это, как мне потом сказали, было около 1600 фильмов… Я спросила, зачем он это сделал, и он ответил, что не хочет сесть в тюрьму, боится преследования в связи с авторскими правами. Что это было? Момент какой-то паранойи? Или след, примета чего-то третьего, что как раз касается его личности, его самовыражения через то, что он делал?
Между музыкой и исследованием немецкого кино он искал что-то подходящее для выражения своего эстетического пристрастия
Честно говоря, после того, как Петя потерялся пропал на несколько дней где-то после ковида, и все его искали, прересылали и постили приметы и фотографию Пети, уже было опасение за него. Проявились контуры чего-то очень хрупкого в этом человеке. Тогда же, после того показа в «Île Thélème» (мы смотрели «Ленц» Георга Моорсе, один из любимых фильмов Петера, фильм о моменте безумия в биографии поэта-романтика Якоба Ленца, чьи интимные переживания, взлеты в эйфорию и падения в глубочайшую бездну отчаяния, прошли почти незамеченными на фоне большой истории: жестокостей колониальных завоеваний и Великой французской революции), Петя прислал мне свой фильм «Киберпанк Сеновал», снятый на Яузе, важном для него месте, и, главное, положенный на его музыку.
Я вообще не знала, что Петер, в первую очередь и изначально музыкант и композитор с консерваторским образованием. В воплощении своих интересов он не был лишен амбиций и искал, где можно показать свой фильм, на фестивале или еще где. Как важной и порой травматичной для него была публикация или не-публикация его статей. Думаю, между музыкой и исследованием немецкого кино он искал что-то подходящее для выражения своего эстетического пристрастия, внутреннего переживания действительности.
Уход в романтизм, уход в кино позволял это. Уход с магистральной тропы и намеренное игнорирование фигуры Фасбиндера тоже. В «новом немецком кино», немецких фильмах послевоенного периода, он видел отзвуки того хаоса и тех сил, которые завораживали первых немецких романтиков. Если пристально посмотреть того же «Ленца», это станет заметным.
И опять же, говоря о наследии Петера как переводчика и исследователя кино, сейчас без его архива оказалось крайне трудно отыскать даже этот фильм в сети. Не говоря о еще 30 названиях, которые он внес в свой список «лучших фильмов нового немецкого кино». Получается, без этого исследователя-любителя, нерда со своим взглядом на историю, без собственной тяги маргинала к маргиналиям и личностного подхода к истории — доступ ко всему этому оказывается закрыт даже для тех, кто в общем-то значится в среде как «профессионал». Мне неловко за такой свой профессионализм.
Сначала максимальное выражение внутреннего мира во вне, а затем — замыкание всего этого обратно внутрь
Еще в старом МШНК на Артплее (а, значит, еще до того как Петер пришел в школу), мы слушали курс Валерия Подороги «Авто-био-графия». По тому, что осталось от исследовательского наследия, интересов, личных пристрастий Петера в кино и его собственному творчеству, можно, как будто, сложить некоторую фигуру. Сначала максимальное выражение внутреннего мира во вне, в виде фильмов, их популяризации, переводов, статей, паблика, а затем — замыкание всего этого обратно внутрь.
Петины фортепианные композиции и его фильм — теперь то, что можно найти и узнать о нем, заходя, например, на его страницу Вконтакте. «Новое немецкое кино Петера Ремпеля» опять скрылось в толщу темной истории. И крайне грустное событие его ухода и поминки в «Île Thélème» оставили тяжелое впечатление. Романтики не стареют, была мысль, но и мысли о том, насколько хрупок человек и как сложно, на самом деле, бывает поддержать и его, и контакт с ним при жизни, даже если без него исчезнет целый мир. А так оно и случилось.
Глеб Пирятинский. Режиссер, продюсер, соснователь Mal De Mer films, основатель фонда искусств «île Thélème», Москва
В киноклубе «Вертикали» в 2023 году в галерее «Ile Theleme» состоялось много показов Петера Ремпеля. Петр был пассионарным, кропотливым, великодушным и ранимым. Мы разделяли общие цели: освещение и сохранение скрытых, тихих слоев искусства. Всегда ищем и приветствуем кураторов и энтузиастов, посвятивших себя какой- нибудь узкой теме. С Петей в нашу жизнь пришла целая лавина нового немецкого кино 70-80х годов, десятки картин Петя находил, переводил, устраивал интервью с создателями и показывал впервые.
Казалось, ему ничего больше и не надо было: он приходил, садился в кресло и крутил несколько фильмов за раз. Радовался, что может поделиться накопленным с людьми.
Как герои его любимых фильмов, Петр был истинным романтиком, частью себя всегда пребывающий среди заснеженных пиков и студеных ключей (как в фильме «Ленц»).
Мы вечно будем благодарны Пете за его щедрость и страсть к кино, которыми он поделился с нами.
Василий Черкасов. Энтузиаст
Я не был близким знакомым Петра, но всегда чувствовал его симпатию за одно то, что увлекаюсь вещами, важными и для него тоже. Наше знакомство, сначала заочное, началось, когда я написал ему — без определенной цели, просто так — наткнувшись во ВКонтакте на группу «Новое немецкое кино». Петру было обидно за все эти забытые фильмы, он считал, что они не менее (если не более) достойны внимания, чем получившие — так уж сложились обстоятельства — известность.
Рецензии, на мой вкус, были написаны несколько сумбурно: было видно, что Петра переполняет знание о любимом предмете, и он стремится вместить в каждый текст как можно больше этого знания, всевозможных подробностей, аллюзий и взаимосвязей, и синтаксис просто не поспевает за его актом дарения.
По ту сторону экрана находился человек, который прочел, казалось, вообще все, что только было переведено с немецкого языка
Да, это было дарение, Петр словно доставал потускневшие драгоценности из сокровищницы, убирал с них налет времени, чтобы они вновь заиграли красками, и возвращал миру — каждому, кто был готов принять его дар. Я мало встречал такой страстной щедрости. Возвращаясь к тому первому разговору — у меня был никнейм из «Волшебной горы» Томаса Манна, и помню, Петр сразу же спросил, видел ли я экранизацию такого-то режиссера; имя было мне незнакомо. Мы поговорили про другой роман Манна, «Доктор Фаустус», и Петр явил себя как знаток музыки с серьезным образованием. Разговор получался, если так можно выразиться, ненасытным (именно такие разговоры и ведет человек, пишущий подобные рецензии, подумалось мне): Петр, жадный до общения с повстречавшимся единомышленником, перескакивал с одного на другое, желая выяснить, читал ли я это и что думаю про то.
Передо мной по ту сторону экрана находился человек, который прочел, казалось, — в отличие от меня, надо признать, — вообще все, что только было переведено с немецкого языка. И особенно его интересовали точки, где сходились три искусства — его страсти: литература, музыка и кино. Сам он, по крайней мере в ту пору, недостаточно знал немецкий язык, чтобы читать сложные произведения в оригинале, и он нетерпеливо ждал, когда они будут переведены. А когда мы с друзьями перевели небольшой сборник рассказов Томаса Бернхарда и собирали в соцсетях деньги на его издание, Петр сразу же нас поддержал и рассказал про нашу затею в своей группе про кино. Каждый заказанный экземпляр облегчал задачу, и я благодарен Петру за ту поддержку.
Петр был щедрым дарителем — более щедрым, чем я был готов принять
Мы не были знакомы близко и вживую виделись эпизодически — то на показе в школе кино, то на поэтическом семинаре, то на рождественском концерте в лютеранском соборе. Надолго потеряли друг друга из виду, а прошлым летом я стал приходить на его показы в пространстве «Île Thélème» и Кинотеатре «Ноябрь». Петр по-прежнему был щедрым дарителем — более щедрым, чем я был готов принять. И мне утешительно сейчас думать, что в эти последние встречи я тоже смог принести ему радость. Больше мы не виделись. И жаль, что уже не увидимся.
Олег Даутов. Музыкант, художник, поэт, куратор киноклубов в центре современного искусства «Х. Л. А. М.»
Меня всегда восхищал этот самозабвенный энтузиам, глубина поиска и его селекция. И, действительно, важность того, что он делает в просветительском ключе, гораздо важнее, чем львиная доля российской кинокритики. С Петером я был знаком очень опосредованно и очно нам познакомиться так и не удалось, но мы какое-то время общались в сети. Знакомство наше состоялось благодаря обоюдному вниманию и интересу к деятельности друг друга. Я давно и внимательно следил за деятельностью Ремпеля, за его пабликом «Новое немецкое кино», за теми фильмами, которые он находил и переводил, за его открытиями. Он в свою очередь, благодаря нашему общему приятелю, обратил внимание на мой киноклуб в галерее современного искусства Х. Л. А. М. в Воронеже и хотел приехать, провести показ.
Фильмы Клауса Лемке, Никлауса Шиллинга, Ульрике Оттингер, Рудольфа Томе, Хервига Киппинга и множества других представителей «Нового немецкого кино», ранее неизвестные российскому зрителю стали настоящим откровением и большим подарком. Одного факта открытия для российского зрителя швейцарского режиссера Рето Андрея Савольделли и его фильмов, уже ставит Ремпеля в ряд выдающихся сподвижников от независимого кинематографа сегодня. В этом плане Ремпель мне чем-то напоминает Йонаса Мекаса с его Архивом «Антология» и то, как Мекас по крупинкам собирал архивы американского киноавангарда, устраивал показы и популяризировал нью-йоркский андеграунд.
Много из того, что переводил Петер Ремпель, я показывал (и буду показывать) у себя в киноклубе. У нас были и схожие увлечения в музыке, мы сходились в любви к свободной импровизации и фри-джазу. Петер высоко оценил музыку моего коллектива, в свою очередь просил сделать альтернативное прочтение одной из его музыкальных композиций, сделать своеобразный «ремикс». Это был последний раз, когда мы общались.
То, что у Петера остался не вышедший в свет фильм «Разбойник» по произведению моего любимого писателя Роберта Вальзера, стало для меня еще одной удивительной новостью. Буду надеяться, что фильм Ремпеля не постигнет та же участь, и мы увидим его вскоре. Я думаю то, что сейчас должно делать независимое киноклубное сообщество, которое занимается популяризацией подобного рода кинематографа, это максимально пролонгировать память об этом замечательном сподвижнике, собирать по крупицам плоды его трудов. Одна из его статей на портале «Cineticle» называется «Одинокий странник в райском саду». Мне кажется, что это вполне применимо и к нему самому.
Сергей Сальников. Директор фестиваля «SТЫК», продюсер, актер
Я познакомился с Петром Ремпелем на I конференции свободных исследований кино от фестиваля «Внутри». В один из дней конференции у нас завязался проникновенный разговор. И я понял, что Петр — не просто любитель кино, а знаток немецкого кино и культуры, глубокий человек, настоящий исследователь. На 20-30 человек искусствоведов и исследователей в области современного искусства обычно приходится 1-2 исследователя, не больше — Петр был настоящим исследователем культуры.
Я показал ему фотографии, где я стою вместе с Вимом Вендерсом и с Хольгером Шукаем — немцем из знаменитого музыкального проекта Can. Петр знал и того и другого, но меня поразило, что он не восхитился этими людьми — они казались ему попсовыми фигурами. И это меня сначала удивило. А потом вместе с удивлением пришло понимание, что это человек, который гораздо серьезнее и глубже воспринимает немецкую культуру.
Когда кажется, что ты много чего знаешь, оказывается, что рядом есть люди, которые знают гораздо больше тебя
И когда мы дальше развивали общение, я понял, что Петра интересовали люди из более глубокого и независимого немецкого искусства. Петр продемонстрировал обширную осведомленность и погружение в тему немецкого андеграунда, знал большое количество имен.
Например, мы разговаривали о такой выдающейся режиссерке, как Ульрике Оттингер, но помимо нее он вспомнил таких немецких режиссеров, о которых я никогда не слышал. Стало понятно, что Петр собирает информацию не для того чтобы жонглировать ею, а делает выводы и обобщения, проводит глубокий анализ, чем занимаются настоящие ученые.
Обычные люди накапливают и обмениваются информацией. А люди типа Петра Ремпеля формируют из этой информации, из этого водянистого пространства свои острова, соединяют их в конгломераты — превращают разрозненные островки в архипелаги, а потом сливают в маленькие информационные континенты.
По поводу уровня знания немецкого языка Петром Ремпелем. Я окончил экономику зарубежных стран в МГУ по специализации экономика Германии, и отлично знаю немецкий язык. В какой-то момент Петр показал мне флаер из книги Вальтера Бокмайера. Он спросил меня, как бы я перевел одно выражение — я перевел как «пламенеющий», а он ответил, что это «пламенный». То есть настолько тонко он чувствовал язык, как могут определить только специалисты.
В плане личного общения Петр был из тех людей, которые с трудом открываются, и если он встречал единомышленника, он мог стать его другом на всю жизнь, и таких друзей у него набралось немного.
Благодаря Петру я узнал такого мощного немецкого режиссера, как Эдгар Райц, и посмотрел его сериал «Хаймат», у которого были довольно высокие оценки. Благодаря ему я открыл режиссера Вальтера Бокмайера из Баварии. Поэтому, когда кажется, что ты много чего знаешь, оказывается, что рядом есть люди, которые знают гораздо больше тебя. Петр Ремпель был таким человеком, который знал гораздо больше других киноведов.
Яна Нохрина. Исследователь экспериментального кино и видеоарта, кинокуратор, со-основатель фестиваля «Внутри», научный сотрудник Музея «Гараж»
Мое знакомство с Петей произошло через паблик «Новое немецкое кино». Думаю, это был один из главных инструментов становления синефилом, как для меня, так и для многих. У меня был в жизни период, когда я получала знание о кино только из таких источников. И в Петиной группе был неисчерпаемый ресурс сил и знаний, каких-то инсайдов, здоровского киноэкспириенса. Это повлияло на меня как на киномана и как на исследователя.
Наше непосредственное знакомство произошло после 22-го года. Был шок от всех событий, и я, тогда еще живя в Екатеринбурге, в своем киноклубе начала цикл нового немецкого кино, который, конечно, был инспирирован теми фильмами и теми материалами, которыми делился Петя. Собственно, новое немецкое кино часто говорит о том, как послевоенные поколения переживали эти события и как они их рефлексировали. По итогам каждого цикла я записывала подкаст. Так я решила пригласить Петю к участию.
Записывать было очень сложно, поскольку на тебя обрушивался шквал этих знаний, фактов, какого-то гиковского чувствования мира. Но мы подружились. В рамках одной из записей, о швейцарском экспериментальном кино, Петер рассказал про такого режиссера, как Рето Андреа Савольделли: что в 2018 году он привез его в Москву, устраивал показы и лекции, что у этого режиссера сейчас есть интенция приехать в Питер, где я уже на тот момент жила в 2023, и что есть возможность реализовать этот проект мне. Я, конечно, очень загорелась, все достаточно быстро закрутилось.
В итоге мы вместе с Петей и моими друзьями, с которыми я делала киноклуб «Cinemorgue», организовали большой цикл немецкого и швейцарского кино. И летом 23-го года в Россию действительно приехал Савольделли, из Москвы приехал Петя. Помимо личного визита Рето, мы по зуму созванивались и с другими режиссерами. С Хервигом Киппингом, Михаэлем Фенглером, Бургхардом Шлихтом. Это было такое взрывное синефильское время, где ты целыми днями смотришь кино. У Пети были достаточно длинные показы, он любил ставить два фильма на один сеанс, помимо созвона с режиссером. Это был синефильский угар, ради которого все это и делалось.
И, конечно, это время каких-то безумств, потому что Рето — очень эксцентричный режиссер и человек. Сейчас он занимается антропософией и эвритмией. На показе в Доме Радио, который мы устраивали в рамках этого цикла, он даже перед Q&A устроил эвритмический перформанс, от которого зрители Дома Радио просто улетели, как и мы. Это было одно из эвритмических упражнений, но вообще это было похоже на странный мистериальный танец, что было буквально какой-то антропософской акцией.
Это было важное чувство причастности к той истории, к тому кино, которому ты действительно любишь
На созвоне с режиссером Михаэлем Фенглером тоже произошел какой-то великий инсайт. Что каноничный фильм новой немецкой волны «Почему рехнулся господин Р.?», который обычно приписывают Фассбиндеру, вообще к нему имеет опосредованное отношение. Его имя было указано в титрах, потому что режиссеру этого фильма — Фенглеру — было удобнее получить грант, подаваемый от имени Фасбиндера. И что, собственно, Фасбиндер, когда пришел на съемочную площадку, подумал, что это чушь, и просил поначалу убрать свое имя из титров.
Это можно было узнать благодаря таким людям, как Петя. Дотошным, скрупулезным. Еще Фенглер рассказывал про свое общение с Шанталь Акерман. Как фильмы Фенглера повлияли на нее, в том числе и на «Жанну Дильман». Это было важное чувство причастности к той истории, к тому кино, которому ты действительно любишь. Оно кажется таким великим и недосягаемым для тебя, но через такие вещи, через общение с Фенглером, через общение с Петей, это становится достаточно осязаемым. И я думаю, это бесконечно ценно.
Еще одним из таких безумств была поездка в парк Монрепо в Выборге. Петя его очень любил. В тот день была не очень хорошая погода, шел дождь, поднялся ветер, парк в силу погодных условий закрыли. Петю это не остановило, и он нас повел в чащу леса, перелазить через забор. Забор был приличный по высоте, ходила охрана. И тогда меня поразила какая-то энергия Пети. Его неостановимое движение и решительность. Он полез первый и делал это достаточно ловко, несмотря на свои параметры и, казалось бы, не очень удобные габариты для такой интервенции. Это придавало уверенность и нам, что мы тоже перелезем вслед за ним, стремящимся вот в эту гущу.
Когда мы перелезли, выглянуло солнце, и, конечно, природа была просто невероятная. Мы все время останавливались на каждой опушке, просто любовались и очаровывались этим пейзажем. А Петя все стремился вперед и вперед, он как-то даже обижался на нас, что мы застреваем, а нужно стремиться куда-то, бежать за ним. Монрепо — это абсолютно его место, где он чувствовал себя властным духом, за которым надо следовать. Монрепо — это Петин стиль. И я думаю, это было такое чудо созерцать это — этот ландшафт, видеть Петину витальность. Как и попасть в парк в этот грозовой непогодный день.
Георгий «Гарик» Осипов (граф Хортица) — писатель и переводчик, архивист и хроникер винтажной музыки и кинематографа, автор и ведущий музыкально-литературных спектаклей «Школа Кадавров» («Трансильвания беспокоит»), «Бесполезные ископаемые»
Mach den Abschied kurz
Du musst jetzt gehen
Nur sag nicht Adieu, sag Wiedersehen…
Помещение, где мы познакомились, напоминало номер советской гостиницы-общежития.
В таких местах происходит весомая часть действия ряда неплохих картин сентиментально-криминального типа. «Всё в этом мире рядом, дружок. И жизнь, и смерть», сентенциозно произносит в одной из них руководитель крупного предприятия с темным нацистским прошлым.
Первым нарушил молчание Петер: а вам нравятся «Письма мертвого человека»?
«Я плохо знаком с творчеством Лопушанского», подозрительно быстро ответил я, сказав чистую правду. Рекламу этого фильма с абсолютно лысым актером постоянно крутили в перестройку, а фамилия Лопушанский запоминается с первого раза. И поскольку раньше меня никто об этом не спрашивал, я даже порадовался тому, что не забыл её.
Дальнейший разговор переместился в сферу зарубежного кинематографа, когда говорится одно и то же. В моем случае это Альфред Форер, персональный кумир с дошкольного возраста, начиная с песенки про педагога, который «детишек нюхать кокаин, марихуану, героин он учит сверх программы», пропетой мастерами нашего дубляжа в триллере «Срок семь дней». Сто лет её не слышал, и сознаю, что выгляжу глупо, цитируя её очередному собеседнику, которому она, скорее всего, до лампочки.
Впоследствии мы никогда не говорили по домашнему телефону с проводом. Ни разу. Хотя содержание бесед было сугубо тогдашним, «трифоновским» и по тону, и по тематике. Без мата, без фени, без наркоманского слэнга.
Я остро ощущал этот атавизм, поскольку, как сказано у Солженицына, «по возрасту должен был тот быт ещё захватить».
Созванивались единственный раз. Февральским вечером. Затем в безалкогольном режиме гуляли по снежному парку, обсуждая музыкальные комедии ГДР. В качестве подарка я захватил винтажный аденауэровский номер Film Revue: Надя Тиллер, Соня Циманн (жена Марека Хласко), Виви Бах…
Мне вспоминается Фокс в «Кулачном праве свободы», когда он кладет на палец спичку и предлагает малышу сделать «трр! трр!», а затем как будто снимает трубку и говорит: Биберкопф!
В эти дни Петер вспоминается мне в обстановке середины 70-х. Человек возле касс, которому известно, почему ты тоже ходишь на эту картину.
Эмоции на бумаге. Будем непроницаемы как сыщик Вебер. Как будто не вам сообщили, а вы что-то знаете и готовы сообщить, начиная издалека.
В лучших традициях нуаровых флэшбэков. Есть такие фильмы — «Лора» Премингера, «Федора» Уайлдера, где герой размышляет либо в доме, либо у гроба мнимой покойницы.
Мы познакомились как случайные попутчики. Какое-то время я не мог понять прозвище это, или его действительно так зовут — «Петер», а уточнять было как-то неудобно. Однажды я слышал, как он играет на рояле. И тут же вспомнил реплику «Поиграй еще, Петер!» из «Приключений Вернера Хольта».
Но говорить об этом не стал. Так же, как и о том, что он всё больше напоминал мне Алана Бейтса в «Бегущем человеке» с Ли Ремик и Лоренсом Харви.
В этой параллели было нечто зловещее, в духе «на взгляд определит — того повесят, а тот поступит в гренадерский полк».
На моих выступлениях он просил исполнить «Ветер с Луны» Мулермана и «Сон в дороге» Макарова, который (разумеется, в оригинале) мог бы украсить советскую версию «Незнакомцев в поезде», скажем, со Збруевым и Киндиновым.
Последние дни в голове играет My Sweet Deutsche Friend…
В сценарии «Кулачного права» персонаж Курта Рааба обозначен как Vodka Peter, а в титрах этого нет. По-моему, эту мелочь мы как раз и успели обсудить. Равно как и Марианну Розенберг, и Драфи Дойчера, с которым он был так же чем-то схож. Скорее всего, просто тем, что был мне так же бескорыстно симпатичен, как эти, мягко говоря, не самые популярные у нас артисты.
Неангажированные энтузиасты обязательно находят друг друга. Причем, не всегда понимая, что это происходит не в первый раз, что, в свою очередь, внушает некоторый оптимизм.
Последний раз мы виделись на показе «Водцека», которому предшествовала «Саломея» Шретера, и Петер сфотографировал нас с Ирэной на фоне Магдалены Монтезумы, такой же лысой в роли Ирода, как тот актер в «Записках мертвеца», с которых началось моё общение с уникальным подвижником, неангажированным энтузиастом с большой буквы по имени Петер Ремпель. Раззнакомиться нам уже не удастся.
Режиссеры, которых исследовал Петер Ремпель
Бургхард Шлихт. Актер, режиссер. Германия
Бургхард Шлихт — актер и сценарист Михаэля Фэнглера, а также аутсайдерский режиссер и писатель, автор мемуаров о съемках у Фасбиндера, Фенглера, Невера, фон Фюрстенберга, жизни в коммуне Антитеатра под общим заглавием «Меж всех огней» (текст Петера Ремпеля).
В 2019 году я неожиданно получил письмо из Москвы: «Я пишу рецензии о Новом немецком кино», — уверял меня некто Петер Ремпель и спрашивал о моем фильме «Самый красивый» («Der Schönste»). Я был поражен: я действительно работал со всеми звездами нового немецкого кино, такими как Фасбиндер, Вим Вендерс и многие другие. Но как этот человек узнал, что я снял фильм «Самый красивый»? Мы продолжали писать друг другу. За это время мы написали друг другу около ста писем. Петер спрашивал — я отвечал. Петер просил прислать и другие мои фильмы и был очень настойчив.
Примерно через четыре года он спросил, хочу ли я принять участие в онлайн-дискуссии о моих фильмах в московском киноклубе «Вертикали» в галерее «Île Thélème»? Конечно! Для меня это был невероятно волнующий опыт. Время шло, мы продолжали переписываться. Потом Петер прислал мне свою обширную статью «Меж всех огней», которая была посвящена мне и моему опыту знакомства с новым немецким кино. Можно сказать, Петер Ремпель написал мой портрет. С тех пор я работаю над немецкой версией и хочу издать ее в виде книги под названием: «Меж всех огней» — посвящается Петеру Ремпелю.
Рене Перроден. Режиссер французского происхождения. Германия
Рене Перроден — немецкий режиссер, выпускник берлинской киноакадемии. Автор фильма «Например, Отто Шпальт», объединившего 5 короткометражек с Отто Зандером в главной роли. Перроден экспериментировал со свойствами медиума кино, с пленкой, снимал в обратную сторону актеров, обыгрывал слэнг киношников на манер замкнутых картин Эшера. Перроден звал на главные роли лучших актеров Нового немецкого кино (текст Петера Ремпеля).
Я был очень опечален известием о неожиданной кончине Петера. Когда Петер Ремпель связался со мной в первый раз в августе 2023 года, я был очень удивлен, получив запрос из Москвы с просьбой показать мой фильм «Например, Отто Шпальт». До этого мои фильмы демонстрировались только на западных фестивалях, в кинотеатрах и по телевидению. Интерес со стороны России был для меня чем-то совершенно новым. Было особенно удивительно, что этот запрос появился в то время, когда между Германией и Россией почти не было культурного обмена. Но для Петера это не имело значения.
Петер прислал мне список вопросов для письменного интервью. Это были вопросы о моем фильме, о биографии и о немецком кино в целом. Многие из его вопросов показались мне оригинальными и глубокими, поскольку они касались методов работы, моих персонажей, решения сцен и фильмов, которые были довольно нетипичными для немецкого кино. Петер продемонстрировал свое огромное знание немецкого кино, вплоть до самых необычных его областей. К сожалению, это интервью больше не найти в интернете.
Благодаря своему исследованию и интервью Петер теперь знал обо мне много, но я ничего не знал о нем. Поэтому я также попытался узнать что-нибудь о нем в интернете, и оказалось, что он был увлечен немецким краут-роком и другой музыкой. Здесь он также больше внимания уделял андеграундным группам, чем известным.
Ничего из отснятых материалов не сохранилось, пропав из-за очередных разрушительных импульсов его буйной души
Наше короткое общение с Петером во время работы над письменным интервью, а затем во время разговора по Skype со зрителями после показа фильма в «Ile Theleme» показалось мне очень необычным и вдохновляющим. Петер был необыкновенным человеком. Он спросил меня, может ли он снова показать «Например, Отто Шпальт» и другие мои фильмы в другом месте. Сейчас этого уже не произойдет, о чем я сожалею. Я бы хотел продолжить работать с ним. Может быть, тогда мы бы смогли узнать друг друга лучше и даже стали бы друзьями.
Рето Андреа Савольделли. Режиссер экспериментального кино. Швейцария
Рето Андреа Саволделли, итало-швейцарский кинорежиссер, писатель и феноменолог сознания. Его фильм «Stella da Falla» участвовал от Швейцарии в кинофестивале в Локарно в 1972 году, где он познакомился с членом жюри Андреем Тарковским. Опубликованные книги: роман «Иероним — о кино и любви во времена реинкарнации» (издательство Seminar Verlag, Базель), «Будущее искусство кино — видение Рудольфа Штайнера» (издательство Temple Lodge).
«Лидия» и «Stella da Falla» Савольделли — поэтические фильмы, совсем не типичные для швейцарского кино. Если «Лидия» — путешествие из деревни в город, завуалированные поиски Грааля, то «Stella da Falla» — фильм-инициация про лебединого рыцаря Парсифаля. Снятая жарким летом 1968-го «Лидия» стала одним из главных экспериментальных фильмов 1960-х, которым восхитились Жан-Мари Штрауб и Вим Вендерс.
Петр Ремпель популяризировал творчество Савольделли и снимал в своём фильме «Разбойник», привозил его в Россию и устраивал показы в Москве в кинотеатре «Октябрь» (2018) и совместно с Яной Нохриной в Санкт-Петербурге в «Доме радио» (2023).
Некролог для дорогой души на другом берегу реки
Меня попросили написать текст в память о Петере Ремпеле, однако заданные рамки побуждают меня выделить лишь одну линию наших отношений с покойным и рассказать о его многолетнем кинопроекте — экранизации романа Роберта Вальзера «Разбойник». Полную версию воспоминаний я, возможно, изложу позже на других платформах. Способность Петера сопереживать авторам, находящимся за пределами киноиндустрии, как по мне, коренится не столько в его кинематографическом, сколько в музыкальном гении. Однако его душевные неконтролируемые импульсы, часто не давали поддерживать с ним связь, пока буря деструктивных чувств вновь не утихала…
Итак, 30 марта 2017 года магазин «Seminar Verlag» в Базеле впервые получил заказ на DVD с моими фильмами из Москвы — это был Петр, а за последующие годы мы обменялись 600 письмами. Последнее письмо я получил от него из больницы 8 ноября 2023 года, где Петр сообщал мне о завершении работы над своим клипом «Maniac Spring», для которого использовал кадры из моего фильма «Лидия» (1968) и «Stella da Falla» (1972), которые я снял, когда мне было около двадцати лет… Месяцем ранее Петер сообщил мне о своем музыкальном кинопроекте «Замки Европы» и попросил высказать свое мнение. Помимо моих фильмов он планировал использовать для видео кадры из фильмов Хервига Киппинга, Филипа Гренинга и из своего фильма «Разбойник»:
«Здравствуйте, Рето Андреа! Мы с Вами, должно быть, не очень довольны друг другом… Прошлое осталось позади, но у меня есть новая идея: вдохновленный так называемыми „монтажными фильмами“, я решил смонтировать видеоальбом под свою музыку, которую Вы уже слышали… Надеюсь, Вы увидите в этом не злонамеренное использование Вашей работы, а новую жизнь для Ваших фильмов…»
Несколько месяцев спустя, ведомый разрушительными импульсами души, Петер удалил со своего компьютера все, чему раньше посвящал себя с особой тщательностью. Не только альбом «Замков Европы», но и все письма со своей электронной почты, а также все данные с его известного vk-паблика «Krautfilm», где хранились сотни послевоенных немецких фильмов, которые он снабдил русскими субтитрами. А после того, как я привлек внимание Петера к другим немецкоязычным швейцарским режиссерам (Филипп Заубер, Клеменс Клопфенштайн, Фреди Мурер, Маркус Имхоф), а также поучаствовал в киноклубе МШНК, в его сообществе появился швейцарский раздел с очередными архивными находками, о которых даже я никогда раньше не слышал… И вот, однажды утром в 2024-м году тысячи его подписчиков пришли в опустевший цифровой кинозал.
Я тщетно искал в этой очаровательной церкви место, похожее на кафедру протестантского храма
Швейцарский писатель Роберт Вальзер (1878-1956), родившийся в Биле, недалеко от места моего рождения, до пятидесяти лет написал четыре романа, которые высоко оценили Гессе, Кафка, Тухольский, Музиль и Вальтер Беньямин. Но последние два десятилетия своей жизни Вальзер провел в санатории и доме престарелых на востоке Швейцарии. Перси Адлон в замечательной картине «Опекун и его поэт» (1978) показал нам эти годы, прожитые писателем.
И нежный Вальзер был любимым немецкоязычным писателем Петера, наряду с его противоположностью — беспутным пацифистом Хансом Хенни Янном, чья трилогия «Река без берегов» стояла на его книжной полке (сбоку от третьего титана немецкой литературы Альфреда Дёблина). В лечебнице Вальзер написал свой пятый роман «Разбойник» («Der Räuber»), написанный микроскопическим почерком, почти тайнописью, незаметной для окружающих и расшифрованный только с помощью увеличительных стекол после его смерти.
В течение нескольких лет Петер обращался ко мне за советом по поводу превращения романа в фильм, действие которого происходит в российском настоящем. По фотографиям мы с ним выбрали главных героев — разбойника и двух его жертв, юных леди Ванду и Эдит. Он похищает самое дорогое, что у них есть — их души. Он представитель богемы, бездельник и писатель без гроша в кармане, над которым все насмехаются, ведь он никак не может встроиться в это общество: «Он был бы счастлив, если бы кто-то поверил в то, что ему действительно удалось похитить их души…»
Ярче всего я помню то, как он планировал съемку самой сложной сцены фильма, которую надеялся снять в Храме Трех Святителей на Кулишках в Хитровке, где мы были с моим другом-фотографом Евгением и моей дочерью Рахилью, которая приехала из Берлина. Чтобы сыграть медсестру психотерапевта, к которому грабитель приходит в конце романа, чтобы с поразительной откровенностью объяснить ему его собственные заблуждения. Петер попросил меня сыграть психотерапевта, для роли которого я впервые отрастил усы. Поскольку Петер хотел воспроизвести большинство внутренних монологов в качестве субтитров, но хотел, чтобы психотерапевт говорил на немецком, я выучил свой текст.
Чем ближе мы подходили к квартире, тем больше друзей и знакомых Петера Ремпеля появлялось из ниоткуда
Я тщетно искал в этой очаровательной церкви место, похожее на кафедру протестантского храма, описанную у Вальзера. С этой кафедры разбойник читает проповедь прихожанам, при этом хорошо видны Ванда в первом ряду и Эдит в тринадцатом ряду. Петер хотел пригласить в церковь сниматься в качестве статистов своих подписчиков из vk-паблика «Krautfilm», что, безусловно, было отличной идеей. Но не менее очевидно, что он не хотел снимать сцену с толпой, поэтому и назначил меня со-режиссером.
Чем ближе мы подходили к квартире, где должен был сниматься визит Разбойника к терапевту, тем больше друзей и знакомых Петера Ремпеля появлялось из ниоткуда, так что в его комнате толпилось с десяток людей, а сам Разбойник произнес речь на русском, после чего я должен был поставить ему окончательный диагноз: «Вы кажетесь мне вполне разумным и хорошо разбирающимся в своей душе человеком. Возможно, ваша болезнь заключается в том, у вас ее нет. Тем не менее у меня есть для вас рецепт. Вы возьмете одну книгу из моей библиотеки, прочтете ее в течение месяца и в свой следующий визит расскажете мне о ней…»
Так было примерно написано у Вальзера, только во время съемок мы обнаружили, что во время спешной подготовки не подумали про книжную полку. Так что разбойник получает от доктора сам роман Вальзера. Это был мой немецкий экземпляр. Вероятно, ничего из отснятых материалов не сохранилось, пропав из-за очередных разрушительных импульсов его буйной души.
Дорогой Петр, ты знаешь, что впоследствии между нами возникали еще более сложные ситуации, отягощенные скоростью мелькания идей, к которым мы, возможно, привыкли бы, но которые легко могут перерасти в параноидальные формы, когда ты пытаешься держать под контролем даже то, над чем не властен. Например, ни с того ни с сего, незадолго до моего приезда в Москву ты испугался, что я не приеду и написал мне в ночи отчаянное письмо, смысл которого не до конца остался мне ясен, но я поспешил тебя успокоить, что наша встреча действительно состоится…
Я уже много раз говорил об опасностях, связанных с увлечением виртуальными образами в цифровых электронных медиа. Большая часть человечества ежедневно эмоционально истощается ими, если тяге «гипнотического монстра» — как Пьер Паоло Пазолини называл все «успешное» кино своего времени — не противостоит смелое воображение, а самостоятельные поиски форм будущего духовного киноискусства не защищаются от нивелирования этих поисков со стороны идеологических и экономических ограничений индустрии визуальных развлечений. Этой теме была посвящена моя вторая лекция в МШНК во время визита в Москву в 2018 году.
…Вот уже несколько раз я пересмотрел видео, которое снимала его подруга Надя Захарова, где Петр играет на пианино — я восхищаюсь его внутреннему воображению и тому, как его воля и эмоции ярко проявляются в музыке. И то, что ты вновь смог обратиться к музыке (которую так яростно отринул в юности), было самым правильным решением. Твой друг поэт Вальзер сделал когда-то очень мудрое замечание: «Я что-то упускаю, когда не слушаю музыку, а когда слушаю, то упускаю еще больше. И это лучшее, что я могу сказать о музыке».
Теперь ты живешь в той сфере, что люди называют музыкой. Пробудившись в царстве за рекой, где души могут ощущать переплетение гармоний сфер и мыслей божественных существ и слышать их как музыку. Некоторые ощущают эту музыку чересчур пронзительно, когда несоответствие нашего и духовного мира способно вызвать разрушительный диссонанс. Другие же могут интегрировать свою любовь, которая все более и более становятся симфоническим целым, чьи души еще на короткое время будут связаны с физическим телом, а вскоре разделят с тобой духовный мир. И приведут наши душевные силы в гармонию, чтобы с еще более решительной волей и поэтически вдохновенной силой мысли, возвращаться на Землю в эпоху души сознательной.
Синефилы
Вова Ansha Abdul
Когда увидел новость, что Петер Ремпель умер, сначала даже не верилось. Около пяти лет назад мы с ним пересеклись в каком-то из пабликов вконтакте, и я тогда не знал ни о его показах, ни о его увлечении немецким кино. И только через три года я пришел на его показ швейцарского кино, не подозревая, что ведущий и есть тот человек из моего списка друзей вк.
И уже в рамках чата и показов Кинотеатра «Ноябрь» получилось пообщаться с Петером побольше про немецкое и швейцарское кино, про взгляды на некоторые темы. Помню, как он мне сказал, что уже запутался и искренне не понимает: является ли постиронией то, что я выкладываю и говорю или нет. Тогда я подумал, как круто человек разбирается в настолько нишевом и практически никому в России неизвестном кино. Жаль только, что он так редко приходил в Кинотеатр «Ноябрь», и особенно — что мне не удалось прийти на его киноночь в галерее «Île Thélème» летом. К сожалению, она оказалась его единственной.
Василий Вакуленко. Синефил, физик, создатель киноклуба «Зомби кино круг»
Имею ли я право на слова о человеке, которого толком не знал? Несмотря на общий, как выяснилось позднее, круг общения, мы виделись лишь однажды на его показе в киноклубе «Вертикали». Во время перерыва я отважился подойти к нему что-то уточнить про Хольгера Шукая и, помнится, не получил желаемого ответа. Тихая будничная встреча, как шепот во сне; или же был выходной? В любом случае, я сбежал с середины второго отделения.
Какие-то ключевые вещи видны невооруженным глазом с первого взгляда: ревностный зритель, немногословный эрудит, замкнутый человек.
Какие-то доступны исключительно на подступах: он был музыкантом с консерваторским образованием. В дальнейшем учился у Аристакисяна, продолжительное время тяжело болел, очень любил Калининград и его окрестности, — всю эту информацию я узнал уже после его смерти и от разных людей.
Вспоминаю его неподвижные кисти рук, которые напоминают мне о моей преподавательнице фортепьяно — такие же короткие крупные пальцы, они летали по клавишам с, казалось бы, несвойственным им скоростью и стремительной силой. Могу лишь догадываться о стиле и виде его игры.
Я решился написать этот текст, осознав как много людей, подобно мне, узнают Петра post mortem, и для каждого такое парасоциальное знакомство окажется сделкой с совестью. Но любого человека жизнь когда-нибудь заведет в схожую ситуацию, где придется выступить автором некролога по незнакомцу. Им может оказаться родной человек, друг семьи или близкий, может, коллега, единомышленник. Возможно, вывод который из этого следует сделать единственный — в чужом посмертии все люди незнакомцы и все приходится начинать заново.
Самые горящие — это закономерно самые сложные и непримиримые, самые неудобные, а порой ненужные. Тем не менее племя одержимых ценит гиперфиксации соплеменников.
Если художнику необходимо оставить после себя маркеры творчества, то исследователю достаточно лишь рассеянной вокруг себя страсти
Петя сбегал ото всех. И для работы и в бреду. Оставался одержим ушедшей эпохой. Был впечатлительным. Для кого-то даже впечатляющим. А как известно самобытность неизбежно вызывает уважение. На притворство у человека не остаётся ни времени ни сил. Он всегда находится на грани (не)осознанного изнеможения И в то же время приходится мириться с неутешительным фактом: ранняя смерть подрывает основы личности.
Любимый Петей романтизм в свою очередь чествует иллюзию, солипсическую замкнутость. Подобная страсть рождает ревность и превращает тебя в своего заложника. Человеку в таких состояниях можно подарить лишь одно: освобождение от мифа о нём самом. Было ли решением с его стороны удалить свой культовый паблик «Krautfilm» или же это было очередное наваждение — вопрос риторический. Что-то удалось сохранить, что-то, к сожалению, не подлежит восстановлению.
Но если бы Пете все же удалось уничтожить все свои наработки за почти что десятилетие плодотворной деятельности, это никак бы не умалило его влияния на ближний круг таких же заряженных людей. И если художнику так или иначе необходимо оставить после себя какие-то маркеры его творчества, то исследователю достаточно лишь рассеянной вокруг себя страсти, уже лишенной сопутствующей ей болезненности и на вынужденном отдалении оказавшейся искренней любовью. Его жизненный цикл и есть главная апробация, а Петя был прирожденным исследователем.
Сейчас по прошествии времени меня неизменно мучает лишь одно, вопрос на который не может быть ответа: запомнил ли он ту нашу единственную встречу, встречу с незнакомцем, сбежавшим посреди вечера, который через год напишет его некролог, будет искать слова в память о нем, в память о чем-то, чего не случилось. В целом, довольно романтический концепт, возможно, он даже бы его оценил.
Оставляем список фильмов, переведенных Петром Ремпелем с немецкого на русский в содружестве с переводчиками (София Королева). Список составлен Полиной Трояновой и Родионом Черновым
