Как последние стали первыми
На платформах можно посмотреть сериал «Первый номер» про непростую жизнь простого глянцевого журнала. Об отечественном бомонде, уходящем гламуре и творческих кризисах — Лилия Шитенбург.
Вышедший в декабре на платформе KION сериал «Первый номер» появился в тот момент, когда и об отечественных глянцевых журналах, и о российской журналистике давно забыли. Настолько, что перепутать одно с другим — это уже не невежество и тем более не оскорбление, а просто форма рассеянности. Некоторые реалии, ставшие сюжетной основой «Первого номера», имеют отношение к началу нулевых, остроты, напротив, усилены актуальной полемикой с «новой этикой», стиль… Впрочем, последнее слово редактор зачеркивает и ставит пометку на полях: «Это не стиль, это дизайн». Но кто же за последние двадцать лет агонии традиционных СМИ их не смешивал?!
Вероятнее всего, в московских светских кругах «Первый номер» многих порадовал: в сериале под полупрозрачными псевдонимами собраны узнаваемые персонажи, а ситуации и анекдоты, превращенные в сценарий, наверняка кому-то о чем-то говорят (должен же быть во всей этой затее какой-то смысл?). Для «домашнего видео» продукт получился вполне приемлемым.
Нет никаких гарантий, что целевая аудитория будет следить за героями и перипетиями их взаимоотношений на протяжение десяти серий, а не ограничится аплодисментами и дружеским громовым хохотом, внезапно угадав, что Алена Долина (Ольга Сутулова) — это аватар Алены Долецкой, писатель Римонов (Леонид Ярмольник) — это писатель Лимонов, а главный герой — это, скорее всего, одновременно и Сергей Минаев, автор сценария (совместно с Дмитрием Минаевым), и Эдуард Багиров, чьей памяти посвящено это шоу. Ну не досмотрят, так не досмотрят: последнее, чего ждут от целевой аудитории — это усидчивости. На очередные похороны глянца (его десятилетиями хоронят на «бис», как старого актера из бородатого анекдота) соберутся как раз те, в чьей жизни глянца, прямо скажем, немного, — благо теперь «Первый номер» показывают по телевидению.
«Мы продаем мечту!» — по обыкновению не гнушаясь банальностями, обмолвится кто-то из героев, объясняя суть глянцевых изданий
Сюжет таков: отечественный глянец воет под санкциями (бренды и рекламодатели ушли), авторитетный журнал «Идол» закрывается, но на его могиле владелец (Игорь Верник), похожий на элегантную мумию в подростковой шапке, намеревается открыть другой журнал под скромным названием «Джентльмен». Откуда в Отечестве взяться джентльменам, и о чем вообще делать журнал в этом дивном новом мире, должен догадаться новый главред, которого назначают представители холдинга-совладельца.
На самом деле ничего они издавать не хотят, а спят и видят отжать у человека в шапке дорогущее здание редакции в центре Москвы. Для этого пилотный номер «Джентльмена» должен быть провален (для убедительности). Никто не развалит дело лучше, чем известный циник, алкоголик и бонвиван, задолжавший денег всей светской тусовке, писатель Константин Иноземцев. Он — мастер провалов: провалил собственную карьеру (на заре перестройки выпустил единственный роман «Кома», прославился, и на том и скис), провалил халтуру (друг-режиссер (Павел Деревянко) просит отредактировать сценарий — но, похоже, не барское это дело, сценарии редактировать), провалил отношения с любимой женщиной (Надежда Михалкова). Удачно и то, что глянцевую журналистику этот почетный недотепа не уважает вовсе, в моде ничего не смыслит, в издательском бизнесе — того меньше. Но ему очень нужны деньги — и это уже не просто мотивация, это почти судьба.
Трудовые будни отечественной светской прессы, согласно мнению экспертов, представлены в сериале во всей своей занятной полноте: ивенты, презентации, фуршеты, съемки и показы, редакционные летучки, мелкие дрязги, крупные подставы и т. д. Из сериала мы узнаем, что институт репутации до сих пор существует (видимо, подпольно), что идеи, напротив, закончились, что писатели много пьют (это их отличает от неписателей? Роднит с ними?), что вкусы массам прививают все, кому не лень, и что нарядить дворников и курьеров в брендовые вещички для модной съемки — все еще считается аналогом «хождения в народ», а заодно повышает продажи.
Тут не ирония, тут куда более тонкая игра
«Мы продаем мечту!» — по обыкновению не гнушаясь банальностями, обмолвится кто-то из героев, объясняя суть глянцевых изданий (сериал просто кладезь подобных сентенций). И тут парадокс: «Первый номер», приглашая зрителя за кулисы, давая ему рассмотреть вроде бы неприглядную изнанку блистательного мира, делает то же самое — продает мечту о сложном человеке из простого народа, который плюнул бы всей этой роскоши в ее продажную физиономию (продемонстрировав тем самым моральное превосходство), но при этом доказал бы, что может переиродить ирода, перегламурить гламур и сделать все, как у буржуев, только лучше (продемонстрировав в решающем пируэте профессиональные кондиции). Потому что изнанка сладкой жизни — это тоже сладкая жизнь. Даже если авторам показалось, что они живописуют ад, а их герои всерьез страдают (хотя создатели сериала, надо полагать, особой впечатлительностью не отличаются).
Нагнать драматизма в сюжет про уморительный (вариант для дам — упоительный) мир столичной элиты, оставаясь в границах здравого смысла, невозможно. Здесь требуется приложить художественное усилие. Константин Богомолов в свое время совершил это невозможное — сделал любопытными не нравы, костюмы и интерьеры, а характеры персонажей. Но для этого разнокалиберных содержанок в «Содержанках» он представил не «человечнее», а напротив, — кукольнее, обнажив в героях их не просто аморальную (кого этим сейчас удивишь?!), но антигуманную, механистическую природу. Фирменный режиссерский способ актерского существования решал все. В «Первом номере» от богомоловских «автоматонов» осталась одна Александра Ребенок, играющая ледяную очкастую Зинаиду (если имелась в виду «та самая Зинаида», то в зинаидах авторы сериала вообще не смыслят).
Тот факт, что Иноземцева играет Евгений Цыганов, тоже скорее фантастическая гипербола, чем ирония
Взявшись рулить журналом, Иноземцев сделал из «Джентльмена» «Лампу», пошел в подмастерья к Алене Долиной (а та взялась ему помогать), и принялся искать среди гламурной мишуры вневременные ценности (нашел — почему-то — Высоцкого, но никого не убедил), а среди бездарных и подлых бездельников-подчиненных — тех, кто может работать. Олдскульная «Лампа», сразившись с инфантильной некомпетентностью и профессиональной завистью, надев на дворников вещички от кутюр и провозгласив своей религией азбучные истины (вместе с их богами), битву за первый номер выиграла. Победитель, как водится, не получил ничего, кроме увольнения.
Десять серий из этого сюжета доставались с трудом: процесс принятия решений, рабочая стратегия и тактика и в самом деле могли бы быть занятными (как в любой сфере), но «Первый номер» не стоит путать с «Безумцами» (теми, которые Mad men) — в России слишком многое решает случай и манера авторов «подсуживать» любимым персонажам. В победе дилетанта над скомпрометированными профессионалами решающими аргументами стали незамысловатые личные вкусы писателя Иноземцева, его презрение к позерству и конвенциям, привычка называть лопату лопатой, а все остальное — тоже лопатой, потому что лопата — честная нужная вещь. Какие-то очки он заработал на «теплой ламповой» мизогинии, гомофобии, неприятии новомодного пафоса и нежной привязанности к задушевной советской пошлости, такой уютной, замахрившейся.
Слово «ирония», которое часто используют, говоря об этом сериале, мне представляется ущербным. Тут не ирония, тут куда более тонкая игра. Вот, к примеру, друзья Иноземцева и сам он называют его «великим писателем земли русской» (возможно — в одно слово с маленькой буквы). Иронично? Еще бы! Это значит, что герой как бы не всерьез относится к своему титулу — какой хороший, скромный человек! Но если эту ироничную фигуру речи применяют несколько раз за серию? А если десятки раз за сериал? То ирония обращается против самой себя, оказываясь классическим «унижением паче гордости». А ведь если прославивший Иноземцева роман «Кома» хоть несколько, хоть в маленькой черточке схож с романом «Духлесс», то тут не только о «величии», но и о самом писательстве говорить решительно невозможно, хоть с иронией, хоть без.
К тому же и тот факт, что Иноземцева играет Евгений Цыганов, тоже скорее, фантастическая гипербола, чем ирония. Один из самых важных актеров нашего времени, чья «унылая физиономия» (это цитата) не раз оказывалась превосходной маской для его Мастеров — выдающихся писателей и режиссеров? Наш доморощенный Мефисто в «Минуте тишины» и прочих «Мертвых душах» (со всеми сложными коннотациями вплоть до Грюндгенса)? Тот самый Цыганов, который в дни выхода «Первого номера» играл Туллия в собственной постановке «Мрамора» Бродского, — воплотил «альтер-эго» светского персонажа самых скромных достоинств в его, персонажа, собственном сценарии?
А «Лампа», простите, не треснет?
Читайте также
-
Кафка смотрит на взрыв — «Твин-Пикс», третий сезон
-
Обладать и мимикрировать — «Рипли» Стивена Зеллиана
-
Альтернативная традиция — «Звуковой ландшафт»
-
«Когда возник Петербург, всё сложилось» — Дарья Грацевич и Карен Оганесян о «Черном облаке»
-
Страх съедает Сашу — Разговор с Александром Яценко
-
«Ковбой из Копенгагена» Николаса Виндинга Рефна — Wanna Fight?